огрызаясь и лязгая зубами. Вот таким-то порядком летели мы над песком, а львы изо всех сил старались сделать так, чтоб мы вовек не забыли про нашу встречу с ними. А тут еще и другое непрошеное зверье явилось, — ну и поднялась там внизу такая свалка, что только держись.
Тут мы поняли, что наш план никуда не годится — таким аллюром нам от них ни за что не уйти; да и не мог же я вечно на лестнице висеть. Том задумался на минуту, и его осенила новая мысль — пристрелить льва из профессорского пистолета, а самим улететь, пока остальные будут драться над его тушей. Так мы и сделали: остановили шар, убили льва — и полетели дальше. Покуда звери дрались между собой, мы отошли на четверть мили, но только Том с Джимом успели втащить меня наверх, глядь — вся шайка уже снова тут как тут. Видят они, что им теперь ни за что до нас не добраться, — вот они и уселись на задних лапах и, задрав головы кверху, стали посматривать на нас с жалостным видом. Просто сердце разрывалось, на них глядя.
Караван
Я совсем ослабел и мечтал только об одном — добраться поскорее до своей постели и прилечь. Так я и сделал. Но разве в таком пекле человек может прийти в себя? Том скомандовал поднять шар выше, и Джим взял курс в небо.
Нам пришлось подняться почти на целую милю вверх, прежде чем мы наткнулись на подходящую погоду. Здесь, наверху, дул приятный свежий ветерок, было совсем не жарко — в самый раз, и вскоре я почувствовал себя лучше. Том Сойер сидел тихо и размышлял про себя. Вдруг он как вскочит:
— Я знаю, где мы! Держу пари на тысячу против одного, что мы попали в пустыню Сахару! Это ясно как божий день.
Он так разволновался, что не мог усидеть на месте. Я, наоборот, был совершенно спокоен.
— А где эта Сахара? В Англии или в Шотландии?
— Не тут и не там. Она в Африке.
У Джима сразу глаза на лоб полезли, и он с интересом стал смотреть вниз — ведь отсюда произошли его предки. Ну а я так не мог этому поверить. Понимаете, не мог, — получалось, что уж слишком далеко мы заехали.
Том был в восторге от своего открытия, как он выразился. Песок и львы ясно доказывают, что мы попали в Великую пустыню. Он сказал, что еще до того, как мы увидели землю, он мог догадаться об ее приближении, если б только принял во внимание одну вещь. Мы спросили, что он имеет в виду, и он сказал:
— Вот эти часы. Это хронометры. Про них написано во всех книгах о морских путешествиях. Один хронометр идет по гринвичскому времени, а другой — по времени Сент-Луиса, как мои часы. Когда мы выехали из Сент-Луиса, то на моих часах и на этом хронометре было четыре часа дня, а гринвичский хронометр показывал десять часов вечера. Известно, что в это время года солнце заходит около семи часов. Вчера вечером, когда садилось солнце, я заметил, что гринвичский хронометр показывает половину шестого, а по моим часам и по второму хронометру было половина двенадцатого утра. Итак, в Сент-Луисе солнце вставало и садилось по моим часам, а гринвичский хронометр спешил на целых шесть часов. К тому времени мы уже улетели так далеко на восток, что до захода солнца по гринвичскому времени оставалось всего каких-нибудь полчаса, а мои часы уже отстали больше чем на четыре часа с половиной. Это значит, что мы тогда приближались к долготе Ирландии, и очень скоро достигли бы ее, если б только держали правильный курс. Но в том-то все дело, что курс у нас был неверный. Да, сэр, мы просто неслись в воздухе по направлению на юго-восток, и, по-моему, мы теперь в Африке. Взгляните на эту карту. Видите, что левый бок Африки вытянулся на запад? Вспомните, с какой скоростью мы летим. Если б мы шли прямо на восток, мы бы уж давно Европу пролетели. Теперь постарайтесь не прозевать полдень. В полдень мы все встанем, и когда наша тень исчезнет, то на гринвичском хронометре будет почти ровно двенадцать. Да, сэр, я уверен, что мы в Африке, и это здорово!
Джим все это время глядел вниз в подзорную трубу. Он покачал головой и проговорил:
— Масса Том, мне кажется, тут что-то не совсем так. Я до сих пор ни одного негра не видел.
— Не важно, они в пустыне не живут. А что это там такое? Дай-ка мне трубу.
Он долго приглядывался и наконец сказал, что видит длинную черную ленту, которая тянется по песку, но не может разобрать, что это такое.
— Ну вот, — говорю я, — теперь ты, может, и узнаешь, где находится наш шар. Ведь это наверняка одна из тех линий, что нарисованы на карте. Те самые, которые ты называешь меридианами. Стоит нам только спуститься вниз и посмотреть, какой у нее номер, и…
— Ох, и болван же ты, Гек Финн! Ты что же думаешь — меридианы протянуты по земле?
— Том Сойер, они нарисованы на карте — ты это отлично знаешь; вот они — возьми сам и посмотри.
— Разумеется, они нарисованы на карте, но это ничего не значит — на земле их нет.
— Том, ты это точно знаешь?
— Конечно знаю.
— Стало быть, эта карта опять соврала. В жизни не видывал такого вруна, как эта карта.
Тут Том рассвирепел, я рассердился, ну и Джим тоже приготовился высказать свое мнение. Еще минута — и мы снова принялись бы спорить, но в этот самый миг Том уронил подзорную трубу и как сумасшедший стал хлопать в ладоши и вопить:
— Верблюды! Верблюды!
Я схватил подзорную трубу, Джим тоже, и мы стали глядеть. Однако я сразу же разочаровался и сказал:
— Сам ты верблюд! Это же пауки!
— Пауки? В пустыне? Осел несчастный! Процессия пауков? Ты когда-нибудь думаешь, что говоришь, Гек Финн? Да только, по-моему, тебе и думать-то нечем. Разве ты не знаешь, что мы поднялись на целую милю вверх, а до этой цепочки, что ползет там внизу, еще мили две или три? Пауки — как бы не так! Пауки с корову величиной! Может, ты спустишься вниз, чтоб их подоить? Но все равно, это верблюды. Это караван — вот что это такое, и не меньше мили длиной.
— Ну, раз так, давай спустимся и поглядим. Не верю я в это, и не поверю, покуда сам не увижу.
— Отлично, — говорит Том и тут же дает команду снижаться.
Спускаясь по косой вниз, к жаркой погоде, мы увидели, что это и в самом деле верблюды. Они тянулись бесконечной цепочкой, и на каждом были навьючены тюки. А еще мы увидели людей — несколько сот человек в длинных белых балахонах. Головы у них были повязаны чем-то вроде шалей с кистями и бахромой. У одних были длинные ружья, у других — ничего, некоторые ехали верхом на верблюдах, другие шли пешком. А жарища-то —* настоящее пекло! А. как медленно они тащились! И вдруг мы остановились в какой-нибудь сотне ярдов над их головами!
Тут они все как завопят! Некоторые бросились ничком на землю, другие начали палить в нас из ружей, остальные кинулись врассыпную, верблюды за ними.
Когда мы увидели, что причиняем им одни неприятности, то сразу же поднялись на милю вверх, к прохладе, и опять стали наблюдать. Целый час ушел у них на то, чтобы собраться и снова составить свою процессию. Затем они опять двинулись в путь, но в подзорную трубу нам было видно, что они все время следят за нами, — ну а мы летим себе, поглядывая на них в свои подзорные трубы. Вдруг мы увидели большой песчаный холм. За холмом как будто копошились люди, а на верхушке вроде бы лежал человек. Он то я дело поднимал голову, словно следил за чем-то — не то за нами, не то за караваном, мы никак не могли разобрать. Когда караван подошел поближе, человек быстро сполз на другую сторону холма и кинулся к остальным людям — это и в самом деле были люди, и притом с лошадьми, — и мы увидели, как они вскакивают на лошадей и несутся, словно на пожар. Одни были вооружены копьями, другие — длинными ружьями, и все вопили благим матом.
