у кого из примерно тридцати присутствующих поборников трезвости можно было взять интервью. Некоторых привлекала сама возможность быть показанным по телевидению. А представитель мэрии и директор программы окружного шерифа «Ни-ни за рулем» очень хотели дать интервью. Как обычно, во время нашего тура люди охотно шли на контакт, собирались вокруг камер, заворожено смотрели на Владимира, с радостью соглашаясь стать его собеседниками. Но когда я все-таки нашел окружного прокурора, он поначалу не был расположен к интервью. Это был крупный симпатичный мужчина, ростом под 190. Его иссиня-черные волосы были зачесаны назад, глаза спрятаны за солнечными очками. Он был одет в белую рубашку, выпущенную поверх черных брюк, и ковбойские сапоги. Я подумал, что он индеец, но оказалось, метис. Он рассказал, что его мать была чистокровная навахо, а отец наполовину ирландец, наполовину шотландец. В США должность окружного прокурора выборная, на нем лежит ответственность за наказание преступников. Окружной прокурор индеец или метис — большая редкость. Я объяснил ему цель нашего проекта и что скорей всего наш фильм покажут как в США, так и в России. И в конце концов прокурор согласился говорить на камеру. Когда Владимир спросил его, что для него значит быть американцем, он сказал: «Я горд, что я американец. Но особенно я горжусь моими предками, которые боролись с федеральным правительством. Теперь у нас есть наша земля. Но у нас ее бы не было, если бы мы не боролись за наши права». После интервью я подошел к прокурору поблагодарить его. Он был более дружелюбен, чем вначале. Глянув на мою визитку, он сказал: «Вы знаете, Кан — это индейская фамилия. У нас полно Канов среди навахо».
Чтобы доехать из Нью-Йорка в Геллап, наша команда использовала систему GPS-навигации, и та почти все время работала превосходно. Однако если предположить, что приборы могут чувствовать, то GPS, должно быть, испытывала неприязнь к городам. В Чикаго система работала с точностью приблизительно до четырехсот метров, а так как длина кварталов часто не превышала ста метров, это создавало проблемы. Несколько раз нам приходилось ездить по кругу, пока GPS рассуждала, какой дорогой нам поехать. Словно насмехаясь над нами, навигационная система объявляла о необходимости съезда с магистрали, например, тогда, когда наша первая машина находилась в крайнем левом ряду, примерно метров за пятнадцать от съезда. В больших городах эти издевательские подсказки GPS вынуждали нас прибегать к экстренному торможению, неожиданным рискованным перестроениям в транспортном потоке. Понятно, какие крики и брань раздавались из нашей второй машины, следовавшей за первой. Я не набожный человек, но под конец турне вынужден был заключить, что только божественное вмешательство сохранило жизни нашей команде.
Продюсер Алена Сопина еще из Москвы заранее договорилась о местах съемки. Одно из них — торговый центр в Геллапе. И вот в обед мы отправились туда на съемки. Мы не знали, где находится центр. Вместо того чтобы еще в мотеле спросить, как туда проехать, водитель нашей первой машины понадеялся на GPS. В конце концов, если как нить Ариадны она провела нас через две трети страны, наверняка она сможет найти и этот центр! Наш караван из трех машин выехал к пересечению с автомагистралью. Был выбор — ехать на восток или запад. Так как мы были в западном конце города, а деловой квартал был на востоке, логика подсказывала, где мы сможем найти торговый центр. Но GPS все еще раздумывала. Первая машина остановилась прямо посреди дороги, напротив виадука, ведущего на запад. К нашему облегчению, спустя двадцать секунд машина развернулась и направилась к выезду на восток, но вскоре опять остановилась. Еще один разворот к выезду на запад, еще одна остановка, еще разворот, и в этот раз мы выехали на магистраль, направляясь на восток.
С автомагистрали было три съезда на Геллап, и, когда мы проехали средний, стало понятно, что мы используем следующий съезд к восточной части города. Но мы его не использовали. GPS повела нас в пустыню. Это было по меньшей мере странно, так как торговые центры по логике все-таки должны находиться в деловых районах городов. Не верилось, что торговый центр Геллапа построен посреди пустыни. Более того, проезжая по этой же дороге два дня назад сюда из Колорадо, никто из нас не видел ничего похожего на торговый центр на огромном пустынном пространстве, слегка скрашенном редкими камнями и колючками. Далеко впереди лишь поблескивала на солнце металлическая крыша какого-то одинокого сарая.
Владимир взял рацию, которой мы пользовались для внутренней связи, и тактично спросил водителя первой машины, уверен ли он, что мы правильно едем. «Да, — ответили нам, — мы следуем указаниям GPS». «И сколько еще ехать?» — спросил Владимир.
Последовало молчание, затем раздался странный ответ: «Пятнадцать и четыре километра».
Можно было допустить, что центр находится где-то там, например в индейской резервации, но мы просто его не видим.
Мы проехали еще минут пятнадцать.
Я взял рацию: «Сколько еще до центра?»
Пауза. «Тридцать пять и девять километра».
Владимир выпучил глаза и потянулся за рацией. Прежде чем мы что-либо успели сказать, первая машина развернулась и поехала в сторону Геллапа.
Наконец, не выдержав, мы позвонили в торговую палату, и нам указали путь до торгового центра. Оказалось, что от нашего мотеля до него было меньше двух километров!
Думаю что, возможно, GPS просто хотелось прокатиться в пустыню.
Я должен признать, что не люблю торговые центры, они представляют собой крайнее выражение потребительского безумия. В них я начинаю страдать клаустрофобией. Воздух здесь спертый и искусственный, свет странный, неживой. И некуда бежать: везде кипит торговля. Сотни бродящих туда-сюда людей сливаются в одну потребительскую толпу. Я думаю, такой будет жизнь на Марсе, когда его колонизируют торговые корпорации.
Когда Ильф и Петров были в Америке в 1935 году, торговых центров еще не было и в помине. Не было их и в пятидесятые, и, наверное, в шестидесятые. В те годы, когда мы отправлялись с родителями за покупками, то шли от магазина к магазину. Тогда я об этом не думал. И эти переходы из магазина в магазин, столь неудобные и бесполезные с современной точки зрения, почему-то запомнились мне как неотъемлемая частичка тех старых добрых времен.
Приятная молодая женщина, представлявшая корпорацию, владевшую торговым центром, проводила наших операторов внутрь. Она сообщила, что у нас есть два часа на съемку и что мы не должны мешать покупателям. Она отвела нас на середину зала и очертила точные границы того, что нам дозволено снимать.
Преодолевая свою антипатию к торговым центрам, я стал осматриваться. И ничего не понимал: большинство посетителей этого потребительского рая были коренными американцами. Это повергло меня в настоящий шок.
В пятидесятые, когда я был мальчиком, нас щедро потчевали вестернами, ковбойско-индейскими фильмами и телешоу. Такие истинно американские герои, как Джон Уэйн, Генри Фонда, Гарри Купер, на экране воевали с дикарями-индейцами. Индейцы были плохими. Хотя, впрочем, иногда проскакивала парочка хороших. В кино дикари почти всегда погибали. Мальчишками мы играли в ковбоев и индейцев, охотясь друг на друга из водяных игрушечных пистолетов. Никто не хотел играть дикаря.
Мои родители были социалистами, отстаивающими идеи равенства людей и социальной справедливости. Меня учили, что с коренными американцами обошлись несправедливо и жестоко. Поселенцы и армия обращались с ними как с дикими животными, сгоняли их с исконных земель и даже истребляли физически. Такой взгляд на американскую историю широко распространился позже, в семидесятые, тогда же пропали и фильмы с ковбоями и индейцами. Росла озабоченность состоянием экологии, и коренных американцев начали изображать не как дикарей с томагавками, а как мудрых, достойных людей, живших в согласии с природой, представителей самобытной культуры. В восьмидесятые многие американцы уверовали в то, что индейское отношение к природе поможет решить некоторые проблемы, стоящие перед современным технократическим обществом.
За шестьдесят с лишним лет моей жизни я не раз встречался с индейцами. В пятидесятых, на школьных каникулах, мы туристами посетили резервации навахо и зуни в Нью-Мексико. И немного погостили у народа таос. Я не знал ничего о культуре коренных американцев. В двадцать лет я прочел об Иши, последнем индейце из племени яна. Это племя тысячелетиями жило в предгорьях Сьерры в Северной Калифорнии. Охотники и собиратели, они так и не научились разводить лошадей. Этот народ был уничтожен
