другой стоял и смотрелся в зеркало. На этой фотографии был еще один мужчина. Я вдруг понял, что это мистер Лански, только полвека назад.
— Это, должно быть, ваш сын? — спросил я.
Мистер Лански поднял глаза:
— Я продал Элвису его первый и его последний костюм.
Мистер Лански рассказал мне, что сразу после Второй мировой войны он занялся отцовским бизнесом. Сначала они продавали армейскую одежду, вернее, то, что осталось после войны, — брюки, сюртуки, головные уборы. А уже в начале пятидесятых они стали продавать новую хорошую одежду, сначала ее покупали в основном чернокожие.
«Элвис в то время работал в театре, и, бывало, в перерыве он заглядывал в магазины на Биил-Стрит. Ему нравилась хорошая одежда. Иногда он заходил в храм послушать церковную музыку. У него тогда совсем не было денег. Однажды Элвис купил рубашку за пятнадцать долларов, тогда, в пятидесятые, это было дорого. Неделю спустя он купил еще одну и радостно сообщил, что собирается ехать на шоу Эда Салливана в Нью-Йорк, и ему нужна красивая одежда.
Я все показал ему, назвал цены.
— У меня нет таких денег, — сказал он.
— Да у тебя проблемы, парень. Но, я думаю, мы решим это. Как только у тебя появятся деньги, ты рассчитаешься со мной. Только не заставляй меня бегать за тобой.
— Хорошо, — сказал Элвис и сдержал обещание».
Я объяснил суть нашего проекта мистеру Лански и спросил, сможет ли он дать интервью. После звонка своему сыну он согласился. Спустя час мистер Лански рассказывал нам об Элвисе и о том, как он начинал свой бизнес.
— В чем секрет успеха вашего дела вот уже в течение шестидесяти лет? — спросил я.
— Я очень много работаю. А еще я предугадываю желания клиентов. В магазине вы должны купить самую лучшую, модную вещь. А самое главное, вы должны понимать, для чего именно она вам нужна.
— Вероятно, утки, живущие в отеле, делают вам бизнес.
Он поднял бровь.
— Ну конечно, ежедневно у нас собирается человек двести — триста. И если ты упустишь своего покупателя, это твоя вина.
Я попросил его закончить фразу: «Для меня быть американцем значит…»
— Просто жить. Принимать жизнь такой, какая она есть, — ответил мистер Лански.
— У Соединенных Штатов устойчивая экономика, и они политически сильны в мире. Как вы считаете, каким образом мы можем это использовать? — спросил я.
Он быстро ответил:
— Будь просто хорошим человеком. И все будет отлично. Если ты нравишься людям, они будут возвращаться к тебе. Это на самом деле так. Все эти войны — «bullshit».
На карте Соединенных Штатов штат Теннесси занимает не так много места. Мы проехали по нему на машине с востока на запад, а это ни много ни мало шестьсот пятьдесят километров.
Мы довольно долго ехали, прежде чем нашли место, где можно поесть. По дороге ресторанов не было, и мы заехали в небольшой городок, где нашли кафе с неоновой вывеской. Мы зашли внутрь и увидели небольшие кабинки с мягкими сидениями, покрытые красным винилом. Шесть столов занимали остальную площадь помещения. Рядом с барной стойкой сидел кассир. Это было настоящее американское кафе в стиле шестидесятых.
Владимир улетел в Вашингтон на интервью, а Иван Ургант — в Москву, на телевизионное шоу. На ужин собралось человек десять. Напротив меня, за другим столом, трое мужчин пили кофе. Одному из них было около шестидесяти, он был полноват, одет в рубашку с короткими рукавами и бейсбольную кепку. Мужчина вероятно любил приходить сюда вечером немного поговорить и выпить кофе. Рядом с ним сидел молодой человек с взъерошенными волосами и бородкой. Он был бледен, под глазами обозначились темные круги. На другом конце стола за мной наблюдал небритый мужчина в рабочем комбинезоне и соломенной шляпе. На вид ему было лет сорок. Он холодно смотрел на нас.
Я кивнул им.
— Как дела?
Они кивнули в ответ, и пожилой мужчина полюбопытствовал:
— Откуда эти парни?
— Я из Монтаны, остальные из России.
— Из России? — все трое повернулись в нашу сторону.
— Мы — съемочная группа, снимаем документальный фильм об Америке, путешествуем по всей стране. Сорок дней мы были в дороге.
Мужчина постарше задавал вопросы, расспрашивал о нашем путешествии. Я рассказал им о путешествии Ильфа и Петрова.
— Видели что-нибудь особенно интересное? — спросил он.
— Да. Много всего интересного. Я думал, что знаю свою страну. Оказалось, это не так. Я увидел то, о чем и не подозревал раньше.
— Например?
Я немного подумал.
— Например, мы были в Пеории. Там стоит памятник Абрахаму Линкольну, в натуральный рост человека. И когда ты встаешь рядом, то вдруг понимаешь, что он был обычный нормальный человек.
Мужчина понимающе закивал. Через секунду мужчина в комбинезоне произнес: «А мне не нравится Линкольн».
Он говорил это медленно, тяжело роняя слова, глядя мне прямо в глаза.
За всю мою жизнь я никогда не слышал, чтобы кто-то сказал такое. Но я научился за много лет, работая с простыми людьми, говорить так же медленно, как они.
«Что ж, а мне нравится».
Мы уставились друг на друга. На что он способен, я не знал, но меня это не сильно беспокоило. Это был его вызов.
Пожилой мужчина обронил: «А мы попадем на ТВ?»
Валерий обернулся и предложил взять у них интервью. Я был все еще рассержен, но согласился.
«Мы опрашивали многих людей по всей стране, — сказал я, — просили их рассказать об Америке. Мой директор интересуется, готовы ли вы поговорить с нами перед камерой».
Пожилой мужчина сказал, что ему нужно идти, остальные кивнули. Хозяйка кафе и ее друзья проявляли все это время любопытство, и я предложил им присоединиться к нам. Они присели рядом. Я протянул руку мужчине в рабочем комбинезоне: «Брайан Кан». Он пожал мне руку в ответ и сказал с тяжелым южным акцентом: «Клем Джексон», потом кивнул на молодого парня: «Это мой сын».
Пока устанавливали камеры, я задал Клему Джексону несколько вопросов. Клем родился и вырос в этой части штата Теннесси, женат, у него 11 детей. Чем он только не занимался — работал плотником, на строительстве ограждений, лесорубом. Молодой парень — его старший сын, они часто работают вместе. Я спросил, где они живут.
— Недалеко отсюда, — он показал направление движением головы.
Я задал несколько вопросов и хозяйке кафе. Ей было немного за сорок, она приехала из другого города, купила это кафе и открыла свое дело. Женщина была настроена очень дружелюбно.
Я попросил Клема Джексона закончить фразу: «Быть американцем для меня значит…»
Он подумал немного.
— Быть свободным. Делать, что хочешь.
— Как насчет остальных?
Они все согласились.
Я рассказал им, что большинство людей, с которыми мы разговаривали, говорили то же самое.
— Позвольте мне задать вам следующий вопрос. Как вы думаете, должны быть законы, ограничивающие персональную свободу, и если да, то в чем именно?
