им с тобой было бы интересно.
А это надо было только выучить или же прочитать.
Я немедленно научился читать и стал читать все подряд. Я читал о путешествиях, приключениях, о дальних странах, о вулканах, о водопадах, о животных и растениях, о Земле, о Солнце и других планетах.
Я читал о великих открытиях.
Когда я читал, я попадал в удивительный мир. Я дрался вместе с Томом Сойером и дружил с Гекльберри Финном; я мчался сквозь дебри Африки, я плыл вместе с Колумбом и Васко да Гама; я бился вместе с русскими витязями на Калке и стоял под стрелами вместе с героями Трои; я замерзал, я тонул, я задыхался, я болел, меня трясло в лихорадке, и все это вместе с героями Жюля Верна.
И все это только ради того, чтобы со мной было интересно разговаривать и дружить.
Все это во имя дружбы.
Это феерия. Это натуральная феерия – все движется, кружится, блистает, говорит в мегафон.
И фонтаны. Всюду фонтаны – посреди фонтаны, и пожарный катер задрал свои брандспойты вверх и тоже превратился в фонтан. И потом эти парусники, некоторые даже с красными парусами – и все это кружится, кружится, кружится по Неве, а потом и представление началось: на катерах многие быстро гонялись за многими.
Вот какой у нас праздник. В девять чтоб все были готовы, и в двенадцать началось. Праздник Военно- морского флота.
Сам флот, от греха, конечно, убрали подальше, где-то за мост лейтенанта Шмидта, но некоторые корабли, например катер, вроде бы даже командующего Балтийским флотом – «Победа», прорвались и в празднике участвовали, ради чего оный катер даже запалил у себя на юте дымовые шашки.
Правда, загорелись не только они, а еще там чего-то, отчего дым повалил совсем черный, и матросики бегали по палубе с огнетушителями и тушили, тушили, тушили, и потушили-таки, сердешные; а потом тот же катер «Победа» направился к крейсеру «Аврора» – прямо в правый борт, намереваясь пришвартоваться, затем последовал небольшой удар – народ чуть не выпал, то есть «Концы и кранцы с правого борта приготовить!»
И с помощью такого слова, как «Блядь!», а также концов и кранцев с правого борта – пришвартовались наконец.
А еще, чтоб смягчить удар, все матросики на катере на правом борту дружненько выставили по одной своей ножке, чем и уперлись в борт «Авроре».
Сам легендарный крейсер почти не пострадал, разве что слегка только краску ему поцарапали.
Вот такие чудеса воссоединения двух кораблей, в чем участвовали все подряд – еще и два капитана первого ранга – один на катере, другой на крейсере.
То есть праздник удался.
А все эти мелкие неприятности, я считаю, только от названия.
Вот что такое слово «Победа»? «Победа» – это то, когда одерживают вверх над бедой.
А чтоб над ней вверх одержать, надо, чтобы беда сначала приключилась.
Вот назови корабль как-нибудь этак «Флаг» или «Гюйс» – и ничего не будет, уверяю вас.
А вот когда его называют «Буревестник» – то жди потом приключений.
Кстати, у нас есть специальный показной корабль с таким названием. Он президентов должен выкатывать. И на саммите он должен был катать высоких гостей, но не завелся. Что-то там с дизелем. Подозревали саботаж и диверсию, но приехали умные ребята и разобрались – не хочет заводиться. И повезли тогда всех, говорят, на все той же «Победе».
Да! А на празднике этом, что вот только что в феерию превратился, «Буревестник» – красивый, как из Лондона, – должен был все это возглавить, но (вспомним про название) только накануне вышел, чтоб, значит, возглавить, как тут же врезался, впилился куда-то и все себе красивое спереди снес. Так что в док поставили. Что ни праздник – то кто-то в доке ошивается. Просто традиция такая.
Словом, приключилась красота, и по телевизору все это показали.
Коля говорит, что мои обсценизмы разрывают текст и тем самым усложняют структуру, а все потому, что я часто действую как поэт.
Слова привлечены друг к другу не по принципу смысла, но по принципу валентности. Всегда выясняется: могут ли слова совпасть. Все слова означены. Они имеют равную температуру.
И в этом случае обсценизмы энергетизиру-ют фразу. Они ее раскручивают. В этом месте могут полететь искры.
Эта страна стоит на голове. Когда все остальные стоят на ногах – они стоят на ногах, и уже очень давно – эта страна стоит на голове. И ей всегда нужно время для того, чтобы она успела перевернуться и встать на ноги. Поэтому Россия всегда проигрывает начало войны. Ей нужно время, чтоб перевернуться.
А потом маховик раскручивается – все уже на ногах, начинаем воевать.
Я сказал Коле, что мы очень похожи на немцев. Только мы немцы со знаком минус. Коля подумал и сказал: «С тремя минусами!»
Как на флоте разделяется моральное и аморальное?
Аморальным у нас считается воровство, предательство, доносительство.
Подхалимство? Меньше. Холуйство из области обыденного.
Дисциплина позволяет скрыть аморальное?
Да! Конечно! Безусловно!
Она для этого существует и поддерживается так абсурдно. Конечно да.
Потому что предполагается, что начальник – это такое чистое существо, и помыслы его тоже чисты, и надо очень стараться, чтоб из грязного существа, каким ты и являешься по сути на этой ступеньке служебной лестницы, дорасти до начальника – существа безусловно чистого и непорочного.
То есть если начальник (чистое существо) тебе приказал, то это сама родина с тобой говорит подобнейшим образом.
То есть тебе приказала родина – никак иначе.
То есть обличение начальства в делах его неблаговидных (все это тебе кажется, безусловно) – это измена родине – вот ведь в чем вся штука.
Но потом вдруг всем становится ясно, что начальник:
а) нечистое существо,
б) он еще и приворовывает.
А потом еще оказывается, что он и вообще глупый.
То бишь (поем высоким голосом) тра-ге-ди-я.
Маленького Сашку оставили вместе с посторонней бабушкой. Они с ним смотрят в окно на проходящие мимо электрички.
– Титичка! – кричит Сашка в полном восторге. Он очень любит электрички.
– Птичка? – откликается бабушка.
– Титичка! – говорит ей Сашка и от нетерпения просто прыгает на месте.
– Тетечка? – не унимается бабушка.
– Титичка! – строго говорит Сашка и смотрит на нее подозрительно.
– Лисичка? – снова вступает в разговор бабушка.
– Не буду с тобой разговаривать! – надувает губы Сашка.
«Росси-Растрелли, Росси-Растрелли!» – это я иду по улице Росси в Петербурге и про себя повторяю: «Росси-Растрелли!»
А все потому, что таблички на зданиях, построенных этими архитекторами, встречаются мне на каждом шагу.
Здорово.
И здания стоят на месте и поражают.
А еще были Трезини и Монферран, Витали, Шлютер, Кваренги, Клодт.
А были еще Чевакинский, Стасов, Захаров, Старов, Баженов, Бренна, Пименов, Ворони-хин, наконец, и
