Потом он закрыл бюро, оставив свет включенным. Все должны думать, что он еще работает.
Узкую полевую дорогу, которая вела к дому синьоры, он нашел сразу. Было двадцать минут десятого, когда он припарковался. Марчелло загнал машину как можно дальше в кусты, чтобы никто не заметил ее с дороги. Стемнело, но у него был карманный фонарик. В туфлях на тонкой кожаной подошве ему приходилось идти медленно и осторожно. Несколько раз он наступал на колючки, разорвал брюки о заросли ежевики, ветки деревьев били его по лицу. «Что я здесь делаю? – спрашивал он себя. – Я ночью пробираюсь через лес к клиентке и обманываю свою жену? Зачем все это, собственно?»
Чувство недовольства собой еще усилилось, когда ниже террасы, на которой он сейчас стоял, Марчелло заметил крышу небольшого дома.
Он глубоко вздохнул и начал спускаться. Из окна кухни пробивался слабый луч света. Марчелло видел, что синьора сидит возле стола и читает книгу. На ней был тонкий шелковый утренний халат, и она сидела, закинув ногу за ногу. Марчелло заметил, что под халатом на ней ничего не было.
Он затаил дыхание. Сердце его билось как бешеное. Еще было время повернуть назад, а утром позвонить ей, извиниться за то, что не пришел, и согласовать новый срок визита. Но ситуация будоражила его. Все было абсурдным и нереальным. Темный лес вокруг, тишина, одиночество и почти голая женщина, которая пригласила его под каким-то предлогом. У Марчелло возникло ощущение, что перед ним открывается самое большое приключение в жизни, и он постучал в дверь.
– Войдите! – воскликнула она высоким радостным голосом.
– Permesso? [13] – сказал он и вошел в дом.
– Как мило, что вы пришли! – Она подала ему руку. – Садитесь и выпейте бокал вина со мной. Потом я покажу вам дом.
Она наполнила два бокала из уже открытой бутылки и подала ему один.
– Salute! [14]
– Salute, – прошептал Марчелло и выпил. Его руки дрожали.
– Какой прекрасный май! – сказала она и покрутила бокал в руках. – Вы слышите, как стрекочут цикады? Даже сейчас, в темноте. И это в мае! Как удивительно! Обычно пение цикад начинается в конце июня, когда уже летают светлячки. Вы тоже обратили на это внимание?
– Нет, – сказал он, и сам себе показался глупым мальчишкой. – Я не обращаю внимания на такие вещи, даже когда вечером сижу на своей террасе. Нет, мне это не бросилось в глаза.
– Ничего, – ответила она улыбаясь. – Зато здесь, в тишине, очень хорошо слышны звуки природы.
– А вы не боитесь? Одна… А если что-то случится? Здесь вам никто не сможет помочь.
– А что может случиться? – Она засмеялась. – Я боюсь лесного пожара. Если лето снова будет жарким и сухим, а гуляющие будут всюду бросать окурки… Вот этого я боюсь. Поэтому и хочу как можно скорее застраховать дом. А так… Нет, я не боюсь. Наоборот, мне кажется, что этот спрятанный в лесу дом – самое безопасное место на земле. Мне больше нравится здесь, чем в маленькой квартире в Риме, Палермо или Неаполе.
– Возможно, вы правы, – сказал он, – но для женщины это все же необычно.
– Может быть. – Она одним глотком выпила свое вино, поставила бокал и встала. – Идемте. Давайте проведем маленькую экскурсию. Значит, здесь кухня, как вы сами видите. У меня тут всего немного. Плита, маленькая печка, посуда. Я здесь не для того, чтобы готовить. И конечно, не буду приглашать сюда гостей на обед. А здесь, – она открыла дверь в соседнюю комнату, – мой маленький склад. Немножко инструментов, чуть-чуть продуктов, больше ничего. В конце концов, мне нужно иметь хоть небольшой запас, поскольку отсюда до следующего магазина Alimentari [15] довольно далеко.
– Это точно. – Марчелло постепенно расслабился.
– Идемте наверх.
Она пошла впереди него по узкой винтовой лестнице, и у него закружилась голова от аромата, когда он направился следом.
В гостиной были только два удобных кресла, полка для книг, маленький письменный стол и мольберт, перед которым она и остановилась.
– Это моя рабочая комната. Здесь спокойно, и в голову приходят свежие идеи.
Он некоторое время рассматривал картину, которая стояла на мольберте. На ней был изображен большой кролик в халате, который показывал маленькому кролику в пижаме, как надо чистить зубы.
– Как мило, – сказал он, – и как реалистично.
Это он сказал совершенно искренне, потому что ее способность рисовать действительно произвела на него большое впечатление. Женщина нравилась ему все больше. И вечерами на своей террасе он будет думать о том, что она сидит здесь и рисует кроликов.
– А это моя спальня, – сказала она и открыла дверь. – Идемте.
Сара Симонетти не давала никаких объяснений по поводу этой комнаты, а сразу же легла в постель.
– Ты это знал и все же приехал, – сказала она, улыбаясь. – Это мне нравится.
Марчелло стоял в дверях и медлил. Его лицо горело, его кожа горела, как будто ее смазали пастой из перца чили, удары сердца гремели в ушах так, что он едва понимал, что она говорит.
– Иди сюда, – прошептала она. – Забудь мир, который остался снаружи. Просто не думай хотя бы минуту о своей семье, о своем доме, о своей работе. Здесь все по-другому. Эта маленькая хижина – своеобразный космос, и ничего из того, что здесь происходит, никогда не выйдет в нормальную жизнь. Никто не знает, что ты здесь, и никто никогда об этом не узнает. В поселках, в деревнях и городах действуют иные правила игры. Здесь никаких правил нет. Если мы встретим друг друга случайно, ничего не будет иначе, чем было раньше. Ты синьор Ванноцци, я синьора Симонетти. И если мы увидимся, так только в ufficio [16] в Монтеварки, чтобы подписать страховой полис или внести деньги. Понимаешь?
Марчелло медленно кивнул. Он верил ей и чувствовал, что действительно готов забыть все, что значила его жизнь за стенами этого дома. Она всего лишь парой слов устранила его сомнения и успокоила его совесть. Кровь, которая до этого момента, казалось, собралась в голове, потекла вниз, наполняя его теплом и силой. Уважаемый гражданин, верный супруг, любящий отец, который до сих пор даже в фантазиях не решался представить себе подобную ситуацию, был готов на все. Он не мог понять, что с ним происходит, но он верил ей. Его рот наполнился слюной, и приходилось постоянно ее сглатывать.
Он глубоко вздохнул и начал раздеваться. Он сам удивлялся, как легко это получалось. Она наблюдала за ним, но его это не стесняло. Он чувствовал себя почти великим. «Я, Марчелло Ванноцци, сорока восьми лет, бросаюсь в самое большое приключение в своей жизни, причем не знаю, как оно закончится. Но мне все равно. Хочешь чувствовать себя живым – нужно идти на риск. Это тоже какая-то степень свободы».
Обо всем, что произошло потом, Марчелло позже мог вспоминать лишь с большим трудом, потому что месяцами, и днем, и ночью, при каждой возможности он, если не говорил с кем-то, пытался забыть случившееся, – так ему было стыдно. Он совершенно точно знал, что той ночью в нем проснулась исчезнувшая, казалось, с годами чувственность. Жадно, как изнывающий от голода щенок, он сосал ее грудь, глотал сок ее тела и сжимал ее так крепко, как не обнимал еще ни одну женщину. Она стонала от наслаждения и требовала, чтобы он взял ее еще крепче, еще грубее, и он потерял контроль над собой. Он обвил длинные светлые волосы Сары вокруг спинки кровати, так что она не могла двинуться с места, и легонько шлепнул ее. Сначала как бы в шутку, потом все сильнее и сильнее. Сара, закрыв глаза, дышала коротко и быстро. Удары становились все сильнее, он словно сошел с ума. Наконец рассудок приказал ему остановиться, чтобы не произошло несчастье. И тогда он так мощно, с криком вошел в нее, что даже собака, заскулив, убежала в гостиную.
После этого повисло невыносимое молчание. Сара набросила халат и завернулась в него. После, не говоря ни слова, зажгла сигарету и принялась смотреть в окно, выпуская дым в ночное небо. Марчелло молча оделся. Ему было так плохо, как еще никогда в жизни. Ему хотелось обнять ее, попросить прощения и в первый раз за этот вечер нежно погладить, но он этого не сделал.
И он ушел, сказав дежурное:
– До вторника я подготовлю полисы.
