радиоприемника, сама испугалась этого «музыкального взрыва», да так, что тут же начала вопить. Сара моментально очутилась возле дочери, выключила приемник и обняла ее. Эльза отбивалась изо всех сил, и Сара позвала Романо на помощь.
Романо к этому времени уже оделся, и ему удалось успокоить Эльзу, пока Сара поспешно влезала в свою одежду.
– Десять минут, – сказала она. – Если после этого крика он не появится здесь, я могу зайти в квартиру. Значит, его там уже нет.
– А где он может быть?
– У друзей, у знакомых, у своего дилера – если бы я знала! Я никогда не интересовалась этими типами. Проблема в том, что Фрэнки сейчас просто не может быть один. Ему легче провести ночь у стойки какой- нибудь мрачной забегаловки на углу, чем оказаться одному в постели в квартире, где, кроме него, никого нет.
– Хочешь кофе? Я приготовлю эспрессо!
– Нет, спасибо.
Сара уже была в ванной. Она умылась, жадно выпила несколько глотков холодной воды из-под крана и причесалась щеткой Романо.
– Ты знаешь, в принципе Фрэнки – несчастный неудачник. Но мне все это уже осточертело. Я уйду от него. И лучше сегодня, чем завтра.
– Lentamente [7]. Я работаю, ты – здесь. Нет проблем.
Он дал ей визитку пиццерии, где его можно было найти почти постоянно.
Сара засунула визитку в задний карман джинсов.
– Очень мило с твоей стороны. Спасибо. Я появлюсь, точно.
Она взяла Эльзу за руку и потащила ее за собой.
Романо слышал, как она отпирала свою квартиру. Когда за ней захлопнулась дверь, он вдруг почувствовал невыносимое одиночество.
В этот момент он понял, что покоя ему больше не будет. Что Сара уже никогда не исчезнет из его мыслей и снов. И он впервые увидел, какая у него голая и пустая квартира, что в ней нет ничего лично его, ничего, что говорило бы о его жизни. Он жил не в квартире, а в пристанище, и ему очень захотелось показать ей, как он жил в Италии. В старинном доме на окраине средневекового городка, в саду которого разрослись оливковые деревья, кусты лаванды и заросли шалфея и где круглый год пахнет розмарином.
Он стоял у окна и смотрел на улицу, по которой сновали машины, наблюдал, как водители ссорились из-за мест на автостоянке, и про себя отмечал, что на противоположной стороне улицы каждые тридцать секунд кто-то входил в банк. И он не знал, что хуже: его тоска по родине или тот факт, что он влюбился в свою соседку, которая, наверное, никогда больше не придет к нему и не будет спать у него.
Романо снова лег в постель – лишь для того, чтобы положить голову на подушку, где, может быть, сохранился хоть след ее запаха.
6
Сара облегченно вздохнула. Действительно, в квартире никого не было. Фрэнки исчез.
Она сварила какао для Эльзы, сделала ей бутерброды с «Нутеллой» и включила телевизор. Там как раз показывали мультфильм «Викки и сильные мужчины», который нравился девочке. Она с аппетитом ела, смотрела как завороженная в телевизор и на пару минут притихла.
Сара быстро нанесла на свое распухшее лицо чуть-чуть косметики и принялась бегом укладываться. Самые необходимые вещи девочки поместились в два чемодана. Закончив собираться, она подошла к Эльзе, сказала «Все, конец», забрала у нее пульт и выключила телевизор. Эльза моментально начала кричать. Она со временем научилась вопить с силой, которую никто бы не заподозрил в таком маленьком теле.
– Заткнись и надень туфли! – прошипела Сара. – Мы поедем к бабушке и дедушке.
Она злилась на Фрэнки и срывала свое раздражение на Эльзе. Она сама это понимала, но ничего не могла изменить. В какой-то момент в ней заговорила совесть, но когда Эльза не отреагировала на ее слова, продолжая тупо вопить, она сочла свою ярость вполне обоснованной. Сара подошла, подняла девочку с пола и от души влепила ей звонкую пощечину. Эльза на какой-то момент прекратила и орать, и дышать, с ужасом посмотрела на мать и начала все снова. Только еще пронзительнее, тоньше и громче, чем раньше.
«Я больше не выдержу этого, – подумала Сара, – я сойду с ума! Я больше не в состоянии терпеть этого ребенка. Когда-нибудь я убью ее».
Она принесла туфли Эльзы, обула ее, прижав синие застежки-липучки так сильно, как только могла, запихнула ее маленькие ручки в курточку, пытаясь не слышать ее крика, что, однако, было невозможно. Лицо Сары покраснело и было таким же, как и у Эльзы. Эльза, к тому же, еще и отбивалась ногами. Саре очень хотелось схватить дочку за волосы и трясти до тех пор, пока она не прекратит вопить.
Она влезла в свою джинсовую куртку, держа орущего ребенка одной рукой, другой повесила на плечо сумку, схватила связку ключей и поволокла Эльзу, которая не соглашалась сделать и шага, из квартиры.
Ее красный «фольксваген» стоял в нескольких шагах от дома. Сара проволокла Эльзу, как мешок, по брусчатке, открыла дверцу машины и засунула ребенка на заднее сиденье. Лишь ценой невероятных усилий ей удалось пристегнуть дочь ремнем безопасности, поскольку Эльза протестовала против всего, что бы с ней ни делали. Сара оставила ее в машине и еще раз вернулась в дом, чтобы забрать чемоданы.
Когда машина тронулась с места, Эльза, как всегда, в знак протеста подняла крик, но Саре было все равно. Она уже привыкла водить машину в таком шуме.
С рождения Эльза была ужасным ребенком, а когда подросла, то стала еще более невыносимой, сильно осложняя жизнь Сары и Фрэнки. Маленькой она вопила, когда пачкала пеленки или хотела есть, а теперь орала просто со скуки. В те редкие моменты, когда она чему-то радовалась, Эльза визжала так пронзительно, что закладывало уши. Но чаще она вопила от злости, если ей что-то не нравилось. А не нравилось ей почти все и почти постоянно. Когда она чуть подросла, то начала подкреплять свой яростный вой шумными знаками протеста, изо всей силы лупя погремушками по кроватке. Позже она стала колотить ложками и вилками по столу, а любым предметом, попавшим ей в руки, била по дверям, шкафам или по полу, причем до тех пор, пока этот предмет не капитулировал и не рассыпался на тысячу частей. Она пыталась еще топать своими маленькими ножками, но это не возымело успеха, поскольку Сара пускала ее бегать по квартире только в одних носках.
Она пищала от удовольствия, когда звонил телефон, и орала от злости, когда Сара снимала трубку и прекрасный громкий, пронзительный звонок умолкал. Она очень быстро обнаружила на телевизоре ручку, с помощью которой можно было регулировать звук, и как только Сара теряла бдительность, тут же прибавляла громкость до оглушающей силы, так что телевизор чуть ли не вибрировал.
Сара сходила с ней к врачу-отиатру, поскольку подозревала, что дочь плохо слышит, но со слухом у Эльзы было все в порядке. Врачи называли это гиперактивностью, об агрессивности в таком возрасте они пока что не хотели говорить.
Сара была в отчаянии. Она не знала, что делать с этим ребенком, и была на грани нервного срыва. Ее все чаще терзали острые приступы головной боли. Тогда она лежала в своей комнате и слушала ужасный злобный крик, который мог продолжаться часами. Даже когда она закрывала все двери, спрятаться от этих воплей было невозможно, они проникали в самый отдаленный утолок квартиры. Сара впадала в депрессию и уже подумывала, не проглотить ли несколько пачек таблеток, только бы избавиться от всего этого ужаса.
– Надо связать ее, засунуть кляп в рот и выставить на пару часов на балкон, – сказал как-то Фрэнки. – Тогда у нас наступит покой.
В ответ Сара с ужасом посмотрела на него, потому что не знала, говорит он всерьез или шутит…
Начался моросящий дождь. Сара включила стеклоочистители, но они только размазывали грязь по стеклу. Она тихо ругнулась и поехала по Клай-аллее вниз, в направлении Целендорфа, где жили ее родители. Сразу же после Розенекка Эльза наконец перестала реветь, но зато теперь без остановки лупила дорожной картой по стеклу машины.
– Прекрати! – взмолилась Сара. – Неужели ты не можешь хотя бы секунду посидеть спокойно?
