– Мне не нужно целование ног, – ответила она, терпеливо улыбаясь. – Мне нужна Полина. Конец истории, понимаете?
Арсений вздохнул и уселся на прежнее место. Даже если баба и сумасшедшая, нужно ответить «нет» со всевозможной вежливостью.
– Зачем вам это? Полину давно уже никто не помнит.
– Значит, вспомнят.
Несокрушимая убежденность собеседницы Арсению немного польстила. В него уже давно мало кто верил так сильно. Если честно, вообще никто не верил.
Восемь лет назад он попал туда, куда рано или поздно находит дорогу любой автор: в Страну Писательского Затыка. Это произошло сразу после выхода его последней книги. Книгу критики раздолбали, но дело было конечно же не в этом. Просто сломался какой-то важный винтик внутри, и слова перестали складываться в предложения, а предложения – в связный рассказ. Он просиживал перед компьютером по восемь часов в день, выдавливая страницы, как остатки зубной пасты из тюбика. Затем читал свою писанину, морщился от отвращения и подвергал немедленной компьютерной смерти. Нина поддерживала и успокаивала его больше года. Потом начала намекать, что Арсению пора найти работу, а еще через пару месяцев привела к продюсерам милицейского суперпса. Сначала он честно пытался отрабатывать гонорар – например, предложил сделать Михея собакой-поводырем и придумать истории людей, которым пес служит. Люди будут разные, и истории разные; смешные, грустные, трогательные, а главное – правдивые! Конечно, правды в них будет столько, сколько сможет переварить современное развлекательное ТВ, но все же это лучше тупого копирования!
Продюсеры выслушали, произнесли несколько воздушных любезностей и идею отвергли. Народу это не нужно. Народ привык, что пес служит в милиции, и не надо народ разочаровывать. Тем более, что есть пример старших братьев из Австрии. Если они не изобрели собаку-поводыря, значит, и мы не будем. Мы братья младшие, а по народной традиции младшенькие всегда дураки. В общем, сочиняйте сказки, ориентируясь на классику.
Первое время Арсений еще барахтался, писал сценарные разработки, в которых жили люди, похожие на реальных. Дальше в сражение вступали бойкие молодые люди, которые хлопали Арсения по плечу, называли «братом» и «чудаком». Их работа заключалась в том, чтобы превратить живых персонажей в витринные манекены с табличкой «распродажа» на гипсовой шее. Типажи раздавались такие: преуспевающая дама, пожилой банкир, победительница конкурса красоты, стриптизер, настырная журналистка, жена олигарха, восходящая эстрадная звездочка, беспринципный бизнесмен… эт сетера, эт сетера… Если смешать ингредиенты, получается что-то вроде магазинной колбасы: запах и цвет есть, вкуса нет. Зато – ароматизаторы, наполнители и заменители, «идентичные натуральным».
Были у Арсения и другие клиенты, живущие в приторно-сиропной среде любовных сериалов. Арсений быстро привык к почетному караулу телеуродцев. Во-первых, за это прилично платили, во-вторых, ничего больше он делать не мог. Перестал не только писать, но и читать: смотрел на витрины книжных магазинов, где обложки бестселлеров менялись с калейдоскопической скоростью, и поражался – как это у людей получается? Но признаваться в творческой импотенции собственному персонажу было как-то неудобно, поэтому Арсений облек отказ в возвышенную форму:
– Невозможно написать приличную вещь по заказу со стороны. Нужно, чтобы заказ шел оттуда, – Арсений постучал по груди.
– Верди написал «Аиду» на заказ ко дню открытия Суэцкого канала, – напомнила Полина. – А «Реквием» Моцарта…
– Да, да! – прервал он нетерпеливо. – Я знаю, многие гении так работали. Но это значит, что заказ их чем-то зацепил, иначе они вряд ли бы взялись. И потом, они были гениями, а я… – Он усмехнулся и развел руками.
Собеседница закинула ногу на ногу и сплела пальцы вокруг колена. Серый джемпер, надетый поверх белой рубашки, удивительно гармонировал с золотисто-каштановыми волосами и обманчиво спокойными серыми глазами. На первый взгляд ей можно было дать лет тридцать. На второй – все сорок пять. А про третий Арсению знать не хотелось.
– Гениями они стали после смерти, а при жизни были обыкновенными трудягами. И за работу брались не потому, что испытывали высокий душевный подъем, а потому, что кушать хотелось. Человек – животное ленивое. Дайте ему побольше жратвы, – (Арсений слегка поморщился, так не вязалось это слово с респектабельным обликом собеседницы.) – и он целыми днями будет валяться на диване. Именно поэтому премудрый Создатель сделал жизнь гениев невыносимой. А Бальзак? Господи, да он из долгов не вылезал! Поэтому работал по пятнадцать часов в сутки, как каторжный, продавал еще не написанные романы, врал, изворачивался, прятался от кредиторов, набивался к знакомым на обед… И всю жизнь мечтал о богатой женушке, чтобы, наконец, улечься на диван и предаться обычному человеческому свинству! – Женщина говорила, не повышая голоса, но Арсений чувствовал, как нарастает ее внутреннее раздражение. Он начинал бояться эту красивую ухоженную даму без возраста. И еще начинал понимать, что избавиться от этого персонажа с помощью любимой клавиши Delete не удастся.
– Все это верно, – признал он, – но это только слова. Они ничего не меняют.
– Любая книга – это только слова, – возразила она. – Но вам удалось найти слова, которые изменили мою жизнь. Разве это ничего не значит? – Полина подалась вперед и положила твердую сухую ладонь на руку Арсения. – Начинайте работать, Арсен.
Арсения окатило теплой ностальгической волной. Арсеном его называли в далекой молодости, когда еще не прошла мода на все кавказское, это потом он начал откликаться на простецкого Сеню. Да и все вокруг как-то опростилось и обесцветилось: и жизнь, и желания, и чувства…
– Я не смогу, – сказал он с тихим отчаянием. – Я… уже давно не могу писать.
– Эту книгу вы напишете, – пообещала Полина и убрала руку с его ладони.
Арсений криво усмехнулся.
– Почему вы так уверены?
– Потому что у вас нет другого выхода, – ответила она серьезно и немного печально.
Глава 2
Арсений подошел к ступенькам, ведущим на выход, испытывая давно забытое чувство нереальности происходящего. Бар, в который его занесло под вечер, находился в темном цокольном помещении. Арсений стоял внизу и смотрел на улицу, где уже зажглись первые фонари, слышал короткие автомобильные клаксоны, чувствовал прохладу вечернего осеннего воздуха и запах сухих багряных листьев, но все это казалось ему декорацией странного сюрреалистического спектакля. «Наверное, это из-за ног, – решил он. – Лиц прохожих не видно, только множество торопливых ног – мужских, женских, детских, в кроссовках и туфельках-лодочках, в кокетливых чулках-сеточках и колготках-гармошках. Символичный образ современного общества». Минуту назад он беседовал с персонажем собственной книги, имеющим лицо и имя, но живущим на ничейной земле, «авторский вымысел». Иногда границы двух миров – реального и выдуманного – сходились так тесно, что Арсений не мог отличить один от другого.
Арсений поднялся, перешагивая через ступеньки, и сразу торопливо пошел куда глаза глядят. Ему не хотелось, чтобы собственный персонаж догнал его, взял под ручку и поинтересовался, не по дороге ли им. Что-то в этом есть ненормальное.
Арсений сунул руку в карман и вытащил бумажку, которую Полина дала ему на прощание. Он даже не взглянул на нее там, в баре, просто удивился, до чего покладистое животное человек. Когда нам что-то протягивают, первое побуждение – взять. Это может быть чек на десять тысяч долларов, а может динамитная шашка с подожженным запалом, все равно ты обнаруживаешь готовность принять дар.
Он развернул сложенное вчетверо послание. Лаконичнее не бывает: «пятьдесят тысяч долларов». Так и сказано прописью, очевидно, во избежание недоразумений. Почерк какой-то неженский, с наклоном влево.
Арсений скомкал блокнотный листок и швырнул в ближайшую урну. Столько ему не платили, даже когда первая книга разошлась пятисоттысячным тиражом и кинопродюсер бандитской наружности предложил Арсению договор на экранизацию. Нет, это не он сумасшедший, это баба сумасшедшая. Одни сдвинутые воображают себя Наполеонами, другие Жозефинами, а она выбрала манию поскромнее. Удачного лечения, дамочка, подробности расскажете вашему психиатру.
