— Санатории дороги. Где такой бедняк нашел деньги?
— Мое мнение — благотворительность. И раньше бывали такие случаи. За три года до этого другой женщине срочно понадобилась операция, и ее наниматель оплатил львиную долю расходов. Благотворитель действовал анонимно, через меня, и она ни о чем не догадалась, была уверена, что все оплатила сама.
— Вы мне очень помогли. И последний вопрос. Оба сына Бейкера воевали?
— Мартин был демобилизован по семейным обстоятельствам, когда здоровье отца ухудшилось, Эллен не могла справиться одна. А Дик был ранен, как я уже говорил. Но рапорты свидетельствовали, что оба честно выполнили свой долг.
Рапорты. Ратлидж знал, как типична эта фраза в военных рапортах, ею прикрывалось все — когда офицер знал слишком мало или, наоборот, слишком много о своем солдате.
Ратлидж покинул контору адвоката и направился было к гостинице, как вдруг рядом с ним остановился огромный автомобиль с шофером в форменной одежде. С заднего сиденья улыбался лорд Седжвик:
— Вы уже обедали?
— Доброе утро. Нет, рановато, пожалуй, для обеда.
Было только одиннадцать тридцать.
— Тогда поедем ко мне пообедаем. А потом Эванс отвезет вас обратно. Мой сын вернулся в Йоркшир, и будь я проклят, если вынесу еще один обед в одиночестве. А миссис Барнет, — он изобразил сожаление, — отошлет меня, если я заявлюсь без предупреждения второй раз за неделю. Или вы уже договорились с ней на сегодня?
Ратлидж не договаривался.
— Тогда едем, составите мне компанию. С вами мы можем поговорить о чем-то еще, кроме цен на овец и капусту.
Хэмиш предупредил: «Не самая хорошая идея…»
Но Ратлидж после короткой заминки открыл дверцу, заметив мимоходом на ней герб, и залез в машину. Внутри были прекрасная обивка, бархатные подушки и отделка полированным деревом. Седжвик откинулся на спинку сиденья, дал команду шоферу, и машина двинулась по Уотер-стрит. Эванс искусно маневрировал в уличном столпотворении среди повозок, фургонов и телег.
— Есть прогресс в вашем расследовании убийства отца Джеймса? — спросил лорд Седжвик.
«Кажется, слухи разнеслись быстро, — едко заметил Хэмиш, — и ты становишься здесь очень популярен».
— Мы, возможно, нашли убийцу, но пока утверждать рано — инспектор Блевинс проводит определенную работу для окончательного выяснения.
— Я назначил приличное вознаграждение за любую информацию. И надеюсь, что найдется тот, кто захочет его получить.
Ратлидж вспомнил, что и Блевинс говорил о награде.
— Так это вы назначили награду? Скажите, вы были прихожанином отца Джеймса? Хорошо его знали?
— Милостивый боже, конечно нет. Я приверженец англиканской веры. У нас есть своя церковь в Западном Шермане, в моих владениях. Но я всегда в курсе всего, что происходит у соседей. Мне не нравится, когда убивают людей, и я знаю, что деньги развязывают языки. Отец Джеймс был совестливым человеком, все прекрасно о нем отзывались, он сражался за добро в человеке. Я восхищался им. Мы не можем терять лучших. Сколько их так и не вернулось с войны! Я видел, как вы вышли из офиса адвоката. Его брат, Раймонд, был одним из самых лучших парней здесь, и он сложил голову под немецким огнем, как и два клерка… Да, таких много в Остерли.
Они повернули с Уотер-стрит и выехали на главную дорогу. Скоро слева на холме показались, поблескивая на солнце, кремнистые стены церкви Святой Троицы.
— Но это грустная тема, оставим ее, — сказал Седжвик. — Чем занимаетесь в Лондоне, Ратлидж?
— Тем же, что и здесь. Задаю вопросы, собираю информацию, анализирую собранные и найденные улики и ищу мотив.
Хэмиш, который молчал с тех пор, как Ратлидж сел в автомобиль лорда, уточнил: «Он хочет знать — находишь ли ответы».
Седжвик откашлялся.
— Да, ваше дело требует терпения…
Эванс притормозил, пропуская на повороте к церкви фургон с дровами. Впереди, по обочине, шла женщина, голова опущена, лицо скрыто полями шляпы. Ратлидж узнал ее.
И кажется, Седжвик тоже. Она была в длинном пальто и высоких сапогах. Седжвик сказал что-то Эвансу, и, когда они, замедлив ход, поравнялись с ней, Седжвик высунулся в окно:
— Доброе утро, мисс Коннот! Вы идете пешком, что случилось с вашей машиной? Я могу послать Эванса взглянуть.
— Доброе утро, лорд Седжвик. Нет, просто решила пройтись для моциона. Но благодарю за участие.
Она бросила быстрый взгляд в направлении Ратлиджа, и по выражению ее лица он понял, что у нее самое мрачное состояние духа.
Седжвик дотронулся до полей шляпы, прощаясь, и Эванс снова прибавил скорости.
— Ее машина все время ломается, то неполадка с тормозами, то сцепление забарахлит. Я предупреждал, что она застрянет где-нибудь вблизи болот, — объяснил Седжвик и вернулся к прерванному разговору: — Я сам не обладаю терпением, характер не позволяет. Не могу сидеть долго и думать. Но меня к этому не приучили, вот я и не привык.
— Немногие к этому привыкают.
Они миновали школу и выехали на Шерман-Роуд. Седжвик спустя некоторое время кивнул на стада пасущихся овец на травянистых склонах:
— Я не был рожден для фермерства. Любой скажет вам, что мой отец сделал состояние в Сити. Он купил дом в Восточном Шермане, когда умер последний лорд Честен. Лето я проводил там. Приглядывать за мной поручили старому пастуху, который, упокой Бог его душу, считал меня избалованным и испорченным мальчишкой, и я старался улизнуть от него при каждом удобном случае. Но не успел я опомниться, как знал об овцах все, что знал сам старик Эд.
Мой отец был просто в шоке, узнав, что я разбираюсь в разведении овец и могу с ходу отобрать лучшего производителя в стаде для улучшения поголовья. Он послал меня в Оксфорд, чтобы излечить от столь низменных пристрастий. Это превратило меня в джентльмена, но я всегда занимался разведением овец, лично за всем приглядывал — и преуспел. Наша шерсть была одной из самых лучших в мире, была, пока не началась война, потому что все, что тогда потребовалось от производства, — это одеяла и военная форма.
Он повернулся к Ратлиджу:
— Но жизнь продолжается, вы, как полицейский, знаете это лучше меня. Только прежней уже никогда не будет.
Он замолчал и стал глядеть в окно.
Ратлидж ясно расслышал нотки горечи в рассуждениях лорда, хотя тот старался вести разговор легко и непринужденно. Деньги не всегда являются залогом счастья.
В нем проснулось любопытство детектива, и он вернулся к теме, затронутой лордом ранее:
— Вы говорили о сыне. Кажется, он обедал вчера в отеле.
— Артур? Да, мой старший. Он вернулся с фронта изувеченным и все еще живет между домом и госпиталем. Эдвин, младший, знал языки, и его взяли работать с пленными, переводить. Работал и у французов, что было еще хлопотнее.
Ратлидж подавил усмешку. Французы не были удобными союзниками. И допросы пленных тоже
