Суровый бизнес
Феникс. Я сижу рядом с бассейном в «Аризоне Балтимор» и жду звонка от Гордона Лидди. На большом дисплее цифры: 15:16 — время и 104 — температура. Официант крутится, как большой пудель, выбирающий кусочки колбасы из ржаных сухариков. Пью джин с тоником и чувствую, как из каждой поры течет пот. Для пустыни — относительно мягкая погода, но мне кажется, что я умираю.
По маленькому черно-белому телевизору, висящему за баром, можно посмотреть очередную историю на тему «местный парень творит добро». Уильям Ренквист — живущий на Палмкрофт-драйв в Фениксе — медленно, но верно пробирается, к должности шефа юстиции Соединенных Штатов. В ближайшее время его кандидатуру наверняка утвердит Сенат.
Это станет великим событием для всех соседей Ренквиста в Билтморе. На той же улице, неподалеку от дома Пола Харви, стоит дом Сандры Дей О’Коннор, еще одного служителя закона из Феникса, недавно получившей место в Верховном суде.
На соседней улице — дом в стиле ранчо, который принадлежит Эдит Дэвис, матери Нэнси Рейган. А неподалеку — «Клейндинст», где когда-то жил Ричард Никсон… пока не стал шестьдесят восьмым Генеральным Прокурором Соединенных Штатов. Сегодня эту должность занимает Эд Миз, прибывший из Окленда.
Сейчас старая банда рассеялась, разбежалась в разных направлениях. Но над Фениксом, по крайней мере, над Скотсдейлом, где появился новый Большой Пацан — Гордон Лидди, который раньше жил в Вашингтоне, округ Колумбия, — все еще реет флаг.
Номер телефона Гордона Лидди есть в справочнике Феникса. Обращение его автоответчика не оставляет сомнений в том, кто на самом деле руководил Уотергейтом. Инструкция очень четкая: «Нас нет дома. Говорите быстро и ясно. Если вы услышите шесть гудков, значит, ваше сообщение стерто».
Вот-вот начнется эпоха Ренквиста. В четверг его кандидатура была одобрена в совете судей 13 голосами при 5 голосах «против», хотя в последнюю минуту лечащий врач Ренквиста признал, что несколько лет назад у его пациента было опасное пристрастие к успокоительным препаратам.
Но это не повод для дурной славы в Фениксе и Вашингтоне. Многие люди сидят на транквилизаторах. Есть вещи похуже: крэк, черный героин, пи-си-пи[71].
Если этого мало, всегда можно загрузиться кетамином — мощным транквилизатором для животных: больших кошек и приматов средних размеров, вроде шимпанзе, гиббонов и бабуинов.
Все зависит от ваших целей. Судья — друзья в Фениксе зовут его Биллом — хочет облегчить хроническую боль в спине, которая вызывает бессонницу. Только поэтому он принимает таблетки.
И что с того? Бывают дни, когда всем нам нужны таблетки. Ренквист — тоже человек, и если ему, чтобы мирно спать ночью, надо выпить сильнодействующее лекарство, кто его упрекнет? Во всяком случае, не я.
В пятницу утром мне надо было лететь на конференцию. Десятичасовой самолет был полон, и я с большим трудом получил место в первом классе. Пришлось пережить несколько отвратительных минут — сдерживая злость, спорить с сотрудником аэропорта, но, в конце концов, я добился своего.
Не успел я расположиться в кресле, как рядом сел еще один пассажир. Мой сосед — его звали Сквейн — сказал, что работает в Министерстве юстиции или, точнее, в Федеральном бюро тюрем. Работа его состоит в «приобретении территории» для новых тюремных учреждений, которые, по его словам, крайне необходимы стране.
— Мы уже на 51 процент превышаем плановую мощность, — рассказывал он. — Ситуация выходит из-под контроля. Сейчас в федеральных тюрьмах сидит в два раза больше людей, чем пять лет назад. — Он важно кивнул головой.
— В 1981-м у нас было 24 тысячи заключенных, — продолжал он. — Сегодня — 41 тысяча, и тюрьмы переполнены.
Видимо, эта мысль угнетала его. Он опустил голову.
— И, несмотря на наши старания, ситуация в ближайшее время значительно ухудшится, — сказал он. — Со следующего года больше не будет таких поблажек, как досрочное освобождение. Когда мы получим окончательный вариант доклада Федеральной комиссии по уголовным наказаниям, тюремное заключение будет автоматически назначаться за любые нарушения — за исключением перехода улицы в неположенном месте.
Сквейн попросил у стюардессы еще один стакан вина.
— Вы думаете, сейчас плохо? — он мрачно посмотрел в пространство. — Вот увидите, что будет, когда отменят досрочное освобождение, испытательный срок, апелляции…
Через год все федеральные судьи получат обязательные предписания по назначению наказаний… Они будут действовать как роботы: просто ставить отметку на карточке: косяк?
Три года. Три грамма? Девять лет… Фунт? Сорок лет и порка.
Он замолчал и уставился на свои руки. Я почувствовал было симпатию к нему, но она быстро прошла.
— Подожди, — сказал я. — Давай посмотрим на вещи трезво. — Я дружески похлопал его по плечу. — Это был ты, Чарли… Ведь не какой-то хренов аист арестовал всех этих людей.
Нет. Это был ты — ты и этот монстр, Эд Миз.
Я опять хлопнул его по плечу — немного сильнее.
— Сколько денег ты получаешь? — спросил я.
Он тупо уставился на меня.
— Неважно, — продолжал я. — Это не имеет значения. Сейчас меня больше интересует, сколько вы платите за землю, которую покупаете для новых тюрем?
— Как договоримся, — сказал он. — У нас много денег. А то, что нам не удается купить, мы всегда можем конфисковать по закону о принудительном отчуждении частной собственности. — Он печально покачал головой. — Ненавижу, когда дело доходит до этого, — продолжил он. — Но у нас действительно нет выбора. Речь идет о национальной трагедии. Мы не можем допустить, чтобы всякие подонки свободно разгуливали, как сейчас. Время пришло. Они должны быть уничтожены.
— Необязательно, — сказал я. — У меня есть несколько акров в Скалистых горах, которые вы, ребята, можете использовать. Там можно сделать отличную тюрьму.
— Неплохая мысль, — ответил он. — Если в понедельник ты позвонишь мне в Вашингтон, думаю, мы сможем договориться о сделке.
— Замечательно, — сказал я. — У меня заключенным будет обеспечен чистый воздух. Мы заставим их работать. Работа восстанавливает чувство собственного достоинства.
Сквейн согласился со мной, и когда самолет приземлился в Чикаго, мы пожали друг другу руки… Теперь я занялся тюремным бизнесом. Res ipsa loquitur.
Полночь в пустыне
К полуночи я добрался до Феникса. Жара в 103 градуса, и вымершая багажная карусель. Старик с метлой в руках сказал, что несколько часов назад конвейер выключили из-за угрозы взрыва бомбы.
На ломаном испанском он объяснил мне, что багаж выдаваться не будет — его больше нет. Все вещи разорваны полицейскими собаками, затем увезены и свалены в реку Солт.
Я стоически выслушал эту новость и пошел наверх, в зал аэропорта, который в этот поздний час был
