Тот пулей вылетал из комнаты, а бабушка бегала за мамой и причитала: «Только не надо ссориться!»
Бабушка очень не любила ссор.
Когда мы переезжали на новую квартиру, нас вышел провожать весь двор. Женщины плакали и обнимались.
У меня в этом дворе остался друг – белобрысый Вовка.
Потом много лет я буду ловить себя на том, что в каждом встречном светловолосом мальчугане узнаю Вовку.
Новая квартира
Новую квартиру, ту самую, в которой мы прожили потом почти тридцать лет, получил отец.
В старом детском жестяном сундучке с елочными игрушками на самом дне, чудом сохранившимся с тех времен, я совсем недавно нашел черновик его заявления в местком с просьбой предоставить ему отдельную квартиру, поскольку комнатка в общежитии совсем маленькая, а семья уже большая – детей трое, жена и теща – и ему негде отдыхать и заниматься: он поступил на заочное отделение Азербайджанского института нефти и химии.
На шестерых он получил отдельную двухкомнатную квартиру.
Мы переезжали в снег. Снег редко шёл в Баку, но этот я помню. И как мы вошли в совершенно пустую квартиру помню. Там было тепло.
В новый год наряжали елку. Все страшно волновались, развешивали флажки и гирлянды.
Потом пришел Дед Мороз с подарками. Это отца загримировали и одели в костюм. Мы его не узнали, смутились, а он спрашивал, как мы себя ведем.
А в школе в третьем классе случился новогодний бал и меня одели принцем. Я был черным принцем. Костюм мне шили мама и бабушка. Я имел успех.
Чердак
Над нашей квартирой находился чердак. Высоченный, таинственный, и полустлан толстым слоем ракушек. Если кто-то шел по нему, мы слышали на потолке тяжелые, скрипучие шаги. От них веяло потусторонним. Мне всегда становилось не по себе.
А мать моя оказалась жутко бесстрашной. Она влезала по вертикальной лестнице, высовывала голову в темное квадратное отверстие чердака и кричала: «Кто там ходит? А ну, пошли все отсюда!»
Я боялся за нее. В это отверстие дуло, где-то в глубине чердака тонко завывал ветер, и казалось, что немедленно кто-то подхватит её за голову и утянет на чердак.
Правда, когда мы сами ходили по этому чердаку, и кто-то высовывался в то отверстие по плечи, становилось ещё более жутко. Страх пронзал все существо, ноги подрагивали, а руки пытались схватиться за кого-нибудь, и этот кто-нибудь тоже вздрагивал, и вы оба с визгом бежали к другому отверстию и скатывались вниз по лестнице в пронизанной солнцем соседней парадной.
В Баку было много солнца.
Папа и коммунизм
Как-то папа рассказал мне про коммунизм: работать будет необязательно, а в магазинах все можно будет получить без денег.
– Как без денег? – спрашивал я.
– Так, – говорил он, – деньги вообще отменят.
– Как это?
– Все из-за производительности труда. Она будет такой большой, что товары ничего не будут стоить.
– А кто их будет делать?
– Машины. Все будут делать машины. Человек вообще ничего не будет делать. То есть работать будут только те, кто не сможет не работать. То есть работать будет необязательно.
– Чем же они будут заниматься?
– Они будут читать, ходить в театры, развиваться духовно.
– А те, кто останется работать, не будут развиваться духовно?
– Будут. Все будут развиваться.
– А сейчас они не могут развиваться?
– Нет. Слишком много времени тратится на работу.
– Значит, если работаешь, то уже не развиваешься?
– Да нет, же, просто свободного времени будет очень много.
Помню, меня этот разговор поразил.
И ещё меня поразило то, что я почувствовал, как папа неуверенно обо всем этом говорит.
«Что-то тут не то», – решил я про себя и больше никогда не заговаривал с ним о коммунизме.
Новая школа
После пятого класса мама решила, что нам необходимо переходить в другую школу. Наша же только
