А это означало прекращение всех операций. Это означало нарушение как минимум четырех контрактов, по каждому из которых за нарушение полагалась смерть. Проклятый Федер зачеркнул все, к чему Аугусто стремился, без чего жизнь теряла для него всякий смысл. Та вершина, на которую Аугусто взбирался, была очень трудной для восхождения, но слететь с нее можно было при первой же, пусть даже мельчайшей ошибке.
Аугусто очень любил риск, но одновременно очень не любил неустойчивых положений. Он знал, что добиться устойчивости — денег, власти, всеобщего и безусловного признания — можно в преступном сообществе только одним способом. Следовало пройти весь путь до вершины, ни разу не споткнувшись, а уж там, добравшись до самого верха, взлететь к небу, оставить всех этих людишек с их злобой, аферами, подлостями далеко внизу. В переводе на практический язык это означало для него только одно — построить собственную империю. В мире, который чертовски надежно поделен, это было почти невозможно. Следовало сделать тогда новый, дополнительный мир, агрессивно взаимодействующий с остальным, но внутрь себя никого не пропускающий. Эта империя должна была начаться с Ямайки. Теперь же Ямайка, по крайней мере до тех пор, пока не удастся снять с нее посмертное заклятие Федера, стала для Аугусто единственным миром, миром, которым все для него закончится.
Главное, что у самого у него голова ни капельки уже не болела!
Нет, сдаваться он, само собой, не собирался — еще чего! Он очень обозлился, он взъярился, он впал в бешенство, но с ума он отнюдь не сошел. Он остался тем же Аугусто Благородным, который в одиночку за четыре часа перебил трех шелковых королей, который придумал трюк, ставший новым словом в пиратском бизнесе — «человек-экран-человек», он рассчитывал будущие убийства с помощью интеллекторов, он, в конце концов, пришел на свой собственный эшафот, когда эти суки-мерзавцы-сволочи надумали учинить над ним товарищеский суд Геспера Линча, а потом тыкал своих собственных палачей в лужи их же собственной крови и заставлял униженно просить прощения и скорой смерти. Нет уж, Аугусто совсем сдаваться не собирался. Всего опаснее Аугусто, когда его зажимают в угол.
Все, что ему надо было для начала, — это решить две задачи. Во-первых, понять, каким образом удалось Федеру устроить ловушку с головной болью и как можно попытаться найти из нее выход, и, во- вторых, понять, за каким чертом Федеру понадобилось избавить от головной боли его самого — Благородного Аугусто. Интеллекторы были задействованы, они искали отгадки, от Аугусто же требовалось то, в чем он был всегда силен — интуиция, прозрение, неожиданный ход.
Ничего такого, правда, на ум, точнее, в подсознание Аугусто не приходило. Нужен был мозговой штурм.
— Ноблес! Ноблес! — позвал он нового приближенного. С самого начала это сочетание — Аугусто Ноблес — ему понравилось, показалось, что сама судьба диктует сближение с ним, да и сам паренек был умен, умел и, более того, понимающ. Но звать его собственным именем казалось для Аугусто кощунством — он начинал паренька любить и звал его теперь только по второму имени Ноблес.
Киямпур ревниво перекосил свою античную рожу — он уже строил планы устранения соперника, этого с виду робкого, всегда улыбчивого, на все согласного сопляка-ублюдка-жлоба.
— Сейчас позову.
Но мозгового штурма не получилось. Пришла новая беда — вернулись транспортники с эрогенной бижутерией. Их тоже затянула ловушка головной боли.
Транспортники эти не были уничтожены при подходе к Ямайке только потому, что у наблюдателей тоже были сильные головные боли. Транспортникам просто повезло. Они совершили посадку на Ямайку без уведомления. И головная боль у них почти прошла в момент приземления.
Через десять — пятнадцать минут в доме Аугусто шла серьезнейшая разборка.
Два главных торговца в ультимативной форме потребовали от Аугусто ответа на простой вопрос:
— Что происходит, черт побери?!
Ловушка Федера схватила их довольно быстро, почти сразу же после старта, но им потребовалось много времени, чтобы понять, что они в ловушке. Заминка в понимании уменьшила штат их сотрудников на всех кораблях с сорока шести до шестнадцати. И это им, конечно, очень не нравилось.
Аугусто выслушал их, вежливо улыбаясь, сочувственно кивая, недоуменно пожимая плечами, и сказал:
— Это ужасно.
Ужаснее всего был тон, которым он это произнес. Торговцы просто содрогнулись.
— Это ужасно, — тем же тоном после некоторой паузы повторил Аугусто. — Знаете, что мы сделаем? Если вам не нравится то, что с вами произошло, мы вас убьем.
— Что-о-о?! — возопил один из новоприбывших.
Аугусто, безжалостно улыбаясь, крикнул:
— В расход их, Киямпур!
Без дальнейших напоминаний Киямпур убил присутствующих и приказал помощникам убить остальных членов команды торговцев, которых мамуты отпаивали в соседней комнате. Последнее, что услышали в этой жизни из уст жестоких мамутов несчастные космические торговцы, был злорадный вопрос:
— Ах, так у тебя головка прошла?
Вопрос оказался риторическим.
Ноблес не очень помог. Он честно сообщил Аугусто, что по тестам генератором идей не является, хотя и очень сообразителен. После чего Благородный его чуть не убил. Но тут Ноблес и показал свою сообразительность, сказав, что ответ на все вопросы, если он вообще существует, следует искать в куаферских жилищах.
Обыск, за неимением лучших предложений, был тут же устроен, возглавил его сам Аугусто, не доверяющий в таких случаях никому. И очень быстро был найден намек на ответ — очень невнятный и очень страшный.
В куаферской интеллекторной, из которой было вынесено при эвакуации почти все, на стене висело электронное табло, сразу бросающееся в глаза. Когда Аугусто это табло включил, на нем высветилось одно-единственное слово, громадными буквами: «ХОЛОКАСТ»
— Что такое «холокаст»? — свирепо спросил Аугусто, на что его переносной интеллектор тут же ответил:
— Применительно к данному случаю это что-то вроде светопреставления. Процесс, обещающий вам множественные беды.
— Ну так надо же что-то делать! — взорвался Аугусто. — Надо же что-то предпринимать! Ведь не сидеть же и ждать этих самых множественных бед без всякого сопротивления! Что делать? Скажите, что?! Какие-нибудь есть догадки о том, как он устроил нам эту жуткую головную боль?
— Есть, — ответил интеллектор, — но очень предположительные. Скорее всего это как-то связано с пробором.
— То есть?
— Отравить всех мамутов через пищу он не мог, здесь вы были защищены хорошо. Но он мог опылить вас какой-нибудь гадостью. Скажем, через дождь или ветер.
— Ну а в дождь-то, например, как эта гадость попала?
— Очень просто. Испарения с земли, содержащие болезнетворные споры, микробов, мелких насекомых, — способов хватает. У меня есть неприятное подозрение, что здесь применено генетическое оружие.
— Это еще что такое? — поникшим голосом поинтересовался Аугусто.
— Или чистые токсины, или болезнетворные микроорганизмы, которые настроены на конкретные ДНК и могут поэтому поражать только конкретного человека. Но здесь много неясного. Надо делать анализы, а я не уверен, что у нас есть для этого оборудование. Но попробовать все равно можно.
— Всем немедленно сдать кровь на анализ! — подал команду Аугусто.
Но было уже поздно. В тот же день и в тот же час на пленников Ямайки обрушились новые беды.
