солнце, пробивая толщу тумана. Оно вселяло надежду в сердца отверженных.
И вот долгожданный день настал. Корабль поравнялся с заливом, скрытым от взоров мореплавателей высокими скалами. Эрик Рыжий решительно повернул в узкий проход, и тут глазам изумленных норманнов открылась поистине дивная картина. Пологие склоны залива были покрыты изумрудным ковром травы. Вдали возвышались уступы гор, отгораживая этот райский по сравнению с тем, что видели норманны прежде, уголок от суровых и беспощадных северных ветров.
Грубые обветренные лица бездомных скитальцев осветились улыбками, глаза заискрились радостью. Даже на лице их неистового предводителя появилось некое подобие улыбки, и он буркнул:
Это как раз то, что мы искали. Клянусь Одином[27]
— настоящая зеленая земля. Пожалуй, здесь можно будет расположиться.
Нынешний год мы проведем здесь, — торжественно продолжал он, — построим дома и обживемся, а затем вернемся в Исландию, расскажем, как хорошо и удобно мы устроились, и вы увидите, что люди просто повалят сюда. Ручаюсь, что у нас не будет недостатка в соседях… А теперь за дело, приготовьтесь к высадке.
Так появилось название Гренландия, что в переводе с норвежского означает Зеленая земля.
Гренландия — страна льда и снега. Только около шестой части ее территории освобождается от снега на несколько летних месяцев. Но название, данное первооткрывателями, сохранилось и по сей день на всех картах мира.
В исландских хрониках времен Эрика Рыжего есть упоминание, что он намеренно дал такое заманчивое наименование обнаруженной земле, суровой и бесплодной, чтобы привлечь туда колонистов. Так ли в действительности было, или не так, трудно утверждать с полной достоверностью. Известно только, что спустя три года он вернулся в Исландию, получил прощение и вскоре вновь ее покинул в сопровождении многочисленных переселенцев, которые выразили желание отправиться с ним навсегда в Гренландию.
СТРАНА-ДЕРЕВНЯ
Жак Картье был полон самых радужных надежд. Скрестив руки на груди, он стоял на палубе корабля, вперив горделивый взгляд в проплывающие мимо лесистые берега широкой полноводной реки. О, он еще покажет, на что способен, веселый корсар» Жак Картье… Спору нет, его имя небезызвестно во Франции и за ее пределами, он уже давно прославился своими лихими нападениями на испанские и португальские корабли. Но такая слава его больше не удовлетворяла, хотелось другого: известности покорителя заморских земель, открывателя новых стран.
Ведь недаром он совершает второе путешествие к берегам Северной Америки по приказу наихристианнейшего короля Франции Франциска I. В этом приказе недвусмысленно сказано, что ему, Жаку Картье, надлежит завершить открытие западных стран, лежащих в том же климате и под той же широтой, что и владения французского короля.
В первом путешествии, из которого Картье возвратился в прошлом, 1534, году ему удалось достигнуть устья этого большого водного потока, названного им рекой Св. Лаврентия. Перед тем он ознакомился с берегами Лабрадора и Ньюфаундленда Картье презрительно усмехнулся:
— Лабрадор, Ньюфаундленд! Разве можно назвать землей эти безжизненные берега, где он видел одни только голые скалы да камни. Там и воза земли не набралось бы на протяжении сотен лье[28].
Нет, не о таких владениях для своего короля мечтал он.
Совсем другое дело берега реки, вверх по которой поднимались его корабли. Вид их был многообещающим. Великолепные леса с породами деревьев, подобных тем, какие произрастают на его родине, часто встречающиеся индейские селения — все это не могло не радовать глаз. А «река смерти», как называли ее индейцы? Правда, угрюмые скалистые берега этого мрачного водного потока, впадающего в реку Св. Лаврентия почти у самого его устья, производили гнетущее впечатление, но среди обломков скал, усеивавших берега, Картье обнаружил, как ему показалось, породы, сопутствующие золоту. А это что- нибудь да значило.
Жак Картье еще раз с удовлетворением окинул взором расстилающуюся перед носом корабля гладь реки, которая искрилась под лучами яркого полуденного солнца, словно расплавленное серебро. Это как нельзя лучше гармонировало с мыслями веселого корсара. Он снова усмехнулся, но вспомнив свое теперешнее положение, принял горделивую позу и, небрежно обернувшись, сделал знак стоящей несколько поодаль группе офицеров приблизиться.
— Господа, — внушительно произнес он, — насколько я могу судить, мы подходим к тем самым быстринам и сужениям реки, о которых нам приходилось слышать не один раз от туземцев. Обратите внимание, как тесно сходятся там берега, — он протянул руку вперед. — Да и течение заметно усилилось. Прошу поэтому удвоить внимание и быть все время начеку. Тысяча чертей! У меня нет ни малейшего желания перевернуться вверх дном… тем более теперь, когда мы находимся на пороге великих открытий.
— Во Франции мы прослыли бы самыми неостроумными людьми в случае подобного исхода нашего предприятия, — заметил помощник Картье, задорно покручивая пышный ус.
— Клянусь честью, лейтенант, ваш довод неотразим, — усмехнулся Картье, — сделайте необходимые распоряжения. Вы знаете, как я дорожу своей репутацией.
Все разошлись по местам, и десятью минутами позже помощник капитана уже докладывал о принятых им мерах предосторожности.
— Вы передали предупреждение на другие корабли? — озабоченно спросил Картье.
— Разумеется, капитан. Все исполнено, и у вас не должно быть причин для беспокойства.
— Картье удовлетворенно кивнул головой и, пощипывая нервными пальцами короткую бородку, продолжал наблюдать за медленно сближающимися берегами реки.
— Так вот как выглядит этот узкий проход, который индейцы называют неблагозвучным именем Квебек, — отвечая своим мыслям, вслух произнес он, разглядывая отвесные берега и стремительно несущиеся между ними воды реки, и тут же оживленно добавил, обращаясь к своему помощнику: — Э, да здесь есть люди! Взгляните, лейтенант!
— Бьюсь об заклад, капитан, — отозвался помощник, не отрывая глаз от левого берега реки, — сейчас мы увидим большое селение. Видите дым, поднимающийся из-за тех вон деревьев?
Действительно, в той стороне, куда указывал лейтенант, видно было более десятка столбов дыма, спиралью врезывавшихся в небосвод.
— Селение, должно быть, большое, — согласился Картье. — Да вот и оно! — вскричал он, увидев показавшиеся из-за высокой, поросшей лесом скалы первые вигвамы. — Эй, Антуан, подай шпагу и пистолеты.
Слуга, слонявшийся поблизости, опрометью бросился выполнять приказание своего хозяина.
— А вы, лейтенант, распорядитесь спустить шлюпки, я еду на берег.
— Будет выполнено, капитан, — почтительно фамильярно отвечал помощник, старый соратник Картье в его морских похождениях. — Если я не ошибаюсь, — он лукаво подмигнул, — вам готовится достойная встреча. У этих краснокожих, несомненно, есть природное чутье.
— Они обладают тем, чего вам всегда недоставало, любезный друг, — отпарировал Картье. — Однако поторапливайтесь с шлюпками. На ваших остротах я далеко не уеду.
Пока шлюпки спускали на воду, Картье с интересом следил за происходящим на берегу. Его помощник не без основания упомянул о торжественной встрече. В селении наблюдалось сильное движение. Между вигвамами сновали женщины, бегали с визгом и криками дети, мужчины группами стекались к берегу. До корабля доносились их возбужденные гортанные голоса, перекликавшиеся между собой.
Когда шлюпки французов уткнулись в прибрежные камни, на берегу уже собралась внушительная
