Темное, кривое зеркало. Том 3 : След на песке

вращался вокруг него, всё быстрее и быстрее, быстрее, чем он мог бы вынести. Вся его жизнь предстала перед ним, управляемая, предопределённая. Куда бы он ни пошёл, что бы он ни делал… он знал, что случится.

— Следы на песке, — прошептал он, а затем вдруг понял, что снова может двигаться. Встав с ложа — горизонтального, а не наклонного по минбарской традиции — он подошёл к окну и остановился там. Это была единственная вещь, на чьём обязательном присутствии в комнате он настаивал. Его не волновала ни мебель, ни роскошная обстановка… но ему нужно было окно. Вид города, даже в серых тенях ночи… это возрождало его веру.

— Время пришло, — прогрохотал голос в его голове, и он вздрогнул. Он… помнил их, по крайней мере немного. Они были его опекунами, его союзниками, его… друзьями. Он знал это.

— Нет, — тихо сказал он. — Ещё слишком многое нужно сделать здесь.

— Судьба требует… Времени не осталось.

— Я… я должен быть здесь. Многое… слишком не устойчиво. Так много нужно сделать, и только я могу…

— Нет. Твоё место не здесь. Ты готов?

— Нет, — ответил он. — Нет, я не готов! Я… Я…

— Готовься. Ты узнаешь… когда время придёт.

Голос оставил его, и он ухватился за подоконник. Судьба… давила на него, но он не хотел сдаться. Он хотел… остаться здесь, смотреть в будущее и не знать его, не знать, что должно случиться с его друзьями, с…

Быть несвоевременным. Это всегда было его судьбой. Прошлое. Это не его мир. Его мир — это мир предательства Маррэйна, мир фатально неверных толкований так'ча, мир падения Парлонна, мир… любви Дераннимер…

— Избранный, — сказал страдающий голос за его спиной, и он обернулся, чтобы найти там молодую минбарку. Она назначила сама себя — или была назначена кем-то, он не был до конца уверен — в качестве его слуги и помощника и… вероятно, исповедника. Она не сказала ему своё имя, настаивая, что это не имеет значения.

— Избранный, я слышала, как вы кричали. Вы… в порядке?

— Всё нормально, — ответил он, тихо проклиная себя за её пробуждение, если она вообще когда- либо спала. Он много раз говорил, что не нуждается в прислужнице, и всё же она осталась. У каждого свой путь, сказал он однажды, и её место, похоже, было здесь.

— Вы… не могли бы остаться и поговорить? — спросил он. Он знал, что не сможет заснуть этой ночью и рад бы был любой компании. Чем больше душ он смог бы коснуться прежде, чем уйти… тем лучше. — Если вы… не устали?

— О нет, Избранный, — ответила она, её глаза, казалось, засияли. — Я исполню всё, что вы попросите.

Он вздохнул. — Мне не нужно повиновения… это был просто вопрос, не более. Я никому не приказываю и никого не заставляю. — Но так было не всегда, и он знал это. Он пытался заставить так'ча изменить их представления о его учении. Он пытался увести Парлонна с дороги тьмы, по которой он шёл.

— Во-первых… как твоё имя, дитя? — Старый голос, как он называл свой голос 'учителя', сменил его повседневный тон. Индивидуальная особенность, встроенная в него ворлонцами, как и многие другие. Это было странно, но каждый аспект того целого, кем являлся Вален, имел собственный голос, тон, тембр… всё было своим.

— Моё имя…? Я… я живу только, чтобы служить вам, Избранный. Это удел чести, а не славы. Моё имя лишь отразит на меня вашу славу…

Он улыбнулся. — Я хочу узнать твоё имя, чтобы знать, как обращаться к тебе. Я не могу постоянно называть тебя 'дитя'.

— Она склонила голову. — Катренн, Избранный. Моё имя — Катренн.

— Дрожь внезапно охватила его тело. Катренн… имя его дочери. Его дочь…

— Я извиняюсь, Избранный, — быстро сказала она, очевидно, заметив, как изменилось его лицо. — Я как-то оскорбила вас. Я ищу вашего прощения… или наказания, если я виновата перед вами. Я…

— Нет, — твёрдо сказал он. — Ты не оскорбила меня. Ты только… напомнила мне кое о чём, что является всем. Скажи мне… Катренн… из какой ты касты?

— Каста… мастеров, Избранный. Я была прежде в Доме Хеймин.

— А, да… знатный род. Один из старейших. Я помню одного из моих самых преданных союзников… прежде. Йасуки… он был из Дома Хеймин. Да, я помню… — улыбка приятных воспоминаний промелькнула на его лице, но затем он понял, что она сказала, и улыбка исчезла. — Прежде? Что случилось?

— Мы… лишились своего положения. Сатаи Калейн… — Она очевидно заметила ужас на его лице, и быстро добавила, — как искупление… наших грехов.

— Грехов? — спокойно сказал он.

— Да. Сатаи Хедронн уничтожил Серый Совет, и наша каста должна была оплатить его грех. Моей семье повезло… нам разрешили жить, но как изгоям. Слишком многие умерли.

— Я… вижу… Мы никогда не учимся на ошибках прошлого. Я… сожалею о твоей потере, Катренн. Грех… там был грех, но не ваш. Вы страдали напрасно. Так часто бывает. Я надеялся, что смогу предотвратить такие… ошибки, но если прошлое чему и научило нас, так это тому, что мы никогда не сможем прекратить делать ошибки. — Он покачал головой. — Гордость. Слишком много гордости. Моя… Калейна… Синевала… Маррэйна…

— Мне жаль, Избранный. Я расстроила вас. Я… извиняются.

— Ты когда-нибудь прекратишь извиняться? — сказал он, немного раздражённо.

— Конечно, Избранный. Я изви… О…

Он хихикнул. — Моё имя — Вален… или Джеффри, если хочешь. Избранный — слишком официально. Я предпочел бы, чтобы ты использовала моё настоящее имя. Я человек, Катренн, а не Бог.

— Но вы, Избранный. Вы величайшая фигура в нашей истории, наш спаситель, центр всего, что делает нас нами. В некотором роде вы наш бог.

Он вздохнул. — Это так… интересно — то, как различные люди реагируют на мои слова. Пространство может существовать в вакууме, но то, что я говорю, очевидно, нет. — Он замолчал, вдруг вспомнив, как говорил эти слова другому… другому, что понял из них так немного.

— Я извиняюсь, Избранный? Что вы сказали…?

Он покачал головой. — Не бери в голову. Поговори со мной, Катренн. Расскажи мне… что-нибудь. О твоём доме, твоей семье, твоих мечтах, что угодно. Я хочу взять с собой как можно больше, прежде чем… уйду по ту сторону. Все, от вождя до последнего слуги, никем нельзя пренебрегать. Поговори со мной, Катренн. Просто… поговори…

— Как… скажете, Избранный, — ответила она.

Она начала рассказывать, и оставшаяся часть ночи была прошла в разговорах. И по крайней мере эти несколько часов Джеффри Синклер не видел свои следы, что протянулись перед ним. Достаточно того, что он видел чужие следы, Следы, что вели в будущее. В будущее, которое он не сможет разделить.

* * *

На Вавилоне 4 никогда не наступала ночь или, возможно, наоборот, на нём всегда была ночь. За бастионом надежды скрывался архитектор этой надежды, пойманный в ловушку среди множества машин и силы, что дала ему возможность понять свои мечты. За этим миром скрывались другие, мертвые и потерянные, а за ними укрывалось солнце, скрытое от нас сейчас, но он всегда был там, свет, сияющий, подобный жизни и смерти, подобный надежде и отчаянию, потерянный и проклятый.

На борту была одна душа, что была и потеряна, и проклята все те тринадцать лет, как первая душа отошла с её помощью в мир иной. Это был нормал, конечно. Человек, один из миллиардов, крошечная песчинка, исчезновения которой никто и не заметил.

Донн смотрела в темноту за окном. Едва вступив сюда, она уже знала, что её не нравится здесь. Целые толпы нормалов, инопланетян, и муравьёв, проживали вокруг неё свои жалкие жизни. Они говорили