Креймер в пилотской кабине закончил свое повествование. Экипаж хранил молчание; что касается второго пилота, он, казалось, не интересовался ничем — он вел самолет, не отрывая взгляда от приборной доски.
Наконец Говард, постукивая ногтем большого пальца по зубам, промолвил:
— Если я задержу всех на своих местах, если никто не шелохнется — тогда мы, может, и сумеем сесть в Кеннеди…
— Только не в Кеннеди, — нахмурился Креймер. — На это мы не имеем права. Разве вы не понимаете: мы сейчас вроде прокаженных…
— И нас будут изолировать? — спросил третий Пилот.
— Разумеется. Нам придется пройти полный круг дезинфекционных процедур…
— Пожалуй, — вмешался Говард, — можно использовать Тейор Крик.
— А что это такое?
— Аварийная полоса примерно километрах в шестидесяти к югу от Бостона, на атлантическом побережье.
— Нам понадобится полная обработка. Каждый пассажир должен будет раздеться, вымыться под душем, отдать одежду на стерилизацию, — по мере перечисления Креймер загибал пальцы. — Самолет придется оцепить…
— Но кто, к дьяволу, возьмется за это? — вслух подумал Говард. — Медицинская служба аэропорта и снаряжения-то такого не имеет…
— Свяжитесь с Дагуэем.
— А это что такое?
— Испытательный полигон для микробиологического оружия. Они вполне могут перебросить в Тейор Крик несколько человек вертолетом — защитные костюмы и все, что полагается. — Креймер мрачно усмехнулся. — Хоть однажды поставьте перед ними позитивную задачу!..
Герметическая прокладка иллюминатора, ближайшего к женщине с сумочкой, капля за каплей вытекла на боковую отделочную панель — все происходило беззвучно.
Иллюминаторы в реактивной машине, — в сущности, уступка пассажирам со стороны конструкторов; конструкторы охотно обошлись бы вовсе без окон, поскольку те увеличивают стоимость и снижают прочность фюзеляжа. Каждый иллюминатор состоит из трех — четырех слоев прозрачной пластмассы, и каждый слой в отдельности герметически закреплен в соответствующем слое корпуса. В пространство между внутренними слоями воздух нагнетается бортовыми компрессорами, расположенными под пилотской кабиной. Делается это во избежание конденсации водяных паров; воздушная прослойка за внутренней обшивкой поддерживается при том же давлении, что и воздух в салоне. Зато между внешними слоями корпуса давление и температура воздуха те же, что и за бортом.
В безмозглой своей решимости микроскопическая капелька мутанта-59 перебросилась через двухсантиметровый зазор между слоями внутренней гермопрокладки. Клетки выделяли ферменты, и те разрушали хитросплетения созданных человеком молекул.
Молодая особа в пластиковом плаще спала, пока какой-то пассажир, шествуя по проходу, не задел ее за плечо. Это разбудило девицу, она попыталась пошевелиться, но, словно в дурном кошмаре, никак не могла оторвать голову от спинки кресла. Наконец, ей удалось чуть приподнять голову, высвободив ее, как мокрый леденец из обертки: между щекой, воротником и сиденьем образовалось хлюпающее полужидкое месиво. Достаточно было пошевельнуться — и месиво тянулось длинными сырыми язычками. Девица в панике повернулась и увидела, что ее новомодный плащ расползся на плече, как ветхое рубище. Она сидела, словно парализованная, с застывшим лицом, потом вскрикнула. На крик прибежала стюардесса.
В салоне первого класса дородный багровощекий пассажир по-прежнему сладко похрапывал — он так и не просыпался с самого начала полета. Безразличный ко всему на свете, благоухающий парами бренди, он, разумеется, не мог заметить, как меняется форма его очков. Сначала размягчилась рыжая пластмассовая дужка на переносице, и очки под весом линз карикатурно съехали к скулам. Затем одно стекло выскочило из перекошенной оправы и скатилось хозяину на колени. По изборожденному складками лицу, прямо к раскрытому рту потекла шоколадная струйка. По мере ее движения лицо непроизвольно подергивалось, но пассажир не просыпался.
Девица в пластиковом плаще немного успокоилась; стюардесса беседовала с ней, прилагая все усилия, чтобы она не поднялась с места и не пошла умываться.
Из динамиков донесся голос командира:
— Говорит командир экипажа Говард. Вследствие небольшой неисправности в электропроводке мы немного не долетим до нью-йоркского аэропорта Кеннеди. Посадка будет произведена на одном из аэродромов южнее Бостона. Вследствие… вследствие неисправности должен просить вас оставаться на своих местах и не расстегивать ремней. Прошу извинить за небольшое неудобство. Обслуживающий персонал постарается создать вам максимально возможный комфорт, но попрошу вас воздержаться от курения…
Говард отключил микрофон.
— Но ведь перед посадкой придется сказать им правду, заметил Креймер.
— Безусловно, но если я скажу ее сразу, поднимется паника. Лучше уж по частям… — Говард обернулся ко второму пилоту: — Есть успехи?
— Да, они уже вызывают Тейор.
— Хорошо. — И снова к Креймеру: — А теперь, доктор…
Дверь позади них внезапно открылась и тут же захлопнулась. Послышалась какая-то возня. Когда дверь распахнулась снова, в ней показался пассажир из салона первого класса с лицом, измазанным рыжими полосами. Глаза его метали молнии.
— Где командир? — заорал он. — Что происходит на вашей чертовой посудине?..
Он ринулся вперед. Но Бенни, бортинженер, стремительно повернулся в кресле и схватил незваного гостя в охапку прежде, чем он успел коснуться Говарда.
— А ну, давайте назад, на место!
— Послушайте, я владелец акций вашей паршивой компании. Я знаю ваших директоров. И даю вам гарантию, что я…
Бортинженер, вскочив на ноги, навис над пришельцем, с грохотом прижав его к двери. Все тревоги Бенни нашли выход в этом акте насилия.
— Молчи и слушай! — крикнул Бенни. — Самолет в опасности, а ты, явившись сюда, увеличиваешь эту опасность. Ты слышал приказ командира? Возвращайся в салон, сядь, привяжись и молчи! И если ты еще раз попадешься мне на глаза, я вобью тебе голову в живот, понял?..
Пассажир сверкал глазами, но молчал, и на лице его отражалась борьба между гневом и страхом.
— А ну, выметайся отсюда!
Гнева как не бывало: теперь акционера била дрожь. Наконец, он в полном изнеможении прислонился к двери, и у него от ужаса отвисла челюсть.
— Что вы делаете? — Он вытирал лицо, размазывая рыжие пятна по щекам. — Что… что происходит? Я хочу знать мы… мы разобьемся?
Бортинженер, не отвечая, вытянул руку и отворил дверь у него за спиной. Потом отвел своего недавнего противника на место и собственноручно застегнул ему ремень.
Теперь во власти бактерий был уже почти весь самолет. В сотнях различных точек отделочные пластиковые пленки, багажные полки, материал под ногами беззвучно преображались вспучивались, приобретали влажный блеск и в конце концов покрывались пузырьками зловонной пены. Вентиляционная панель над головой одного из пассажиров медленно прогнулась и провисла до его затылка, словно протянула к нему послушную конечность.
Голос командира, звучащий по системе внутренней связи, был теперь неузнаваем. Привычная учтивость и доверительная озабоченность уступили место суровой беспрекословности приказа:
— Происходящее сейчас на борту непосредственной опасности для жизни не представляет. Разрушению подвергаются лишь пластмассовые детали самолета. Как я уже сообщил, мы приземлимся на
