время. Я имею в виду не время заключения, а то, что он выглядел полумертвым. И он походил…
— Дуглас! — завопил я. — Это же вы!
Дуглас молчал: это его поразило больше, чем меня. Он задыхался и хлопал глазами. Я видел, что он никак не мог задать свой вопрос, и спросил за него.
— Что с ним? — поинтересовался я.
Найла Христоф пожала плечами:
— С ним все отлично! Сильный солнечный удар плюс укус гремучей змеи. Ко ему сделали необходимые инъекции, и доктор сказал, что завтра он встанет. Ко вы еще не видели другого парня!
И я взглянул. Он повернулся и уставился в упор. Его лицо сильно обгорело и было ободранным, а выражение — угрюмым. Но я знал это лицо.
— Боже мой! — крикнул я. — Это тот парень из Долилаба!
— Почти! — бодро сказала Найла Христоф. — Он утверждает, что это не он! И еще он рассказал кучу вещей, Де Сота, в которые вы не поверите. Он рассказал это прошлой ночью, когда их подобрали в пустыне у железной дороги. Он сказал, что вероятности реальны… и вы одно из недостающих звеньев.
В этот час подземный гараж был пуст. И адвокат тщетно старался припомнить, где поставил свою машину. Когда нужно, вы никогда не дождетесь полисмена! Два изнасилования, одно убийство, и никто не знает, как много групповых нападений было совершено в этом гараже за последний месяц. Затем адвокат свернул за угол и увидел армейский патруль: два парня в мундирах и с автоматами. «Добрый вечер!» — сказал он, почувствовав себя уверенней, пока не заметил странный серо-зеленый цвет униформы и пластинки на их плечах, пилотки, так не похожие на фуражки чикагской полиции. Самое худшее, когда они его окликнули. Он узнал язык — РУССКИЕ! Непроизвольно он повернул назад и побежал… его плечо пронзило что-то острое. Адвокат услышал звук выстрелов, но пули просвистели мимо. Он повернулся, размазывая слезы, но никого не было.
АВГУСТ, 26, 1983 г. ВРЕМЯ: 7.40 ВЕЧЕРА.
СЕНАТОР ДОМИНИК ДЕ СОТА
Я смотрел из окна на бассейн, с меня ведрами стекал пот и мучили ожоги. И не только это терзало меня: где-то совсем недалеко, но безнадежно отдаленно, покрыто оболочкой времен — моя страна подвергалась вторжению… и кто-то имевший мое лицо выступал по телевидению, призывая к помощи и поддержке агрессорам. Я не помнил ни единого случая из истории Соединенных Штатов со времен Гражданской войны, чтобы хоть один американский сенатор сделал что-либо подобное. Что подумали обо мне мои коллеги?
И что подумала Найла Боуквист?
Я не знал, что думать о себе. Последние сорок восемь часов были самыми жуткими в моей жизни. Это было ужасно — узнать, что Кэтхауз предстал реальностью и существует бесконечное множество миров. Среди них много с Доминиками Де Сота, неотличимыми от меня. Одним из них я был в плену. Я одолел женщину, которую любил, и тут же захвачен в плен другой ее копией… точнее, не совсем копией: у нее изуродованы руки. Я украл человека и страдал от потрясающе нелепого вторжения в мою страну иной Америки. И мне было мучительно больно от ожогов, утомительного пути сквозь безжизненную пустыню и всей моей жизни.
Так или иначе у меня внутри ныло все, а они даже не позволили мне охладиться в бассейне.
Это не запрещалось — бассейн предназначался для Найлы — других указаний она не давала. Умывальник, находившийся в углу, не мог заменить бассейн. Каждые полчаса я брызгал водой на ожоги, и каждую четверть осторожно накладывал крем. Но толку от этого было слишком мало.
Присутствие моего невольного спутника доктора Лоуренса Дугласа оказалось бессмысленным. Большую часть дня он лежал — понятно, доктор прошел через большее. Те же ожоги, такие же бесконечные часы жары и жажды, долгое блуждание сквозь безжизненную пустыню. Хуже того: Дуглас умудрился получить не только укус ядовитой змеи и противоядие (этот укол был так же мучителен, как и укус, но еще и наполнил его безволием, чтобы беспалая Найла смогла допросить его). Я не участвовал при допросе, но когда доктора вернули в бунгало, вдобавок к ожогам он имел и синяки.
Я не пытался его будить.
Я не будил Дугласа. Но когда я резко обернулся от умывальника, то поймал на себе его взгляд. Он тотчас закрыл глаза, но было поздно.
— О дьявол, Дуглас! — утомленно сказал я. — Если хотите спать, спите… если нет, открывайте глаза. Зачем притворяться?
Доктор упорно держал их закрытыми, но долго так тянуться не могло. Поднявшись с постели, он поискал туалет, а когда не нашел, помочился в раковину.
Когда он кончил, я проворчал:
— Хоть бы сполоснули эту штуку!
Он не обернулся, но повернул краны и умылся, затем полакал по-собачьи из сложенных лодочкой рук. Все при полном безмолвии.
— Если смочите волосы, это немного поможет! — сказал я. — Еще есть крем от ожогов.
Дуглас медленно выпрямился, потом сполоснул волосы и что-то пробормотал. Это могло быть словами благодарности, и, когда он повернулся, я улыбнулся.
Но он не ответил. Я никогда еще не видел человека более безнадежного и обиженного, в такой глубокой депрессии.
Конечно, мое настроение также нельзя назвать хорошим, не говоря уже о случившемся, я чувствовал зуд и судороги, что было очень неприятно. Я ощущал, что нахожусь под непрерывным наблюдением, нельзя же не заметить заглядывающего в окно охранника. И этот зуд, который нравился мне еще меньше.
— Я вижу, — произнес я. — У вас плохое настроение!
Он закончил накладывать крем на свое томатное лицо и кисло посмотрел на меня:
— Вы можете предложить что-нибудь лучше?
— Хорошо, удовлетворите мое любопытство: когда я поднялся к порталу, где вы работали, и прихватил с собой за компанию…
Дуглас залаял отвратительным смешком.
— Когда вынудили меня силой оружия! — поправил он.
— Верно! Когда мы появились с другой стороны на высоте десяти футов, вы ведь не предупреждали, что можно грохнуться… — я развивал свою мысль, чтобы немного свалить вину и на него. — …Я думал, мы попадем в мое время. Пока вы спали, я много думал.
Он застонал:
— Де Сота! Раз уж мы здесь, может, нам придется по душе?
— Что вы наделали!
— Хотел сбежать! — резко ответил он.
— Сюда? Но ведь это же не ваше время!
— Эта жуткая примитивная дыра? — прорычал он. — Конечно же, нет!
— Тогда…
— Тогда почему я не пытался вернуться в свое собственное? Потому что его больше не существует! Я потерял его! И теперь хочу только одного — исчезнуть!
Он бросился обратно на кровать.
— Но послушайте!.. — разумно начал я.
Дуглас покачал головой и сказал:
— Оставьте меня в покое!
И я на какое-то время отцепился, но не потому, что он просил, а потому, что на дороге проревел автомобиль и остановился где-то невдалеке. Я вытянул шею, чтобы посмотреть, но мне не повезло: я только слышал хлопок двери и дальние голоса — громыхающий мужской и веселый женский. Минуту спустя я увидел Найлу: она подошла к бассейну и сбросила с себя одежду, не побеспокоившись взглянуть на наше окно. На краю бассейна она проверила температуру воды кончиком пальца и изящно скользнула в воду, вытянув беспалые руки.
И зуд, который я не желал чувствовать, нахлынул вновь, залив кончики нервов.
Если Найла не обращала на нас никакого внимания, то мы вовсю пялились на нее. Один из охранников,
