Это был я, но одетый в костюм, которого у меня никогда не было: типа комбинезона, как у Уинстона Черчилля, ставшего известным во время Второй мировой войны. Но это был я — верно…
— Снимок сделан, — бесцветно сказала Христоф, — камерами наблюдения в Долилабе позавчера ночью. Есть и другие… — Она расправила их веером.
Не все они были сделаны из этой же камеры — задний план заметно отличался. Но на всех них было то же самое, хорошо знакомое мне лицо, в этой незнакомой одежде.
— И здесь, — сказала она, достав из папки кусок картона, — отпечатки из вашего досье в колледже. Они полностью совпадают с найденными в лаборатории.
На картонном бланке под широкими десятью полосами было только четыре отпечатка. Я думал, что все они были получены на месте происшествия. Но даже дилетант мог заметить, что спирали и канавки на большом и среднем пальцах правой руки и оба указательных очень схожи с отпечатками из моего досье.
— Это ложь! — заорал я.
— Вы опять за свое? — недоверчиво спросила Христоф.
— Но это же не я, потому что я не делал этого!
— О черт! Доминик, — вздохнула она. — Я считала вас более благоразумным! — Закинула руки за спину и посмотрела в пол.
Она не давала своим помощникам никаких знаков, но они прекрасно знали свое дело и подошли ко мне.
Били меня не очень долго. Вы же слышали о том, как они обращаются с подозреваемыми. По этим сплетням, пускают в ход кулаки. Я был уверен, что это не только слухи, потому что однажды писал вексель на одного бармена, а затем того арестовали по подозрению в продаже крепких напитков человеку моложе тридцати пяти лет. После этого ему уже никогда больше не потребовалось векселей. Вдова прошептала мне на ухо, в каком состоянии вернули для захоронения тело: это может основательно вывернуть ваши кишки.
Со мной, к счастью, такого не случилось.
Я получал легкие шлепки. Но это было слишком унизительно. Это было унизительно вдвойне, потому что я был связан и не мог дать отпора. Хорошо, на моем месте вы не сделаете этого — даже не сможете парировать удары руками, а не головой. Моя голова звенела от оплеух, открытая ударам. Они прекращали бить, когда агент Христоф задавала вопросы.
— На фото изображены вы, Доминик. Не так ли?
— Откуда я знаю? Это… ой!.. Немного похож на меня.
— А отпечатки?
— О них мне ничего не известно…
— О черт… продолжайте, мальчики!
Скоро им надело колошматить мою голову. Или, вероятно, они заметили, что я с беспокойством стал прислушиваться к Христоф, во всяком случае, меня начали колотить в живот и спину. Так как я до сих пор был одет только в плавки, то оказался беззащитен. Было ужасно больно. Но лупить по спине им не очень нравилось. Они могли причинить боль собственным рукам и делали это без особого восторга. Часто останавливались.
— Измените показания, Доминик?
— Мне нечего менять, черт возьми!
И они снова молотили по моему животу. Это причиняло сильное страдание. Меня выворачивало наизнанку, в глазах двоилось, и я едва слышал, что говорит агент Христоф.
И я чуть было не пропустил мимо ушей, когда она сказала:
— Сопляк! Вы по-прежнему отрицаете, что были в Долилабе в субботу, тринадцатого августа?
Я задыхался.
— Подождите! — собственно говоря, они не оставляли попытки сделать из моего живота хороший пунш. — Пожалуйста… прекратите, — молил я, и Христоф остановила их. Я сделал два глубоких вздоха и сумел сказать: — Вы имеете в виду прошлую субботу, тринадцатое?
— Вот именно, Доминик! Когда вас засекли в Долилабе.
Я приподнялся и выпрямился.
— Но я не мог там быть, агент Христоф, — сказал я, — так как в прошлую субботу я был в Нью-Йорке. Со мной была моя невеста, она подтвердит. Честное слово, агент Христоф! Я не знаю, кто был в Долилабе, но только не я!
Конечно, все было не так просто. Я получил еще два-три крепких удара, прежде чем они убедились (или не убедились), но прекратили бить меня. Для подтверждения моего рассказа они вытащили из постели Грету. И она рассказала им по телефону все, что помнила. Они проверили. Я не так часто уезжал с Гретой в Нью-Йорк, поэтому она точно запомнила дату.
Развязав руки, они разрешили мне встать и отпустили домой. Один из них даже предложил мне плащ, чтобы я надел поверх плавок. Думаю, им было очень не по себе. К тому же агент Христоф не проронила ни слова, она склонила голову над досье и кусала губы. Один из тех, кто колотил меня, сказал, что я могу катиться ко всем чертям.
— Но не очень далеко. Де Сота! Ясно? Без всяких там поездок в Нью-Йорк — только туда, где мы сможем найти тебя в случае необходимости.
— Но я же доказал свою невиновность!
— Де Сота! — огрызнулся он. — Ты еще не доказал ничего! У нас есть все необходимые свидетельства: фотографии следящих камер и отпечатки ваших пальцев. Даже этим мы можем засадить тебя лет на сто…
— Но тем не менее, я там не был! — крикнул я, и больше ничего, потому что Найла Христоф подняла глаза от досье и посмотрела в упор.
Они отпустили меня прогуляться домой только для соблюдения приличий, но я не думал, чтобы это стоило томительного ожидания. Я с трудом поймал такси, и таксист подождал снаружи, пока я не вынесу бумажник и не заплачу за проезд двенадцать долларов. Это мой дневной заработок, но я еще никогда не оплачивал подобного счета с большей радостью.
Заместитель шеф-инспектора Уильям Брзоляк пришел в местный полицейский участок с автоматом сорок пятого калибра в руках. И заявил, что убил свою жену и пятерых детей из-за того, что они слишком пристально смотрели ему в спину. «Они хотели бросить меня одного!» — сказал он репортерам.
Купающиеся Юга стали жаловаться на то, что присутствие скользких темно-коричневых шаров, находящихся в воде, делает купание невозможным и представляет, вероятно, опасность для здоровья.
Летняя буря в пригородах Нью-Йорка в течение пяти часов сбросила три или четыре нормы осадков, что считается метеорологами США как «метеорологический сюрприз». Это не связано ни с одной известной фронтальной системой или областью низкого давления. Повреждения имущества в Квинсе и Ричмонде оцениваются в миллионы долларов.
АВГУСТ, 18, 1983 г. ВРЕМЯ: 11.15 УТРА.
НИКИ ДЕ СОТА
Днем спустя все казалось не таким уж и плохим.
— Простая ошибка! — убеждал я Грету, когда она позвонила попрощаться: вновь уезжала в Нью- Йорк.
— И даже отпечатки?
— Не обращай на это внимания! — сказал я, посматривая на шефов (они задумчиво наблюдали за мной, а часы, висевшие за ними, говорили, что через два часа меня ждут в дорожном суде).
— Ты же знаешь, где я был той ночью?
— Конечно! — сказала она, вздохнув, хотя больше не была в этом полностью уверена. Полагаю, молодчики из ФБР уже интересовались этим. Я услышал, как она зевнула. — Ради Бога, — извинилась она. — Я так на это надеюсь… Этот шум прошлой ночи…
— Какой шум? — Я ничего не слышал: это редко бывает, когда я сплю.
— Будто рев, свист… Разве ты совсем ничего не слышал? Словно гром… Только здесь ведь не было
