Глава 41
Вечеринка на ферме набирала обороты, подтягивалось все больше и больше людей Они парковали машины прямо на газоне, и проталкивались в комнаты на нижних этажах. Большую часть визитеров Лэш уже встречал в Экстрим Парке, но не всех. И они привезли с собой еще выпивки. Банки. Бутылки. Кеги.
Одному Богу известно, какой нелегальщиной были набиты их карманы.
Что за чертовщина, удивлялся он. Может, он ошибся, и у Омеги поехала крыша от всех его извращений…
Когда с севера подул холодный ветер, Лэш неподвижно застыл, удерживая маскировку на месте и блокируя разум.
Тень... Он создал тень в себе, вокруг себя, над собой.
Прибытию Омеги предшествовало затмение луны, и те идиоты внутри дома понятия не имели о том, что происходит... но мелкий кусок дерьма все понимал. Парень вышел на крыльцо, свет, лившийся из распахнутой двери, освещал его со спины.
Кровный отец Лэша принял форму на грязном газоне, его белые одежды развевались вокруг тела, а температура воздуха упала ниже нуля. Как только он стал осязаем, Кусок Дерьма подошел к нему, и они обнялись.
У Лэша моментально возник соблазн подбежать к ним, и сказать своему отцу в лицо, что тот всего лишь непостоянный гавнюк, а заодно предупредить его маленькую мерзкую крысу, что его дни сочтены…
Закрытое капюшоном лицо Омеги повернулось в сторону Лэша.
Лэш снова застыл и спроектировал в голове совершенно чистый лист, так, что теперь он стал невидим и снаружи и изнутри. Тень... тень... тень...
Пауза длилась бесконечно, но без сомнения, если бы сейчас Омега почувствовал Лэша, его песенка была бы спета.
Через какое-то время внимание Омеги вернулось к золотому мальчику, и в этот момент какой-то придурок вывалился из входной двери, размахивая руками и стараясь удержаться на слабых, шатающихся ногах. Оказавшись на траве, парень пополз по направлению к грядкам, но у него ничего не вышло, он рухнул на колени и начал блевать прямо возле дома. Все ржали над ним, и звуки вечеринки продолжали раздаваться в ночном воздухе. Омега направился к дверям.
Он вошел в дом, но веселье не затихло ни на минуту , несомненно, эти безмозглые ублюдки даже не догадывались, какое зло скрывается под этими белыми одеждами.
Но не так долго они оставались в неведении.
Раздался мощный взрыв, световая волна пронзила весь дом и вырвалась из окон, коснувшись кромки леса. Когда ослепительный свет превратился в мягкое свечение, выживших уже не было: все опойки свалились друг за другом на пол, и веселье закончилось.
Срань господня. Если все идет к тому, о чем он думал…
Лэш бочком подобрался к дому, стараясь в прямом и переносном смысле не оставлять следов, и услышал странный, скребущий звук.
Он заглянул в одно из окон гостиной.
Кусок Дерьма таскал тела, выкладывая их рядком на полу так, чтобы головы были направлены на север, а расстояние между ними было не меньше фута. Господи... их было так много, что мертвая шеренга протянулась через коридор до самой столовой.
Омега висел в воздухе немного позади, ему как будто нравилось наблюдать, как его мальчик таскает трупы.
Какая. Прелесть.
Потребовалось около получаса, чтобы сложить всех, товарищей со второго этажа пришлось стаскивать вниз по лестнице, и они считали головами ступеньки, оставляя за собой яркий кровавый след.
Ясное дело. Мертвые легче, если их тащить за ноги.
Когда всех собрали, Кусок Дерьма начал орудовать ножом, сооружая своеобразный индукционный конвеер. Начиная со столовой, он перерезал горла, запястья, лодыжки, грудные клетки, а Омега следовал позади, черная кровь капала меж распахнутых ребер, а затем мертвые обескровленные тела пронзал электрический заряд, и следовала сердечная реанимация.
Никаких сосудов. Извлеченные сердца просто складывали в угол.
Настоящая скотобойня.
Когда дело было сделано, в центре гостиной, в том месте, где просел пол, собралась огромная лужа крови, и еще одна возле лестницы в коридоре. Лэш не мог заглянуть дальше, в столовую, но был чертовски уверен, что и там наблюдалась та же картина.
Вскоре послышались стоны новобранцев, и ужасный урожай, собранный рукой зла становился все громче и беспорядочнее, по мере того, как приближалась последняя стадия перехода, и у людей забирали то последнее человеческое, что в них еще оставалось.
Среди всей агонии и замешательства, Омега кружился, словно в танце, переступая через корчащуюся массу, его белые одежды взлетали над застывающей на полу кровью, оставаясь при этом абсолютно белыми.
В углу, Кусок Дерьма подкурил косячок и глубоко затянулся, словно решил передохнуть после тяжелой работы.
Лэш отошел от окна, а затем отступил в сторону деревьев, ни на минуту не спуская глаз с дома.
Черт побери, это должен был сделать он. Но он не обладал таким количеством контактов в человеческом мире. В отличие от Говнюка.
Господи, теперь для вампиров все измениться. Ублюдки-братья в скором времени столкнуться с легионом врагов.
Вернувшись в Мерседес, Лэш завел двигатель и покинул этот фермерский рай, чтобы больше никогда не возвращаться в этот дом. Он сидел за рулем, холодный воздух из отрытого окна бил в лицо, настроение его мрачнее некуда. Да и похрен на баб и все остальное, решил он. Теперь его единственная цель в жизни – избавиться от Говнюка. Забрать у Омеги его маленькую прелесть. Уничтожить Общество Лессенинг.
Ну... женщин придется исключить из списка брошенных дел. Он чувствовал себя абсолютно высохшим, ему срочно требовалось кормление – и не важно, что происходило с его внешним видом, внутри он по-прежнему жаждал крови и ему придется решить эту проблему, прежде чем он столкнется лицом к лицу со своим папулей.
Иначе тот его прихлопнет как насекомое.
Подъезжая ближе к городу, он достал телефон, удивляясь тому, что собирался сделать. Но иногда общий враг способствовал созданию странных альянсов.
***
Вернувшись в особняк Братства, Блэй направился в ванную комнату, разделся и шагнул под душ. Вспенивая душистое мыло, он думал о том поцелуе в переулке.
О том мужчине.
О... том поцелуе.
Проводя ладонями по груди, он запрокинул голову и позволил теплой воде сбегать вниз по волосам, спине и ягодицам. Он чувствовал, как тело жаждет выгнуться, и он позволил себе эту слабость, нежась в теплом потоке. Он вымыл волосы, медленными движениями массирую кожу головы.
И снова подумал о том поцелуе.
Боже, воспоминание о том, как слились их губы, словно магнит притягивало его к себе, снова и снова; тяга была слишком сильной, чтобы бороться с ней, связь – слишком заманчивой, чтобы забывать о ней.
