прослушивание прошло на ура, он, как впрочем и всегда, не поленился отыскать информацию о ее прошлом.
Но, скорее всего, первое, на что он обратил внимание, это было ее красивое лицо и большая грудь, вот и все.
Однако это было не самое худшее из его заблуждений. Он не знал, что у нее есть брат. Инвалид. Которого она содержала.
И она показала ему фотографию, на которой они были вместе.
И когда Грег спросил напрямую, как так вышло, что он ничего не знал о парне, Холли сказала ему честно, как и было: потому что он обозначил черту в их отношениях, и семья выходила за ее пределы.
Естественно, его реакция была типично мужской – он сразу же начал защищать себя, но проблема крылась в том, что она была абсолютно права. Он обозначил границы чертовски ясно. А именно: никакой ревности, никаких объяснений, ничего постоянного и ничего личного.
Не самое лучшее положение, в котором может оказаться женщина.
И это осознание заставило его притянуть Холли к себе, прижать к груди, положить подбородок ей на макушку, лаская ее спину. И прежде чем погрузиться в сон, она что-то тихо-тихо пробормотала. Что-то вроде того, что эта ночь была лучшая из всех, что они когда-либо проводили вместе.
И это несмотря на сильнейшие оргазмы, что он ей когда-то дарил.
Ну, дарил, когда ему было это выгодно. Можно назвать сотню свиданий, которые он отменил в последнюю минуту и телефонные сообщения, остававшиеся без ответа, и игнор, как словесный, так и физический.
Господи... каким же дерьмом он был.
Когда Грег все-таки встал, чтобы уйти, он накрыл Холли одеялом, включил камеру и выскользнул из комнаты. Вокруг царила тишина.
Крадясь по коридору, он вернулся к двери с табличкой «Выход» и нырнул на ту, черную лестницу. Вверх по ступенькам, пролет, еще ступеньки, и вот он у дверей.
На этот раз он стучать не стал. Он достал тонкую отвертку, которую обычно использовал при работе с видео-оборудованием и начал вскрывать замок. На самом деле, это оказалось легче, чем он думал. Один толчок, сдвиг и дверь распахнулась.
Причем без скрипа, что удивительно.
Поджидавшее его по другую сторону шокировало так, как ничто и никогда в жизни.
Третий этаж представлял из себя огромное, пещерообразное пространство со старомодными, неотесанными половицами и выпуклым с обоих сторон потолком. На дальнем конце располагался стол с керосиновой лампой на нем, и свечение окрашивало в золотисто-желтый цвет гладкие стены ... и черные сапоги того, кто сидел в кресле рядом с источником света.
Здоровенные сапоги.
И вдруг, Грегу стало абсолютно ясно, кто этот сукин сын и что он сделал.
– Я снял тебя на камеру, – сказал Грег темной фигуре.
Ответом ему послужил мягкий смех, от которого надпочечники Грега ускоренно заработали: низкий и холодный – так смеялся убийца, прежде чем начинать орудовать ножом.
– Правда?
Этот акцент. Какой он? Не французский... не венгерский...
Какая разница. По рассказам Холли, он был выше и сильнее, чем казалось на самом деле. – Я знаю, что ты сделал. В позапрошлую ночь.
– Я бы предложил тебе присесть, но как видишь, здесь всего один стул.
– Я не собираюсь торчать здесь чертову вечность. – Грег сделал шаг вперед. – Я знаю, что произошло с ней. Она не хотела тебя.
– Она хотела секса.
Гребаный ублюдок. – Она спала.
– Серьезно? – Носок сапога качнулся вверх-вниз. – Внешнее представление, как и как внутренний мир, может быть крайне обманчиво.
– Да кем ты себя возомнил, черт возьми?
– Я владелец этого прекрасного дома. Вот кто я. Я тот, кто дал вам разрешение развлекаться здесь со своими камерами.
– Ну, тогда можешь прямо сейчас поцеловать меня в задницу. Я это место рекламировать не стану.
– О, а я думаю, что станешь. Не сможешь себя побороть.
– Ты ни хрена обо мне не знаешь.
– Я думаю, как раз наоборот. Ты не знаешь... ни хрена, как ты это называешь... о себе самом. Она произнесла твое имя, кстати. Когда кончала.
Это привело Грега в ярость, до такой степени, что он сделал еще один шаг вперед.
– Я бы на твоем месте был осторожнее, – сказал голос. – Если не хочешь пострадать. Ходят слухи, что я безумен.
– Я звоню в полицию.
– У тебя нет оснований. Секс был по обоюдному согласию и все такое.
– Она спала!
Ботинок сдвинулся и опустился на пол. – Следи за тоном, парень.
Еще до того, как настало время взорваться от нанесенного оскорбления, мужчина в кресле подался вперед... и у Грега пропал голос.
То, что явилось на свет, не имело ни какого смысла. Вообще никакого смысла.
Это был портрет. Снизу в гостиной. Только живой и дышащий. Единственная разница заключалась в том, что волосы не были убраны назад, они падали на плечи и были в два раза гуще, чем у Грега, и черного цвета с темно-красными прядями.
О, Боже... а глаза были цвета восхода солнца, сверкающего бледно-розового оттенка.
Совершенно гипнотизирующие.
И да, в какой-то мере, безумные.
– Я предлагаю, – снова этот протяжный, странный акцент, – Чтобы прямо сейчас ты покинул чердак и вернулся к своей прекрасной даме.
– Ты потомок Рэтбуна?
Человек улыбнулся. Хм... что-то было явно не в порядке с его передними зубами. – У нас с ним есть кое-что общее, это правда.
– Господи...
– Самое время для тебя уйти и завершить свой небольшой проект. – Мужчина больше не улыбался, что стало в какой-то мере облегчением. – И небольшой совет вместо хорошего пинка под задницу, который мне так хочется тебе отвесить. Тебе бы стоило заботиться о своей даме лучше, чем ты делал это в последнее время. У нее к тебе искренние чувства, и это не ее вина, и ты их совершенно не заслуживаешь – иначе от тебя бы так не разило раскаянием. Тебе повезло быть рядом с той, кого ты хочешь, и хватит вести себя как слепой идиот.
Грега вообще сложно было шокировать. Но впервые в жизни, он не знал, что сказать.
Откуда незнакомец все знал?
И Господи, Грег ненавидел саму мысль о том, что Холли спала с кем-то еще... но она произнесла его имя?
– А теперь помаши мне ручкой, – Рэтбун поднял свою и помахал ею как ребенок. – Я обещаю оставить твою женщину в покое только в том случае, если ты перестанешь ее игнорировать. А теперь уходи, пока- пока.
Не контролируя свои движения, повинуясь странному рефлексу, Грег поднял руку и слабо помахал, прежде чем повернуться к незнакомцу спиной и направиться к двери.
Господи, как же раскалывалась голова. Боже... проклятье... почему... где…
Мысли стопорились, словно залипшая коробка передач.
Вниз на второй этаж. В свою комнату.