Благодарю за хорошую службу.
Лейтенант отдал честь, однако ни он, ни его люди не были обрадованы. Вместо легкой службы у Шокена им, чего доброго, придется выполнять обязанности часовых в коридорах сената или ночного патруля или же сопровождать почту и курьеров в ночное время.
Они ушли. Я понял, что часы Шокена сочтены.
В эту же ночь по дороге домой он был задушен. Убийца застрелил его шофера и сам сел за руль шокеновского «кадиллака». Преступника удалось схватить, но он оказал сопротивление при аресте, и полиция забила его насмерть дубинками. Опознать труп было невозможно, ибо его номер на запястье оказался срезанным.
Можно себе представить, что творилось на следующий день в конторе. Траурное заседание членов правления приняло резолюцию, в которой говорилось, что это грязное убийство — позор для нашей великой профессии, что мы никогда этого не забудем и не простим и все такое прочее, как и полагается в таких случаях. От многих фирм, в том числе и от Таунтона, были получены телеграммы с выражением соболезнования. Присутствующие с удивлением посмотрели на меня, когда, скомкав телеграмму Таунтона, я грубо выругался.
Теперь мысли членов правления были заняты одним — пакетом акций фирмы «Шокен». Фаулер скупал акции через подставных лиц, а на свое имя приобрел их весьма незначительное количество. Как служащий высшей категории, я тоже владел некоторым количеством акций, но самым солидным держателем акций был, бесспорно, Гарвей Бренер, старейший партнер Фаулера. По количеству акций, которыми он официально владел, Бренер формально имел, пожалуй, преимущество даже перед самим шефом. Но он знал, что стоит только заикнуться об этом, как Фаулер выставит против него всех своих подставных акционеров, и тогда ему несдобровать. К тому же он всегда был предан Шокену.
Он не сомневался что рано или поздно станет преемником Шокена, а некоторые неосмотрительные сотрудники из Отдела научных изысканий уже заискивали перед ним, сущие идиоты. Но Бренер был совершенно бесталанной личностью, лишенной проблесков инициативы, — просто честная рабочая скотинка. Под его руководством фирма «Шокен» захирела бы через год.
Вздумай я сам играть, непременно поставил, бы на Силлери из Отдела массовых средств. Многие придерживались того же мнения, кроме, пожалуй, самоуверенного и недалекого Бренера и еще нескольких глупцов. Вокруг Силлери уже вертелась свита подхалимов, которые, без сомнения, помнили слова Фаулера: «Массовые средства рекламы — это основа основ, джентльмены. От работника этого отдела требуется смекалка». Я чувствовал себя прокаженным на своем конце стола; моя охрана молча наблюдала за происходящим.
Силлери только раз взглянул на моих телохранителей, но в его глазах я прочел все, как в открытой книге: «Слишком долго тянется канитель. Первое, что мы сделаем, — покончим с этими барскими замашками».
Наконец началось то, чего мы все с нетерпением ожидали.
Прибыли представители Американской арбитражной ассоциации и Секции утверждения завещаний.
Как и положено, физиономии у них были похоронные. То ли многолетняя закалка, то ли полное отсутствие чувства юмора позволили им сохранить скорбный вид даже во время краткой приветственной речи Силлери, в которой он упомянул о печальном долге, приведшем их сюда, и о нашем желании встретиться с ними еще раз при более счастливых обстоятельствах.
Скороговоркой пробубнили текст завещания и раздали копии присутствующим. Первое, что мне бросилось в глаза, были слова:
«Моему дорогому другу и соратнику Митчелу Кортнею я завещаю дубовое кольцо с инкрустацией из слоновой кости (инвентарный номер 56987) и семьдесят пять акций основного попечительского капитала Института распространения психоаналитических знаний при условии, что все свое свободное время он посвятит активному участию в этой организации и дальнейшему ее процветанию».
«Ну, Митч, — сказал я себе, — твоя песенка спета». Швырнув завещание на стол, я откинулся на спинку стула, мысленно стараясь представить размеры своего состояния.
— Плохие для вас вести, мистер Кортней, — храбро и сочувствующе обратился ко мне сотрудник Отдела научных изысканий, которого я едва знал. — Но мистер Силлери, кажется, весьма доволен.
Я взглянул на параграф первый, касавшийся Силлери. Еще бы, ему достались все личные акции Шокена и львиная доля капиталовложений синдиката «Мэнэджериал инвестмент». Корпорации страховых компаний и еще двух других объединений.
Мой сосед стал внимательно изучать копию завещания. — Простите, что вмешиваюсь, м-р Кортней, — заметил он, — но старик мог бы обойтись с вами получше. Я немного знаком с областью психоанализа, но о таком институте что-то не слыхал.
Мне почудилось, что за моей спиной ехидно посмеивается Фаулер. Ах, ты старый осел! Это было так похоже на Шокена с его своеобразным чувством юмора.
Силлери откашлялся, и в зале воцарилась тишина.
Великий человек заговорил:
— Джентльмены, мне кажется, здесь слишком много посторонних. Прошу всех, кроме членов правления, покинуть зал…
Я встал.
— Готов избавить вас от своего присутствия, Силлери. Пошли, ребята. Но, может, я еще вернусь. — И вышел вместе с охраной.
Нью-йоркское отделение Института распространения психоаналитических знаний, не приносящая прибыли некоммерческая организация разместилась в трех жалких комнатушках где-то в Йонкерсе, деловой части Нью-Йорка. В первой комнате чудаковатая старая дева выстукивала что-то на пишущей машинке. Она словно сошла со страниц романов Диккенса. На покосившейся стойке валялись засиженные мухами брошюры.
— Из фирмы «Фаулер Шокен», — представился я. Она вскочила.
— Простите, сэр. Я вас не заметила. Как поживает мистер Шокен?
Я рассказал ей, как он «поживает». Она заплакала навзрыд. Мистер Шокен был так добр, так щедр и предан делу. Что же теперь делать ей и ее бедняге брату? Ах, бедный мистер Шокен! Бедная она! Бедный ее брат!
— Еще не все потеряно, — заметил я. — Кто здесь главный?
Всхлипывая, она сообщила, что ее брат находится в следующей комнате.
— Пожалуйста, скажите ему об этом как можно осторожней. Он такой нервный, такой впечатлительный.
Я сказал, что постараюсь, и прошел в его комнату. Мертвецки пьяный братец храпел, уронив голову на стол. Я с трудом растолкал его, и на меня глянули тусклые, наглые глаза.
— Чег-го т-тебе?
— Я из фирмы «Фаулер Шокен». Мне надо ознакомиться с документацией.
Он энергично затряс головой.
— Нет, с-сэр. Н-нет. Только хозяин имеет на это право.
— Он умер. Вот его завещание. — Я показал ему пункт, касавшийся меня, и мое удостоверение личности.
— Ну, что ж… Значит, наша песенка спета. А может, вы оставите нас здесь, мистер Кортней? Ведь он предписывает вам…
— Увидим, — оборвал я его. — Давайте документацию. — Из потайного сейфа, спрятанного за обыкновенной дверью, он извлек конторские книги.
После тщательного трехчасового изучения документов я понял, что институт существовал единственно для того, чтобы держать 56 процентов акций организации, называемой «Генеральная корпорация Ньюарка по регенерации фосфора».
