— О. Извините.
— Да забудь. Это моя работа.
Сзади, откуда-то из-за головы, доносится жужжание, на мгновение Фишер чувствует, как мускулы на лице обмякают. А потом все немеет, и богомол хищником накидывается на него.
Он прекрасно понимает, что снаружи не стоит открываться.
Это не убивает; по крайней мере, не сразу. Но в морском окружении соли гораздо больше, чем в крови; пусти ее внутрь, и осмос[24] высосет всю жидкость из эпителиальных клеток, высушит их до вязких маленьких капель. Почки рифтеров модифицированы для ускоренной переработки воды, когда такое случается, но это не долговременное решение, и оно имеет последствия. Органы изнашиваются быстрее, моча превращается в масло. Лучше все же держать костюм запечатанным. Если внутренности слишком долго пропитываются морской средой, то их, можно сказать, разъедает, неважно, есть у тебя имплантаты или нет.
Но это еще одна из проблем Фишера. Он никогда не видит ситуацию в перспективе.
Лицевая печать — это одна макромолекула длиной пятьдесят сантиметров. Она идет по линии челюсти вперед и назад, как молния, с водоотталкивающими боковыми цепями для зубов. Крохотное лезвие на указательном пальце левой перчатки Фишера может разделить ее. Он пробегается им по печати, и костюм аккуратно открывается вокруг рта.
Поначалу Джерри ничего не чувствует. Он почти ожидает, что океан сейчас ринется вверх по носу и обожжет пазухи, но, разумеется, полости его тела уже заполнены изотоническим солевым раствором. Изменяется только температура: холод охватывает лицо, немного приглушает ноющую боль разорванной плоти. Та особенно сильно пульсирует под глазом, где провода доктора Тройки соединяют кости скулы; вдоль них пульсируют микротоки электричества, заставляя костестроительные остеобласты[25] работать по полной.
Спустя несколько секунд Фишер пытается прополоскать рот, ничего не получается, поэтому он всего лишь открывает его, как рыба, и проводит языком вокруг. Срабатывает. Он впервые чувствует вкус океана, грубый и гораздо более соленый, чем вещество, закачанное в его тело.
На дне перед ним стайка слепых креветок кормится в течении от ближайшего источника. Фишер видит прямо сквозь них. Они словно маленькие стеклянные сосуды с каплями органов, покачивающимися внутри.
С тех пор как он ел в последний раз, прошло уже часов четырнадцать, но возвращаться на «Биб», пока там Брандер, — ну уж нет. В последний раз, когда Джерри попытался, тот стоял настороже прямо в кают-компании, поджидая его.
«Да какого черта. Это же как криль. Люди едят такое все время».
Странное ощущение. Рот немеет от холода, но Джерри различает привкус тухлых яиц, но сильно разбавленный, едва уловимый. В целом вполне неплохо. В любом случае лучше Брандера.
Когда спустя пятнадцать минут наступают конвульсии, он уже не так в этом уверен.
— Ты хреново выглядишь, — говорит Лени.
Фишер висит на перилах, оглядывает кают-компанию.
— Где…
— У Жерла. На дежурстве вместе с Лабином и Карако.
Он добирается до кушетки.
— Давно тебя не видела, — замечает Кларк. — Как лицо?
Фишер прищуривается, борясь с туманом тошноты. Лени Кларк решила поболтать. Она никогда не делала этого прежде. Он все еще пытается понять, почему, когда ударяют желудочные колики и его швыряет на пол. Сейчас уже ничего не выходит, только пара капель кислой жидкости.
Джерри следит взглядом за трубами, переплетающимися на потолке. А потом лицо Лени загораживает вид, глядя на него с огромной высоты.
— Что с тобой? — кажется, она спрашивает из праздного любопытства.
— Креветку съел, — отвечает он, и его снова начинает рвать.
— Ты ел… снаружи?
Лени наклоняется и ставит Фишера на ноги. Его руки волочатся по полу. Голова врезается во что-то твердое: перила лестницы, ведущей вниз.
— Твою мать, — говорит Кларк.
Он снова на полу, один. Удаляющиеся шаги. Кружится голова. Что-то прижимается к шее, колет с легким шипением.
Голова прочищается почти мгновенно.
Лени наклоняется снова, ближе, чем когда-либо. Она даже касается его, положив руку на плечо. Джерри смотрит на ее ладонь, чувствует какое-то совершенно глупое удивление, но потом Кларк резко ее отдергивает.
Кларк держит шприц. Желудок Фишера начинает успокаиваться.
— Почему, — мягко спрашивает она, — ты так глупо поступил?
— Проголодался.
— А с раздатчиком что не так?
Он не отвечает.
— О, — говорит Лени. — Ну да.
Она встает и вытаскивает использованную ампулу из инжектора.
— Так не может больше продолжаться, Фишер. Ты же понимаешь. Он тебя не видел уже две недели. Ты приходишь только тогда, когда он на дежурстве. И пропускаешь все больше своих смен, отчего твоя популярность тут явно не возрастает. — Кларк склоняет голову, когда «Биб» начинает потрескивать вокруг. — Почему ты просто не позвонишь наверх и не скажешь им забрать тебя?
«Потому что я делал разные вещи с детьми, и, если уйду, меня вскроют и превратят в нечто совершенно иное… Потому что там, снаружи, есть многое, ради чего почти хочется остаться… Из-за тебя…»
Он не знает, поймет ли она хоть одну из этих причин, и решает не рисковать.
— Может, ты сможешь поговорить с ним, — пытается Джерри.
Лени вздыхает.
— Он не послушает.
— Может, если ты попытаешься, по крайней мере…
Ее лицо грубеет.
— Я уже пыталась. Я… — Но потом она быстро останавливается и шепчет: — Я не могу встревать. Это не мое дело.
Фишер закрывает глаза. Чувствует, что сейчас заплачет.
— Он не остановится. Он меня ненавидит.
— Не тебя. Ты просто… заполняешь место.
— Почему они нас посадили вместе? Это не имеет смысла!
— Естественно, имеет. Статистически.
Фишер открывает глаза.
— Что?
Лени проводит одной рукой по лицу. Она кажется очень уставшей.
— Мы здесь не люди, Фишер. Мы — результаты обработки данных. Пока средние показатели в норме, а стандартное отклонение не слишком большое, неважно, что случится с тобой, со мной или с Брандером.
Скажи ей, говорит Тень.
— Лени…
— В любом случае, — пожав плечами, Кларк меняет настроение, — ты — псих, если ешь что-то рядом с зоной рифта. О сероводороде знаешь?
Он кивает.
