. - Ничего. - Ее голос и лицо снова стали безжизненными. - Вы можете…
И тут она согнулась, словно от удара: в ее глазах была боль, дыхание стало хриплым и прерывистым.
- Капитан, вы знаете Ньюта Блюстоуна?
- Я встречался с ним. А что?
- Я была Джуди Роско, - ее быстрый шепот был почти неслышным. - Мы любили друг друга. Мы ссорились. Глупо, когда бывали вне себя. Я говорила то, о чем сожалею. Теперь… теперь, боюсь, он думает, что слишком поздно. Я хочу, чтобы он знал, что я жива, и мне нужно, чтобы он знал, что я жива, потому что в Вечном у нас, может быть, будет еще один шанс. Вы скажете…
Она напряженно замерла и умолкла.
- Продолжайте погрузку, капитан.
Резкий тон, какой-то безличный голос. Ее лицо снова застыло как маска, и Трегарт увидел зеленый огонь, вспыхнувший в камне на ее челе.
- Можете идти.
Загадка странного поведения Джуди Роско мучила Рона Трегарта всю дорогу до Мыса: мысль о том, как этот кошмарный камень может превратить женщину в бесчувственного и безликого раба Вечного, чем бы ни был этот Вечный, опечалила Трегарта; однако он решил не говорить о случившемся Ньюту Блюстоуну. Он не знал, как объяснить все это, и, к тому же, что бы ни было с ним прежде, теперь Блюстоун казался совершенно счастливым со своей женой. С женщиной, которая так мучительно, до боли в сердце, была похожа на Грациэлу Наварро.
Трегарту хотелось пролететь над Атлантикой - но это было запрещено. Анджи дала на этот счет строжайшие указания.
Временами он совершал разведывательные полеты по сигналам, поступавшим от пилотов дальней разведки, сообщавшим о дыме, засеянном поле или движущихся машинах. Временами они отправлялись в «рыболовные» экспедиции. Они приземлялись рядом с поселением, где их встречали двое, трое или десяток изможденных, чудом выживших людей, как правило, с оружием в руках. Людям сообщалось, что отныне они подчиняются «Армиям Вечного». Кваггер хотел было реквизировать у них все возможное, но Анджи запретила это. А потому обычно таких людей оставляли в покое, за исключением тех случаев, когда эти люди обладали какой-нибудь специальностью, необходимой на Мысе. Таких людей приглашали присоединиться к остальным, работавшим в Канаверал. Они всегда принимали предложение, в конце концов, под прицелом военно-воздушных сил, «Армий Вечного», у них не было другого выбора. Таким образом были обнаружены два метеоролога, командир танка, и, что лучше всего, несколько десятков фермеров.
Урожай обещал быть неплохим. На четвертый год после падения Кометы Сикара остатки людей, живших на суше, по крайней мере, могли избавиться от страха перед голодом. Было найдено также несколько поистине драгоценных животных, коров и овец. За каждым из них ухаживали, как за призовым чемпионом в прежние времена: кормили, поили, чистили; и когда появился на свет первый теленок, это событие стало для поселения столь же важным, как рождение ребенка. Урожай в какой-то мере разочаровал людей: помидоры были мелкими, колосья жидкими; индустрии генной инженерии и семенного фонда более не существовало.
Но тем не менее зерна давали всходы и росли. И рос Пепито, серьезный молодой человек, радость отца, уже начинавший говорить…
…И только изредка его отец задумывался, каким был бы этот мальчик, если бы его матерью была Грациэла Наварро.
Глава 24
В пятистах тысячах километров от Мыса Канаверал Генерал Маркус Мак-Кен ругал своего главного научного руководителя и основного «мальчика для битья», или козла отпущения, как угодно, - астронома Доминика Сикара, вгоняя и его, и себя самого в пот.
Собственно, Сикара как раз и не потел. Он похолодел от страха: на этот раз генерал был действительно в ярости.
- Мы слепы! - орал генерал. - Как я могу узнать, что происходит за бортом, не говоря уж о Земле? Вы обещали, что сенсорные системы будут функционировать!
- Они и должны были работать, - униженно бормотал Сикара. - Все данные указывали на то, что орбитальная станция «Циолковский» оснащена необходимыми устройствами; откуда я мог знать, что тут никогда не устанавливались внешние оптические системы? И, если вы помните, я предлагал взять с собой сменные детали, когда мы перебирались..
- Молчать, вы, глупец! - рычал генерал. - Нам нужно было погрузить на борт более важные грузы!
- Разумеется, генерал, - скулил Сикара. - В любом случае, на других орбитальных станциях должно быть нужное нам оборудование. Если наш разведкорабль сможет доставить все необходимое с орбитальной станции «Лей»…
- А как мы узнаем о прибытии корабля-разведчика? - фыркнул Мак-Кен. - Мы даже не можем увидеть этот корабль!
- Нам нужно только запастись терпением, генерал, - умоляюще проговорил ученый. - Он скоро вернется. Ему нужно дождаться того момента, когда наши орбитальные станции и корабль будут вне пределов видимости базы во Флориде, только и всего, и тогда все будет сделано.
- Лучше бы ему управиться с этим побыстрее, проговорил генерал, - потому что если дело обернется; по-другому, за все заплатите вы.
Он отвернулся и жестом приказал ученому уйти.
…Орбитальная станция «Циолковский» была больше, чем покинутая «Вальхалла», теперь обращенная в прах, ставшая, не более чем воспоминанием; только ее обломки, изредка задевавшие корпус новой базы генерала Мак-Кена, иногда вызывали смутное чувство тревоги и страха. Больше ничего хорошего о станции «Циолковский» сказать было нельзя. Воздух ее пах плесенью и разложением. Период обращения ее был слишком мал для того, чтобы создать более-менее значительную гравитацию, но слишком велик для ее регуляторов температуры. Крылья охладительных установок, которые должны были находиться с теневой стороны и защищать станцию от жара, как гребень на спине какой-нибудь земной ящерицы, успевали развернуться только наполовину до того, как станция выходила на солнечную сторону, а потому в помещениях станции царила жара, и температура все увеличивалась. Генерал Маркус Мак-Кен начал потеть в первый же час после своего вынужденного переселения и продолжал потеть до сих пор - теперь уже не только от жары, но и от гнева,
И это все, что осталось от его империи! Эта огромная гулкая пустая металлическая скорлупа, в которой вместе с ним находилось едва три сотни человек обслуги - и все из-за этого непочтительного гордеца- кузена, Саймона Мак-Кена Кваггера.
- Принесите мне еды, - прошипел генерал, но комок, вставший в горле, заставлял его усомниться в том, что он сможет хоть что-нибудь проглотить.
Сомнения эти возникали всегда, не только тогда, когда он был разъярен, а такое случалось частенько. Когда принесли еду, он долго с отвращением смотрел на нее, прежде чем подцепил на вилку кусок жирной неаппетитной серой массы и поднес ее к губам. Хотя пруды с хлореллой и цистерны с питательной массой были полны, а потому еды было предостаточно - но что это была за еда! Каждый день злосчастные повара и химики стояли перед ним, трясясь от страха, но ничего не помогало.
Несмотря на все их попытки, единственное, что им удавалось создать, были тоненькие ломтики хлеба из хлореллы, которым иногда удавалось придать вкус каштанов или сыра вместо вкуса грязи и мха. На этот раз это было более похоже на пудинг, слегка напоминающий по вкусу рыбу.
