предгрозовая атмосфера – пьянило предвкушение жестоких схваток. Мы знали, что приближающиеся выборы будут борьбой не на жизнь, а на смерть. После семи лет всеобщей апатии всякое действие казалось благотворным; страна, уподобившаяся за эти годы обрюзгшему человеку с дряблой кожей и складками жира, жаждала стряхнуть с себя сонное оцепенение. Скандальные разоблачения, ежедневно появлявшиеся в газетах, отнюдь не действовали удручающе, напротив, у всех было приподнятое, чуть ли не праздничное настроение. Я говорю, конечно, не о таких господах, как Нанга или сенатор Сулейман Вагада, а о простых смертных вроде меня, которым нечего было терять.
В Анату я вернулся в новеньком «фольксвагене», с восемьюстами фунтами в кармане и с перспективой получить еще столько же в ближайшем будущем. Я бы сразу поехал навестить Эдну, но моя сверкающая кремовая машина покрылась в дороге толстым слоем красноватой пыли и бурой грязи, а потому я решил сначала вымыть ее и отправился к себе. Затем я с шиком подкатил к дому Эдны, но оказалось, что она уехала в соседнюю деревню проведать бабушку. Отец Эдны вышел посмотреть на мою машину, и по тому, как он ее разглядывал, можно было подумать, что он знает толк в автомобилях. После долгого и внимательного осмотра он вдруг усмехнулся и объявил, что это не машина, а черепаха.
Надо сказать, это была наша последняя мирная встреча с ним, но, впрочем, не буду забегать вперед.
Вернувшись домой, я написал Эдне свое первое письмо, очень длинное и обстоятельное, в котором подробно изложил, почему она не должна выходить замуж за Нангу.
Когда я впервые объявил, что хочу выставить свою кандидатуру в одном округе с Нангой, это вызвало всеобщий смех. Не смеялся только изгнанный из деревни негодяй Джошиа. Поздно ночью он неизвестно откуда явился ко мне и предложил свою помощь в избирательной кампании. Я был, конечно, тронут, но понимал, что человек с такой репутацией может только затруднить, а то и вовсе погубить наше дело. Поэтому я как можно осторожнее отказал ему – мол, я не могу предложить ему никакого дела. Выслушав меня, он с минуту помолчал, а потом заявил, что я еще пожалею об этом, и исчез во мраке ночи, так что я дажене успел послать его к черту.
В избирательный округ Нанги (номер сто тридцать шесть по регистрационным спискам) входило пять деревень, включая Анату, откуда он был родом, и мою родную деревню Уруа. Сначала я хотел разместить свою штаб-квартиру в Анате, чтобы сразиться с Нангой в его логове, но мне пришлось отказаться от этой мысли. Дело в том, что митинг, которым я открывал избирательную кампанию, был назначен в актовом зале нашей школы, но в последнюю минуту Нвеге, директор школы, сорвал его. Увидев перед школой группу людей, я решил, что они пришли послушать меня, а потому ужасно разозлился, когда обнаружил, что дверь заперта на засов. Один из присутствовавших был, казалось, больше всех возмущен тем, как со мной обошлись, и подошел ко мне, чтобы представиться.
– Мистер Самалу? Рад вас видеть, – сказал он. Лицо его светилось дружеским участием.
Я протянул ему руку, но он ловким ударом сбил у меня с головы мою красную шапочку. Всем присутствовавшим это показалось очень смешным, и они громко захохотали. Решив сохранять хладнокровие, я не спеша нагнулся за шапочкой, и тут, к моему позору, этот негодяй дал мне пинка в зад, так что я очутился на четвереньках. Я готов был ринуться в драку, но подлый трус успел дать стрекача под одобрительные крики и рукоплескания собравшихся. А я-то вообразил, что они пришли послушать меня! Я понял, что нахожусь на вражеской территории, и потому решил обзавестись телохранителем и поскорее перебраться в родную деревню. Однако Аната готовила мне новые сюрпризы. В тот же вечер мистер Нвеге прислал за мной мальчишку. Когда я прибыл к нему в «резиденцию», он вручил мне месячное жалованье и заявил, что я уволен. Я хотел было поблагодарить его: я, мол, и сам решил уходить, так что он только облегчил мне этот шаг, – но он не дал мне и слова вымолвить.
– Вам у нас делать нечего – вы теперь птица высокого полета, – с издевательской усмешкой сказал он.
– Зато вы, мистер Спихни-Меня-За-Три-Пенса, сколько ни кудахтайте, выше своего насеста не взлетите, – сказал я и громко расхохотался ему в лицо. Наконец-то я хоть немного отвел душу после всех неприятностей этого дня.
Мистер Нвеге вскочил со стула, и мне показалось, что он сейчас бросится на меня с кулаками; пожалуй, мне даже этого хотелось. Но он выскочил в другую комнату, не иначе как за своей двустволкой или еще за чем-нибудь в этом роде – выяснять я не стал и предпочел смыться.
Прошло уже четыре дня, как я вернулся из столицы, мне пора было ехать к себе в Уруа, а я еще не повидался ни с миссис Нанга, ни с Эдной.
Строго говоря, никакого дела к миссис Нанга у меня не было. Но мы стали теперь как бы сообщниками, между нами завязалось нечто вроде дружбы, и мне казалось неловко уезжать, не попрощавшись с ней. К тому же мне было просто любопытно узнать, как она восприняла известие о том, что я собираюсь выдвинуть свою кандидатуру против ее мужа на выборах. В то время я был еще достаточно наивен, чтобы задаваться такими вопросами. Но поехал я к ней главным образом потому, что надеялся встретить там Эдну.
Входная дверь была открыта, я вошел и громко хлопнул в ладоши.
– Кто там? – раздался из дальней комнаты голос миссис Нанга.
– Это я.
– Присядьте, я сейчас.
Я сел лицом к входной двери. Вскоре я услышал, как она вошла, шлепая туфлями и напевая себе под нос.
Я обернулся и наши взгляды встретились. Она застыла на месте.
– Доброе утро, миссис Нанга, – сказал я.
– Что вам здесь нужно? – с трудом выговорила она, задыхаясь от негодования.
– Я забежал проститься, – сказал я, поднимаясь.
– Я не желаю с вами разговаривать, слышите? Благодарите господа, что в доме нет взрослого мужчины… Только поэтому вы смогли явиться сюда среди бела дня…
– Простите… – начал было я, но закончить фразу мне не удалось. Миссис Нанга вдруг подняла крик на всю деревню, понося меня и призывая в свидетели богов: она сидела себе тихо и мирно, как подобает скромной и беззащитной женщине, а обидчик ворвался в дом и похваляется своей силой… Она сдернула с головы платок и в исступлении принялась трепать и скручивать его в жгут, и я поспешил ретироваться. Я шел к машине, а мне вслед неслись ее проклятия и вопли.
