Я молюсь лишь о том, чтобы Бог не оставил меня. Если будет на то Его воля, я найду счастье с любым мужем.
Надеюсь, мы навсегда останемся друзьями. Ведь вчера – это только сон, а завтра – только мечта, но дружба нынешнего дня превращает каждое «вчера» в счастливый сон, а каждое «завтра» – в мечту, исполненную надежды.
До свидания.
Пусть будут сладостны ваши сновидения.
Искренне ваша
Эдна.
P. S. Брат сказал мне, что вы купили машину. Поздравляю и желаю дальнейших успехов. Надеюсь, что вы меня когда-нибудь покатаете в память о нашем приключении с велосипедом. (Тут я опять улыбнулся.)
Эдна»
Письмо было помечено вчерашним днем. Вероятно, она ждала, чтобы я первый заговорил о нем, а может, перепугавшись за меня, просто о нем забыла.
Я перечитал его сначала стоя, потом сидя и, наконец, лежа на кровати. Кое в чем я узнавал Эдну, а кое-что (например, строки о мечтах и надеждах) было, очевидно, списано из какого-нибудь письмовника. Я до сих пор помню один из таких опусов – «Любовные письма», – составленный и изданный каким-то предприимчивым торговцем из Катаки и пользовавшийся большим успехом у молодежи, когда я еще учился в школе. На суперобложке утверждалось, что уже распродано 500 000 экземпляров; надо думать, это было некоторым преувеличением, вероятно, разошлось или издатель надеялся, что разойдется, несколько сот экземпляров. Иностранцы нередко удивляются тому, как мы обращаемся с цифрами. Однажды, когда я еще учился в университете, к моему отцу пришел бывший окружной комиссар, с которым он когда-то работал. Комиссар вышел в отставку, а через несколько лет вернулся к нам уже в качестве консультанта по вопросам кооперации и счел нужным нанести визит своему бывшему толмачу. Пока они разговаривали в гостиной, мои сводные братья и сестры появлялись один за другим, чтобы поглазеть на незнакомого гостя, и тот наконец спросил отца, сколько же у него детей.
– Около пятнадцати, – отвечал отец.
– Около? Неужели вы не знаете точно?…
Отец только ухмыльнулся и перевел разговор на другую тему. Он, конечно, отлично знал, сколько у него детей, но разве можно вести счет детям, как будто это поголовье скота или мешки батата! Боюсь, что на этом принципе основана и статистика народонаселения в нашей стране.
Но вернемся к письму. Мысленно отбросив те фразы, в которых не было милой непосредственности Эдны, я принялся слово за словом анализировать содержание письма, чтобы выяснить ее отношение ко мне. Меня несколько разочаровало обращение «дорогой Одили» – ведь в своем письме я называл ее «мой бесценный друг Эдна». Если влечение обоюдно, женщина должна отвечать на письмо с равной или разве что чуточку меньшей сердечностью и теплотой; скажем, в данном случае она могла бы назвать меня «мой дорогой друг Одили». Зато в самом тексте письма кое-что показалось мне обнадеживающим, наибольшее же значение я склонен был придать пожеланию «сладостных сновидений». Одним словом, я воспрянул духом и укрепился в своем решении повести атаку против Нанги.
Вернувшись в родную деревню, я прежде всего постарался подобрать себе телохранителей. Я выбрал четырех парней и старшим назначил известного головореза по имени Бонифаций, который бог знает откуда появился в нашей деревне несколько лет назад. В то время он не говорил на нашем языке, да и теперь предпочитал ломаный английский. Не могу сказать, правда ли это, но ходили слухи, что у него в предплечье только одна кость вместо положенных двух. Случалось, он вел себя так, будто и в голове у него тоже не все в порядке. Он и сам этого не отрицал и охотно рассказывал, что повредился в уме после того, как в детстве сорвался с дерева и ударился затылком оземь. Жалованье я отвалил ему немалое – десять фунтов в месяц с моими харчами; трое остальных получали значительно меньше. Когда я отправлялся куда-нибудь по делам, Бонифаций усаживался рядом со мной, а его помощники – на заднее сиденье. Число опасных инцидентов во время таких поездок непрерывно росло, и в конце концов я разрешил им брать с собой кое-какое оружие, исключительно в целях самозащиты. Под сиденьем у нас лежало пять тесаков, несколько пустых бутылок и куча камней. Потом пришлось прихватывать еще две двустволки. Я согласился на это скрепя сердце и лишь потому, что хулиганы и головорезы из «Юного авангарда Нанги», сокращенно «Нангард», не оставляли нас в покое. Нангардистов с каждым днем становилось все больше. Они объявили, что ставят своей целью «уничтожение всех врагов прогресса» и «победу истинного нангаизма». Парни, на которых мы как-то наткнулись, несли плакат: «Да здравствует нангаизм! Самалу – предатель».
Впервые увидев свое имя на плакате, я сразу вырос в собственных глазах. Да и стычка с нангардиетами доставила мне немалое удовольствие: трусы, преградившие нам дорогу, бросились врассыпную, когда Бонифаций, ухватив за ворот двух самых задиристых, сшиб их лбами и швырнул на землю. Надо было видеть, как они рухнули, словно подрубленные пальмовые стволы. В этом бою я захватил свой первый трофей – плакат с моим именем, а противники разбили камнями ветровое стекло моей машины. Как ни смешно, с тех пор я стал искать свое имя на вражеских плакатах и испытывал разочарование, если не обнаруживал его или оно попадалось мне слишком редко.
Однажды Бонифаций и один из его подручных разбудили меня чуть свет и потребовали двадцать пять фунтов. Я отлично понимал, что мне не избежать вымогательства с их стороны, а потому не спрашивал с них отчета за каждый израсходованный пенни. Однако не следовало забывать, что вверенные мне деньги принадлежат Союзу простого народа. Я должен был все же, хотя бы для очистки совести, контролировать своих молодцов.
– Я ведь только вчера дал вам десять фунтов. – Я хотел было напомнить им о том, что в отличие от наших противников мы весьма ограничены в средствах. Но Бонифаций прервал меня.
– Да ты что? – возмутился он. – Не хочешь дело делать, так и скажи – я даром время терять не стану. Или ты думаешь, что с Нангой можно справиться одной болтовней? Пускай правительство раскошелится, иначе мы его не осилим.
– На тигра с голыми руками не идут, – подхватил его товарищ, прежде чем я хоть словом успел рассеять чудовищное заблуждение Бонифация относительно источника наших средств.
– Правительство нам денег не дает, – сказал я наконец. – Мы – Союз простого народа. Маленькая партия, которая хочет помочь бедным людям вроде вас. С чего бы правительству нас финансировать?
– Так откуда твой… как его там… Союз берет деньги? – озадаченно спросил Бонифаций.