толстые и на вид весьма крепкие, и мослы весьма сильные. Шкура еще, кожей я бы это не назвал.
Вонь. Ага, вонь сбежавшего из зоопарка ягуара, только больного, почти мертвого, лысого, заросшего паршой. Так могли вонять только они.
Машина уехала, пыхтя пневматикой и взрыкивая двигателем, я остался один на дороге. Хотя уже не один – кусты шевельнулись и из них появились остальные, три штуки. В покое я смог их разглядеть получше. Они напоминали эту, мертвую. Черные, тощие и узловатые. И не очень напоминали людей. То есть на ту, что мне не посчастливилось встретить ранее, они совсем не походили. С виду люди вроде бы. На первый взгляд. Голова, руки-ноги, одежда. Правда, драная, грязная и какая-то мешковатая, точно одежду эту сняли с более толстых и рослых людей и надели на дистрофиков. Или если бы эти рослые и крупные люди вдруг усохли бы почти в два раза, и от этого почернели. То есть приобрели какую-то синюшную черноту, светившую из глубины кожи, они точно поднялись в мир из шахт, из подземелий, никогда не видевших света. Череп, обтянутый кожей, глаза белые и выпуклые, с маленькими, в точку, зрачками. Коричневые, будто никогда не чищенные зубы, но не расхлябанные кое-как, а острые и злые, готовые к делу. В целом твари походили на оживших мертвецов из фильмов, которые так любила Ли. Вендиго. Какие они, к черту, вендиго…
Да какая разница?!
Они везде. Пугала. Я вдруг понял, что они походят на пугала. Точно пугала ожили и отправились бродить по миру, заглядывать в окна.
И эти пугала стояли у дороги, в зарослях непонятной растительности, на меня они не смотрели, их интересовал друг. Товарищ, не знаю, как там у них. Они выползли из зелени и окружили своего. Я вдруг стал им не нужен.
Я отступил. Я пробирался сквозь ссохшуюся растительность, распадающуюся от моих прикосновений в коричневый прах, и слышал за своей спиной чавканье и хрюканье.
Уходить, надо уходить скорее.
Чем скорее, тем лучше, чем дальше, тем лучше, лучше бы на Северный полюс. Завербоваться ездовой собакой, хотя какая из меня ездовая собака, в лучшем случае возьмут тюрьму сторожить, а это не очень сладкое житие, почти всегда на цепи.
Надо что-то сделать. Надо что-то срочно придумать, срочно, когда они придут стаей, остановить их уже вряд ли получится. Кто их остановит? Физрук и завхоз? Так они ковер нормально выбить не могут… Пугливый и Циркач.
Ворваться в лагерь? Может, так? Изобразить свирепую псину, с рыканьем и брызганьем слюны, испугать повариху, куснуть – чего уж там – физрука – для увеличения эффекта. Завыть, ворваться в живой уголок, задавить шиншиллу. Конечно, это может и подействовать. Сначала бешеные лисы, затем бешеный я… Слишком долго. Для того чтобы поднялся шум, потребуется как минимум два дня, если не больше. А твари будут здесь уже к вечеру, та, что кидала в меня камни, явно разведчик, осматривалась здесь, разнюхивала тропы и наткнулась на меня. Это ее немного смутило. Или насторожило, во всяком случае, она поняла, что им здесь не будет легко, поперхнутся.
Ага, поперхнутся, как они поперхнутся – что я им смогу противопоставить? С одной и то не справиться, если же придет стая, шансов не будет вовсе. Я думал и не находил вариантов. В одиночку я вообще ничего сделать не смогу, сколько ни старайся…
И тут я услышал тарахтение. Громкое чихание, поскрипывание пружин амортизаторов и алюминиевое побрякивание – по дороге с натугой катил лагерный мотоцикл. Идея вспыхнула, и через секунду я уже несся ему вдогонку. То, что я придумал, было опасно. Весьма и весьма, но другого выхода я не видел, быстро и действенно.
Мотоцикл тащился по лесу с трудом, прицеп был забит полными молочными бидонами, двигатель стрекотал, постукивая клапанами, и погрохатывая глушителями. Скорость маленькая, километров, наверное, пятнадцать, я собрался, и, забыв про ободранные лапы, рванул через лес. Хотя это опять было больно. У меня вообще-то довольно высокий болевой порог, но все равно, для того чтобы когти подзажили, потребуется дня два. Ладно, потерплю.
Дорога виляла между деревьями, я бежал, стараясь обогнать мотоцикл, что оказалось не очень сложно – мотор чихал еле-еле.
Я обогнал его и выскочил перед мотоциклом, метров за двадцать. Наверное, я на самом деле выглядел плохо – водитель затормозил резко, со скрипом, бидоны грохнули и булькнули, водитель ругнулся. Он посмотрел через плечо, испугался, кажется. Меня часто пугаются, особенно в последнее время, после всей этой шумихи в газетах, после этих передач, молочник наверняка их видел. Он помахал мне рукой и сказал:
– Пошел вон!
Вполне так дружелюбно сказал, кстати.
Я сделал несколько шагов в его сторону, он бибикнул.
– Не подходи!
Молочник воткнул первую передачу и покатил прямо на меня, с сильно перепуганным лицом, с дрожащими руками, я немного разбежался и прыгнул.
Килограмм шестьдесят. Плюс моя скорость, плюс скорость мотоцикла. Этого оказалось больше чем достаточно, я только выставил перед собой лапы. Я не очень хорошо разбираюсь в математике, но, думаю, на молочника пришлось килограммов двести, из седла он вылетел легко. Мотоцикл еще некоторое время прокатился без водителя и врезался в дерево. Несильно.
Молочник тоже повредился не шибко, почти сразу поднялся и побежал, чуть приволакивая правую ногу, в сторону лагеря. Жить будет. Если вовремя уберется отсюда, подальше от лагеря, вообще подальше.
Я рявкнул ему вслед, еще пару раз, для придания скорости, это подействовало, молочник побежал резвее, оглядываясь и матерясь. Время терять было нельзя, я поспешил к мотоциклу.
Цилиндры потрескивали, остывая, я перехватил зубами бензошланг, сорвал его со штуцера, идущего к карбюратору. Бензин потек на землю, зазмеился мелким ручейком в сухую придорожную траву, сухая трава – лето жаркое, хотя бы что-то в этой жаре полезное. Когда земля промокла достаточно, я перевел шланг на выхлопную трубу. Бензин зашипел, испаряясь, но вспыхнул не сразу, трубы успели остыть, я уже испугался, что ничего не получится, но все-таки полыхнуло. Огонь побежал по цилиндрам, лизнул бак. Я отскочил в сторону. Пламя разбегалось по сторонам, занималась трава и кусты, и рванул бак, громко и мощно, я не ожидал, что так получится.
Пламя прыгнуло на ближайшую сосну, лето жаркое, смолы много, через минуту пламя поднялось до веток, еще через минуту дерево горело целиком, с жадным треском, плюясь смолой и разбрасывая в стороны горящую хвою. Трава тоже загорелась, и несколько деревьев вокруг, я пятился и пятился, огонь разбегался по кронам. Пожар. Самый настоящий пожар.
Лесные пожары – бич жаркого лета. Как начнутся, так и не остановишь, сначала лес, потом торфяники, потом все сразу. Когда начинается пожар, эвакуируют всех.
А потом – они не любят огонь. Твари. Они боятся огня, любая тварь его боится, я и то боюсь. Я уходил. Смотрел в небо. Пламя разбегалось с треском, я шагал под огненным куполом, это было красиво, честное слово. От дороги огонь начал расходиться в стороны, сначала медленно, затем все веселей и веселей. Воздух разогревался и поднимался, и на его место втягивался другой, холодный, он раздувал пламя, пожар раскручивал сам себя, лес давно ждал – или огня, или дождя, и явился огонь.
Глава 6
Встреча
Лагерь спасти не удалось. Пожар разбежался по лесу несколько быстрее, чем я рассчитывал. Огонь с нетерпением перепрыгивал с дерева на дерево, огонь хотел жрать. Через полчаса из города подкатили две пожарные машины и автобусы.
Я наблюдал издали. Выбрал безопасное место – рядом с водокачкой. Перед отъездом физрук открыл вентили, и из них до сих пор вытекала вода, она уже промочила весь холм и сбегала к лагерю ручьями, когда придет огонь, водокачка загорится не сразу, впрочем, огонь обойдет ее по сторонам и все равно возьмет свое.
Люди уходили. Детей торопливо загоняли в автобусы. Дети совсем не были испуганы, скорее наоборот – пожар стал для них развлечением, многие смеялись и снимали на телефоны поднимающийся над
