однако постепенно я привык, и они привыкли, и я стал показываться. Они смотрели на меня с подозрением, и не решались подойти, сидели на скамьях и болтали.
А я лежал и слушал. И настроение у меня ухудшалось и ухудшалось.
Глава 3
Нашествие
Вечером над лагерем повисла липкая тишина. Жара вытапливала из сосен смолу, и та растворялась в солнечных лучах, воздух был пропитан жидким янтарем, и любое движение вязло в нем, замирало и засыпало, сдавшись. Казалось, собирается гроза, небо давило на землю своей километровой высотой, у меня трещала голова и краснело в глазах, так что не было аппетита, я валялся в траве и смотрел, как перед моим носом пробивается из-под мха желтая упрямая сыроежка.
Во второй половине дня жизнь в лагере окончательно замерла, все попрятались по палатам, слышалось лишь потрескивание шифера по крышам и расхлябанное жужжание старенького кондиционера, задыхавшегося от перегрузки и запинавшегося на каждом шагу.
К сумеркам сыроежка окончательно выставилась из-под земли, развернула шляпку и тут же лопнула по краю, развалилась пополам и из треснувшего нутра посыпались мелкие черные жуки и белые черви с коричневыми головками. Меня едва не стошнило, а настроение испортилось совсем и надолго, не люблю червей.
Я отошел в сторону и попытался послушать лес, он оказался совершенно глух и молчалив, словно это был не лес, а его модель, точная, но неживая, лес стал как пластмассовый, ветерок умер среди деревьев, протух и опустился к земле, и все пропахло тленом. И паутины много стало, с утра уже дважды мордой впутывался, почти на каждом дереве, и пауки еще, и с крестиками, и без, и брюхо у каждого надутое, сытое. Наверное, это с птицами связано – птицы передохли, расплодились мухи, гусеницы и прочие древоточцы, и в ответ на их обилие народились пауки, разных величин, есть себе и вполне большие, неприятные, воняют смертью. Хуже паука воняет только комар, только комар. Пауки ждали – что-то должно случиться. Сегодня ночью. Землетрясение. Или цунами, или метеорит упадет, непременно, он уже идет к земле по своей неумолимой звездной дороге, и я чую его, и от этого страшно.
Я лег на землю и стал ждать. Небеса поворачивались, цепляя сосны зодиаками, а я думал – с чего это вдруг все вращается по часовой стрелке, а не наоборот, есть ли в этом смысл. Я пробовал закрыть глаза, и тогда созвездия начинали переворачиваться у меня в голове, и от этого я и сам вращался, только в другую сторону, и вселенная лежала у меня перед самым носом. А случилось уже перед рассветом, когда небо позеленело и приготовилось к свету.
Они появились разом, со всех сторон, я услышал их слишком поздно, когда они были уже метрах в пятидесяти. Между деревьями полилась кислая затхлая вонь, и я узнал в ней лис.
Я вскочил, пытаясь понять, отчего их так много – запах накатывал волной, густой и плотной, так что я не сумел опознать количество зверей, их было слишком много, десятки, может, сотни. И со всех сторон.
Не удержался и зарычал, запах был слишком мерзкий, выжимал слезы и вызывал тошноту, я начал отступать к лагерю, пятиться, оскалившись. И вот они появились, между деревьями полыхнуло оранжевое, наверное, и не оранжевое, а какое-то грязно-желтое, справа тоже.
Лисы. Злые худые лисы, голодные и свирепые, они должны были жить тут, в земельных норах, однако на самом деле они пришли с юга в огромном количестве. С виду не бешеные, то есть никаких внешних признаков – ни слюны из пасти, ни пены, ни дикого взгляда, ни целеустремленности – бешеные, они всегда только прямо ходят, а эти вроде ничего, в глаза смотрят. И бегут семьями – я успел заметить щенков.
Зарычал громче и приготовился, оскалив зубы, лиса никогда не схлестнется с собакой, никогда. Конечно, их много, и если они нападут разом, мне не поздоровится. Но зачем им на меня нападать?
И почему они бегут?
Никогда не слышал, чтобы лисы вот так откочевывали…
Я вдруг понял, что они боятся. Не меня, нет, на меня они особо и не посмотрели. Они боялись другого.
Они замерли всего на секунду, а затем принялись огибать меня слева и справа, они торопились, и повизгивали, и тявкали, сучили лапками и косили на меня глазами, то есть не на меня, а как-то мимо меня, стараясь не пересечься взглядом.
Я стоял, набычившись, а лисы обтекали меня по сторонам, их оказалось много, просто лисий потоп, лапы, зубы, хвосты, я захлебнулся в этой вони, но выбраться было уже нельзя я оказался втянут в оранжевый водоворот, закружилась голова, меня затошнило.
В лагере завизжали, и вдруг завыла сирена, и послышались крики, лисы шли через лагерь, наверное, это было страшно. Ты спишь, и вдруг сирена, ты выскакиваешь наружу, а вокруг лисы, сотни, бегут, непонятно куда, и что вообще происходит.
Слишком много лис, интересно, чем все это вызвано?
Я не успел понять, чем это вызвано, на меня кинулся старый матерый лис со рваными ушами. Он вынырнул из стаи и вцепился мне в плечо. Это оказалось не очень больно, но как-то неприятно, зубы оказались острые и тонкие, они пробили шерсть и вонзились в кожу, я двинул корпусом и стряхнул его, лис оказался легок, точно мешок, набитый травой, он отлетел в сторону, тут же вскочил и умудрился опять повиснуть на мне. Я изловчился и откусил лису хвост.
Неожиданно.
Не знаю точно, но мне всегда казалось, что хвост для лис значит очень многое, во всяком случае, лишившись хвоста, лис заорал душераздирающе, с надрывом и болью, что меня, если честно, порадовало. До сегодняшнего дня я еще никому не откусывал хвост, оказалось, что это совсем не трудно, хвост был гораздо менее твердым, чем, допустим, швабра. Щелк зубами – нет хвоста. Бесхвостый завизжал и ринулся прочь, остальные же, напротив, рассердились, они бросились на меня с разных сторон, не знаю почему, чем я им помешал, наверное, просто стадное чувство, инстинкт – на дороге чужой, значит, его надо убрать, хотя я никакой агрессии не проявлял, а может, бесхвостый это им приказал. Может, бесхвостый – их вожак, приказал – и они напали.
Тактика у них была интересная – они набрасывались, кусали, стараясь повиснуть, а когда я хотел прижать лиса зубами, тот ловко отпрыгивал в сторону. Каждый отдельный укус не наносил значительного вреда, но этих укусов было слишком много.
Пожалуй, я бы мог их убить. Не всех, конечно, но некоторых точно, лисы слишком долго не пили воды, и слишком хорошо подставлялись, наверное, от усталости, не знаю. От страха скорее всего, они боялись так сильно, что готовы были умереть. Но крови мне не хотелось, в сущности, лисы неопасные зверушки, немного нечистоплотные и склонные к поеданию мышей и падали, безобидные по большому счету. Пришлось откусывать хвосты.
Это оказывало на лис впечатление, действенная мера против лисьего беспредела, лишившись хвоста, лисы мгновенно утрачивали боевой настрой и отступали. Я откусил пять хвостов и не намеривался останавливаться на достигнутом, разозлили они меня очень.
Впрочем, лис было так много, что на замену одного бесхвостого тут же поступали двое хвостатых. И прыгали, и висли, целили в лапы, стараясь повредить сухожилия, это у них почти получалось. В конце концов я разозлился и цапнул пару штук по-хорошему, за бока и за лапы, до крови. Это несколько охолодило лис, они схлынули и стали нападать издали, тявкали громче и с ненавистью.
В лагере тем временем продолжалась неразбериха. Продолжала вопить сирена, а еще кто-то звенел в рельс, и слышались крики. Вряд ли лисы представляли настоящую угрозу, смысла нападать на людей у них никакого нет, просто… Это необычно, дико, лисье нашествие – где это видано.
Лисы нападали на меня и останавливаться не собирались, я начал отступать, я уже понял, что справиться с ними не удастся, и неплохо бы вообще убежать, конечно, это позор, но, с другой стороны, кто меня увидит? К черту этих лис…
Сбоку, я не заметил откуда, вынырнул тощий ободранный лисяра, он извернулся, сложив спину почти пополам, впился мне в бедро и попал в нерв, так что боль прострелила меня от когтей на прибылых пальцах до кончиков ушей. Я рявкнул и ухватил лиса поперек морды, и сжал зубы, я мог бы сильнее, чтобы переносица у лиса сломалась, чтобы откусить ему верхнюю челюсть, но я опять не стал этого делать – с возрастом становишься сентиментальным. Я не выпустил его, оступился, и мы вместе скатились с пригорка
