продезинфицировать. Вся квартира должна быть обработана.
— Зачем?
— У вас ведь тоже есть тараканы!
— Есть, — кивнул я, вспомнив Иосифа. — Но они… нам нужны.
— Как это? Не спорьте, вот предписание ЖРЭУ, — и она потрясла в воздухе какой-то бумажкой.
— Ну, мы начинаем! — бодро сказала одна из теток и направила шланг на стену.
Из шланга полился поток мутной жидкости.
Я бросился обратно в нашу комнату.
— Си, тараканов выводят!
Си мгновенно подхватилась и стала собирать нашу тараканью лабораторию. Она и не подумала идти качать права и заявлять о неприкосновенности жилища, потому что к тому времени отношения с Полуэктовыми достигли полной враждебности. Дело уже не ограничивалось участковым, мадам Полуэктова подала на меня в суд, требуя лишить права на жилплощадь. Между прочим, в ее исковом заявлении фигуроровали и тараканы.
«…А также занимается искусственным разведением тараканов», — так она описывала наши опыты. Если бы она знала правду!
Си собрала наши стеклянные банки, обтянутые сверху марлей, в большую сумку, переложив их полотенцами, чтобы они не брякали, засунула в карманы спиротехнику и выпорхнула из квартиры, сообщив мне:
— Я буду в Ботаническом саду!
А я остался воевать с тараканами. То есть, прошу прощения, с тетками.
Несмотря на мои протесты, тетки вторглись ко мне и залили комнату вонючей жидкостью, так что я едва успел схватить клетку с попугаем и тоже сбежать в Ботанический сад.
Между прочим, попугай Мамалюк (имя дала Сигма) при покупке был проверен на наличие души и таковой не обнаружил. Сигма тщательно подбирала ему душу, обследуя разные растения, и остановилась на душе старого дуба, который в разные времена был мамонтом, татарским сборщиком податей Мамалаем и актером Мамонтом Дальским. То есть прослеживалась какая-то тенденция в имени.
Сигма сидела на скамейке в укромном уголке сада и, нацепив на нос спироскоп, разглядывала цветочки. Все банки с тараканами грелись на солнышке. В банке с тараканом Иосифом, вероятно, происходил съезд партии, потому что все тараканы выстроились в правильное каре и в такт взмахивали усами.
Я поставил клетку с Мамалюком на дорожку и сел рядом с Сигмой.
— Ничего страшного, проветрим комнату, — сказал я.
Сигма повернулась ко мне, не снимая спироскопа.
— Джин, у тебя душа куда-то съехала, — сказала она.
— Куда это она съехала? — недовольно спросил я.
— Ну, там где-то, в животе, — пояснила она.
Это мне не понравилось.
— Скажи лучше, как нам быть с соседкой…
— Я уже придумала, — сказала Сигма. — Увидишь.
И я действительно увидел.
Через три дня Полуэктова забрала свое исковое заявление и сообщила мне об этом. К этому времени мы хорошо проветрили комнату и водрузили банки на место, но новых тараканов брать было негде — тетки поработали на славу. Всякая другая мелкая живность подходила плохо: мухи и божьи коровки летали, муравьи были слишком мелки, а пауков фиг найдешь.
Получалось, что тараканы были идеальным местом для помещения душ. Это наводило на размышления.
Однако не успели мы как следует поразмыслить — откуда же брать материал для опытов, как Полуэктова принесла нам полный полиэтиленовый мешок тараканов.
— Я была на даче, — сообщила она. — Берите, Симочка! Я знаю, что они вам нужны!
Си поблагодарила.
Мы вытряхнули тараканов в новую банку.
— Что случилось? — спросил я Сигму.
— Я сменила ей душу. Теперь в ней живет Тимирязев, — ответила Си с таким олимпийским спокойствием, будто речь шла о смене прокладок.
Глава 11. Младореформаторы
Успех с заменой души окрылил Сигму и придал сил Костику. Дело в том, что автор двух великих изобретений — спироскопа и спирососа — не только не получил денег и славы за свои изобретения, но и не имел даже морального удовлетворения.
Ну, его очки видят, где в человеке душа.
Ну, его присоска может вытягивать эту душу и водружать на новое место.
А что в этом толку?
Всякий ученый, да и не только ученый, всякий творец, скажем так, работающий бескорыстно и увлеченно ради самой идеи, рано или поздно, когда достигнут результат, жаждет известности и как следствия этой известности — каких-то материальных благ.
Можно продать рукопись, как говаривал поэт. Можно и нужно.
Сигма добровольно отказалась от денег и славы. Костик пока не обнародовал в ученом обществе свои приборы. Но какой-то стимул был нужен и им. Это не могло остаться пустой забавой — пересаживать души в тараканов и определять их родословную.
И вот они обрели идею.
Исправить род человеческий. Ни больше, ни меньше.
Я говорю «они» о своих друзьях, потому что был по горло занят другой работой, за которую мне платили неплохие деньги. На эти деньги, между прочим, вся наша компания жила, потому что Костик и Сигма нигде не работали, а занимались лишь наукой.
Я был в курсе событий благодаря их рассказам. Энтузиазм, охвативший их, мне пока не передался. Я предпочитал наблюдать, что будет.
Сигма выдвинула теорию, согласно которой исправлять человеческую природу должны души, которые она собирала с цветков, как пчелка. Там, как правило, скапливались монашки, медицинские сестры, библиотекари, архивисты, продавцы мороженого, собиратели марок и прочий безобидный и славный человеческий в прошлом материал, который за свою жизнь не обидел и мухи.
И Си решила дать им новую жизнь, пересадив их души в нелучших, скажем так, представителей рода человеческого.
Идея была полна благородства и сулила земной парадиз.
Костик и Сигма понимали, что сами они в глобальном масштабе ничего не исправят. Слишком много работы. Но эксперименты начали.
Первым делом Сигма внедрила в старуху Саватееву душу балерины Мариинки Щепочкиной, танцевавшей в кордебалете еще до войны. Изъятую у старухи душу наркома Ежова, само собой, пересадили в банку к Иосифу, который встретил своего бывшего опричника с некоторым недоумением.
Как, он опять здесь?
И таракана Ежова разорвали на куски. Мы едва успели перехватить его бессмертную душу и заточить ее в кусок фановой трубы, который потом утопили в Невке. Пока она там проржавеет, пройдет много времени.
Однако надо было что-то делать с Иосифом. Таракан как вместилище столь опасной души был очень ненадежен. Поэтому, посовещавшись, мы решили похоронить душу Сталина в камне. Мы втроем, усадив
