движение, хотя и не без иностранной поддержки.
Теперь не то. Теперь, судя по всему, мы можем получить на нашей восточной окраине чисто иностранную по существу власть, только лишь с русским псевдонимом, причем «идеология» этого псевдонима будет по необходимости глубоко провинциальной. Словно украинская политика императорской Германии готова найти себе точную копию на нашем крайнем востоке. Невольно приходит в голову мысль, что союзники (нельзя же рассматривать происходящие события как сепаратное выступление Японии!) решили замкнуть «колючую ограду» вокруг России созданием своего рода «дальневосточной Эстонии» под негласным японским протекторатом. Материал же для этой «Эстонии» они надеются найти в русских антибольшевиках…
И не естественно ли, что в этих намерениях союзных держав, обнаруженных конкретными мерами Японии, русское общественное мнение готово увидеть что угодно, только не дружественный шаг и не стремление к установлению «добрососедских отношений»?
…Или, быть может, мы чересчур подозрительны и напрасно горячимся? — Но на этот вопрос уместно ответить словами известного польского деятеля, сказанными им когда-то представителю русских земцев: — «если наши реплики слишком нервны, то не забывайте, что мы — люди с обожженной кожей»!..
Право, нам ныне нужно от союзников меньше, чем когда-либо. Мы просим их лишь об одном:
— Оставьте нас в покое! Мы слишком хорошо знаем цену вашей помощи. Мы не виним вас ни в чем, мы не претендуем ни на что, но позвольте уже нам позаботиться о себе. Гражданская война наша кончается, и благоволите уже не пытаться снова ее разжечь, — вы, политики Принцевых островов! И знайте, — в ваших попытках продолжать «брестскую» тактику расчленения и обессиления России вы теперь не получите поддержки ни одного сознательного русского патриота. Наши пути разошлись. Самое большое — вы создадите русский Кобленц или вторую скоропадчину[50]. Но ведь вы сами прекрасно знаете, что и то, и другое ни достаточно действенно, ни достаточно долговечно. Поймите, что ныне уже невозможна антибольшевистская интервенция. Всякая интервенция будет ныне — антирусской.
О верности себе[51]
Познай самого себя!
Дельфийское изречение.
«Среди колчаковского и розановского офицерства, переполняющего Шанхай, нашлось очень и очень немного радующихся выступлению Японии. Даже эти офицеры, получившие возможность выехать за границу лишь при содействии Японии, с чувством глубокого негодования встретили вооруженное вторжение в Россию своей покровительницы».
Газ. «Шанхайская Жизнь», 20 апреля.
1.
Можно ли говорить о непоследовательности, излишней «переменчивости» тех русских политических деятелей или тех офицеров, которые всецело и вполне поддерживали омское правительство, а теперь проповедуют «гражданский мир» и протестуют против иностранной интервенции?
Мне лично не раз приходилось слышать подобные упреки в чрезмерной впечатлительности и чуть ли даже не в перемене своих убеждений. В непристойной и догматической форме они появлялись и в печати определенного направления. Считаю целесообразным поставить во всей полноте эту проблему, бесспорно, представляющую собой ныне известно общественное значение. Ибо многие русские патриоты должны в настоящие дни продумать ее до конца, чтобы ощущение ложного стыда, поверхностная боязнь осуждения со стороны некоторых из бывших спутников и соратников не помешали им принять правильное решение вопроса.
Должны ли бывшие «колчаковцы» теперь приветствовать выступление Японии и по-прежнему исповедовать идеологию вооруженной борьбы с большевизмом до конца?
Я категорически утверждаю: — нет не должны. Не должна во имя того же самого национального и государственного принципа, который еще так недавно заставлял их вести с Японией переговоры о поддержке и бороться на фронте против красной армии.
Это может показаться парадоксальным, но тем не менее это так. Политика вообще не знает вечных истин. В ней по-гераклитовски «все течет», все зависит от наличной «обстановки», «конъюнктуры», «реального соотношения сил». Лишь самая общая верховная цель ее может претендовать на устойчивость и относительную неизменность.
Для патриота эта общая, верховная цель лучше всего формулируется старым римским изречением: «благо государства — высший закон». Принцип государственного блага освящает собою все средств, которые избирает политическое искусство для его осуществления. Быть верным себе для патриота значит быть верным этому принципу, — и только. Что же касается путей конкретного проведения его в жизнь, то они всецело обусловлены окружающей изменчивой обстановкой.
Самый безнадежный и несносный в области политики тип, это — прутковский «рыцарь Грюнвальдус», который ни на что окружающее не обращал никакого внимания, –
2.
История являет нам очень много примеров крутых и как будто внезапных переломов в политике различных государственных деятелей и среди них — великих учителей человечества в сфере политической жизни. Однако лишь очень поверхностный или очень недобросовестный взгляд мог бы усмотреть в этих переломах «измену принципам».
В 1866 году, в разгар австро-прусской войны, после сражения у Садовой, Бисмарк из ожесточенного и давнишнего противника Австрии превращается вдруг в ее «искреннего» друга и ярого защитника. Прусские шовинисты, двор, военная партия изумлены и возмущены подобным «легкомысленным превращением» министра президента и единодушно настаивают на продолжении войны с Австрией «до конца». Бисмарк после невероятных усилий (и даже не без помощи слез и рыданий!) склоняет короля на свою сторону, и прусские войска останавливаются неподалеку от беззащитной вены. История показала, сколь дальновиден был крутой поворот в политике гениального канцлера[53].
В середине восьмидесятых годов многие англичане с удивлением созерцали, как Гладстон из убежденного противника ирландского гомруля[54] становится столь же убежденным его сторонником. Такой поворот «на 180 градусов» произвел на широкие круги избирателей неблагоприятное впечатление и способствовал поражению Гладстона на следующих общих выборах. Даже многие члены либеральной партии с тревогой взирали на «неустойчивость» премьера, а министр внутренних дел Чемберлен вышел из его кабинета, тем самым подчеркнув и узаконив происшедший партийный раскол. Однако прошло не так много времени, и Англия убедилась, сколь мудр был знаменитый
