— Инновации! — нашел нужное слово Алекс. — Только инновации изменят мир, — пояснил он убежденно. — Не бесплодные дискуссии о Луне, якобы сошедшей с орбиты, не отмена казенных бумажек, не устройства с подозрительных видеороликов, а инновации, именно инновации, вливающие в мировую экономику новую кровь. Как было когда-то с появлением железных дорог, с появлением автомобилей, компьютеров.
— Ты о войне? — спросил Анар.
Ответить Алекс не успел. За него ответил человек в шортах.
— А ядерные арсеналы? А отсутствие внятной идеологии? — Человек в шортах и в армейской рубашке появился в баре неожиданно. Анар поглядел на гостя с интересом, но тот уже исчез. Деревянные колонны, каменная арка, три выхода — в баре легко было появиться незаметно, но так же легко можно было исчезнуть.
Впрочем, Алекса ничто уже не могло остановить. Рынок труда и Юрьев день — вот в чем он видел выход! Мир разваливается на глазах. Реальное стимулирование экономики возможно только через рынок труда, ну еще, может, через создание новой резервной валюты. Да хоть песо, хоть экю, ответил Алекс на повисший над террасой немой вопрос. Какая разница? Главное, снять накипь хищничества, избавиться от избыточного потенциала. Может, правда, объявить Юрьев день, открыть все границы? Пусть тысячи азиатов двинутся в Сибирь, пусть миллионы желтых преобразуют Европу, а белые осваивают африканские территории. Моментально упадет стоимость труда в реальном секторе. Это на порядок, нет, на несколько порядков эффективнее плана Гайтнера. Миллионы рук самым естественным путем, как мощная река, начнут перетекать из Китая в Россию, из России в Афганистан, в Иран, в Турцию, из Мексики в Штаты, из Аргентины в Южную Африку и так далее. Гедонистам, не желающим работать, дадут наконец под зад…
— …и придут идейные аскеты!
— Нет, они не придут, — возразил Алекс. — Теперь уже не придут. Мы никогда больше не будем жить так, как жили до кризиса. — Он оглядел стол, куски прекрасной копченой косули, темное вино в бокалах, салат, телячьи языки, серебряные приборы, обернулся к бару, где на полках красиво переливалось цветное стекло. — В общем, я понимаю тебя, Анар. Новый стиль жизни пугает в первую голову таких, как ты. Но недовольство кучки людей не повод тормозить ход истории.
Мы услышали аплодисменты. Это снова аплодировал человек в армейской рубашке.
— Извините, я все слышал. Хотите небольшую цитату?
Поскольку никто ему не ответил, он принял это за разрешение.
— Нравственное помешательство, — произнес он, — это психическая болезнь, при которой моральные представления теряют свою силу и перестают быть мотивом поведения. Доходит? При нравственном помешательстве человек становится безразличным к добру и злу, не утрачивая, однако, способности теоретического, формального между ними различения. Вы это имели в виду?
— В общем, да, — кивнул Алекс.
— Не ново, но интересно, — поаплодировал человек в армейской рубашке. — Мысль о нравственном помешательстве была высказана господином издателем Павленковым еще в одна тысяча девятьсот пятом году, но и сейчас остается верной, — знаток Павленкова, как и Анар, не спускал внимательных глаз с таинственно мерцающей реки. — А то все хотят жить, как жили дриопитеки. Спрыгнул с дерева, нажрался ягод и грибов, поймал ископаемого кролика. Но с набитым животом по веткам не попрыгаешь. Дриопитек- гедонист, как вы правильно выразились, — поаплодировал незнакомец Алексу, — обратно на дерево не полезет. Так что дело, конечно, в инновациях. Все остальное мы уже пробовали. Спустившись с дерева, дриопитек должен получить защиту от случайностей, а то все привыкли повторять: прогресс, прогресс, а какой прогресс, если даже этапов его никто не помнит!
— Что вы имеете в виду? — заинтересовался я.
— Компьютер прежде всего. Вспомним о компьютере. Вот изобретение, изменившее мир. Налицо качественный скачок. Но все устаревает. Появляются все новые и новые модели компьютера, но это всего лишь очередные модели. Да, они работают, выдают прекрасные результаты, но далеко на этом уже не уедешь, нужна другая парадигма, аплодирую вам, — кивнул человек в шортах вконец польщенному Алексу. — Хватит умных разговорчиков про умные кнопки турбо, гибкие дискеты и прочие каменные топоры. Давайте перечислим как можно больше компьютерных реликтов сразу, чтобы не возникало соблазнов к ним вернуться, а? Вот кто помнит монохромные мониторы? Или матричные принтеры, в которые вставляли копировальную бумагу, когда кончалась краска? Или спектрумовские игрушки, которые грузились с кассет по полчаса и далеко не всегда с первого раза?
— Перфоленты, — напомнил Алекс.
— Ну это уж совсем каменный век. Скорее уж вспомним неоткрывающиеся мыши. Их макали в стакан со спиртом, чтобы очистить шарик, постоянно забивающийся грязью. — Человек в армейской рубашке поаплодировал сам себе. Он не отводил зачарованного взгляда от грозовой реки. — Или файлы config.sys и autoexec.bat. Пиратские диски-многоигровки по пятьсот игр на каждом. Горизонтальный настольный корпус для системного блока, подключения по диалапу на скорости четыре тысячи восемьсот бод. Помните этот характерный звук? — пощелкал языком гость. — Игры, в качестве защиты от пиратства требующие цитат из мануала. Выгрузка драйвера мыши и кейруса для освобождения памяти, которой всегда не хватало…
Ударили раскаты грома. Анар наконец не выдержал, вынул мобильник: — Кто там работает со сваркой? Гоните всех отдыхать, — и озадаченно переспросил: — Как это на стройке никого нет?
Загадочные вспышки правда ложились на воду ярко.
— Может, там водолаз? — засмеялся я, и сам полез в карман за мобильником.
Экранчик телефона высветился. А номер опять не определился, как ночью. Наверное, французская домохозяйка, усмехнулся я. Летит в самолете, видит маленькую Луну или поглощаемый черной дырой город и удивляется, почему это мы с Алексом еще не в Париже?
«Она, правда, появилась?»
«Луна?» — спросил я.
Прозвучало не умнее, чем ночью: «Винтовка?»
Черный асечник
Государственные границы закрыли 22 июня.
В аэропорту Толмачево (международном) погасли электронные табло.
По пустым лестницам и переходам бродило неясное эхо, залы показались Буковскому непривычно просторными. В буфете сидели два местных алкаша из обслуги, громко радовались. «Ты олень, бля! А я в пятнадцатилетнем возрасте в математике шарил, на с++ писал». Разыскав дежурного, Буковский внимательно просмотрел официальную распечатку последних ушедших из Толмачево рейсов.
Бодрум. Ганновер. Пекин. Прага. Сеул. Был еще чартер на Таиланд, но его задержали.
— Как теперь быть тем, кто улетел?
— Никаких комментариев.
Пустые ячейки табло навевали неприятные мысли. Никуда не улетишь. Неужели теперь правда никуда не улетишь? Неужели возвращаемся к родным коммуналкам? Сперва отменили официальные документы, теперь закрыли границы. Правда, Карине Седовой, как всегда, повезло — рейс на Сеул ушел. На нескольких телевизионных экранах в зале ожидания опять и опять крутили осточертевший ролик: загадочное устройство объемом со спичечный коробок вырабатывает энергию, клинически несоразмерную его объему. Может, лениво решил Буковский, границы закрыли, чтобы поймать неизвестного изобретателя?
Он вынул мобильник. Хотел предупредить Аню, что появится только к обеду, но по рассеянности набрал свой собственный домашний номер. В трубке раздалось: «Слушаю».
Он не растерялся: «Можно Буковского?»
«А кто его спрашивает?»
После такой неожиданности не стоило, наверное, звонить Ане. Но Буковский позвонил. Из упрямства. Был уверен, что по голосу Ани поймет, есть ли у нее нежеланные гости. «Прожив короткую и в сущности
