Потом ребята ели торт за длинным столом у окна. Между делом дети отлучались и как бы незаметно клали под елку подарки, по их заявкам привезенные шефскими ведомствами. Затем взрослые отправили малышей в киберкроватки смотреть развивающие творческое начало гипносны, а сами сели за стол — доесть праздничную выпечку и скромно проводить уходящий год чаем.
— Вот и еще год прошел, — свой горький вздох Лидия запила глотком подслащенного чая- мотиватора. Грузинский лист обычно побуждал ее к активности, но куда ее приложить без Тенгизика, она не знала. Нынче, в праздничный вечер, она бы, например, с удовольствием спела. Если б не приперлась эта трудоголичка Дутова, при которой внутренне петь и внутренне танцевать — и то неловко.
— Скоро выпустим старшую в люди. И куда-то их направят? — риторически вопросила Лида.
— Известно куда, — невнятно пояснила Дутова, уминая не до конца съеденные ребятней сладости. Неловкости от поедания детского рациона она не испытывала, считая, что труд кулинара следует уважать. Как и всякий общественно-полезный креатив. — Мальчиков возьмут в Гагаринское или Склифосовское. Девочек — в гимназию Маты Хари. И еще Храм Непорочного Зачатия заявку прислал — они там акушерскую школу открывают.
— Господи, несчастные дети! — вырвалось у Лиды, хотя невеселое будущее воспитанников ей, в общем, было понятно. — Всю жизнь делать одно и то же, никакой созидательности, одна рутина и деструктив.
— Дык я тоже всю жизнь дворничаю, — встрял Егорыч, — а умища у меня сколько! А потому, что пробую разное. То куполом сугроб набросаю, полый внутри, эт обсерватория, значит, детская. То лабиринт критский в снегу вырублю — им в прятки играть.
— А-а, все без толку, — отрезала Дутова, — все равно растут убогими и черствыми. Даже не замечают, что вон игрушки на елке — все разные, в каждую мастер душу вкладывал. А вырастут — как им жить в этом мире? Все автомобили уникальные, песни — одна на другую не похожие, булки и те — каждую в новой форме выпекают. Расцвет творчества на Земле идет, а им все равно. Нескорректированные гены! У кого из-за резуса, у кого по религиозным убеждениям родителей. Или как у вас, в деревне, — к врачу пойдет не когда забеременела, а после посевной или уборочной.
— Что ж им теперь не скорректируют-то?! — Лида всплеснула руками. — Чай, можно бы.
Дутова многозначительно промолчала, чуть закатив глаза и качнув головой к потолку, — мол, наверху знают, что делают.
— Есть такая важная работа, — умственно нахмурил лысину Егорыч, — людей спасать, Землю защищать, порядок обеспечивать. Вот и растят из них военных, хирургов… ну и дворников тож.
— Чушь все это, — высокомерно задрала подбородок Дутова, — оперируют людей интеллектуальные роботы, на Землю нападать, известно, некому. И улицу подметать тоже не от ума занятие, уборочный комбайн значительно чище метёт. Так, на всякий случай, сохраняем полпроцента жестокого населения. Зря, думаю. Напрасно Ботанические детсады эти создали. И вас, добреньких воспитателей, не нужно бы: покрываете злобность, жалеете деструктивных. Эта рыжая Ипатьевна, например, взломщицей растет. Да знаем мы про ее художества, — махнула она рукой на открывшую было рот заступницу Лидию. — А из двойни пара бандитов выйдет. Ботаники неразумные!
— Читала я, так раньше головастых деток называли, умненьких, — задумчиво проговорила Лида.
— Ха, — усмехнулась Дутова, — в старину и стихосложение считалось божьим даром, а сейчас машина правильней любого Пушкина напишет. Теперь другое дело — размеры и формы в неограниченном разнообразии изобретаются. Попробовал бы Александр Сергеевич строку «Вьюга воет…» дать в трианапестном ди-амфибрахии, с каким ритмом она на самом деле завывала в начале восемнадцатого века! — тут она вкусно откусила еще кусочек тортика. — А сады потому Ботаническими назвали, что дети эти — как растения: не в креативе соревнуются, а вытесняют творчески развитых силой или хитростью. Из таких вот ботаников преступники и получаются, если недоглядеть.
Торт потихоньку доели, да и чай по второму разу заваривать грешно. Стали умные взрослые расходиться. Творческая Дутова — домой, методику совершенствовать, на ночь глядя. Недалекая Лидия — детей проверить и самой прикорнуть чуток. А мудрец Егорыч — дрыхнуть в свою каморку.
Зашла Сергеевна в спаленку: сопят ребятишки, кто во что горазд. Только «эгоист» Кирюша глаза приоткрыл:
— Слышь, Сергевна, — прошептал он, — домой пойдешь — шапку надень. А то заболеешь — кто с нами гулять будет?
— И правда, некому больше, — невесело прошептала Лида, все десять лет отработавшая без смены: не идут люди в воспитатели, на рутинную-то работу. — Надену. Спи, спи.
Дождалась, пока Кирюша уснет, вышла в залу, потрогала подарки. На каждом надпись: от кого и кому. Много! Деда Мороза завалили по самую шапку…
Ну-ка, ну-ка… «Лидии Сергеевне от Павлика». Что этот «черствый ребенок» за каверзу задумал? Развернула…
Ничего себе — хрустальная туфелька! «Вот оно что, — улыбнулась женщина, — он все понимает! Младенца ведь под елку не закажешь, вот Павлик намек и сделал, чтоб надеялась. Вроде как лотерейный билет подарил. Может, и впрямь найдется принц, позарится на презренную воспитательницу»?
«Мечтай, Лида, мечтай», — взгрустнула она снова.
Оделась Лидия, на мороз вышла. За детей можно бы не волноваться: киберы зорко присматривают за ними. А все ж тревожно: Кирюша вот, проснулся же, переборол гипносон. Ну, ничего, мальчик разумный, плохого не натворит.
Замела метель, закружила снежинками не разобранные детские сны, с вышины слетевшие. Много их пропадет: теперь дети искусственные сны смотрят: кибернетические, правильные. А настоящие — кому они нужны? Обидно.
Раздосадованный порыв ветра залетел в приоткрытую фрамугу детской спальни и веером разбросал пригоршню снежинок-снов. На всякий случай — а вдруг?
И случай оказался как раз подходящий. Света Ипатьевна, орудуя коммуникатором, сегодня подменила киберам целевые назначения. Они теперь тщетно баюкали по кругу друг друга, недоумевая: почему это подконтрольный мозг не следует гипнопрограмме?! И утомившиеся за день дети разобрали настоящие сны, ветром занесенные. Беспокойные сны, не развивающие творческое начало.
«Опасной взломщице» Ипатьевне снилось, что она шеф контрразведки Земли, неотразимая в маршальском мундире и пилотке, из-под которой торчат две рыжие косички. Она разгадала коварные замыслы пришельцев-невидимок из параллельного мира и приказала затравить захватчиков собаками, специально выведенными кинологом Павликом. Слепые гигаксы легко различали невидимок внутренним зрением и перегрызли всех до одного…
Фируза во сне спасала жизнь пожилой женщине на операционном столе. Кибер-оператор вынес вердикт о нецелесообразности лечения и гуманной эвтаназии. «Бессердечная» Фируза отключила его и взяла в руки лазерный скальпель…
«Бандитам», двойняшкам, как водится, достался один сон на двоих. Их спейс-штурмовик был подбит, и осталась единственная исправная спасательная капсула. Братья отчаянно дрались — каждый стремился запихнуть в нее брата, обрекая себя на погибель…
А многострадальной Лидии ничего не снилось, она еще шла к дому сквозь метель, уставшая настолько, что не заметила крупную птицу, планирующую к ее балкону на втором этаже. Неуместную в городской фауне птицу…
Угрюмый тибетский аист Чва выбил лапой балконную дверь внутрь комнаты и опустил копошащийся сверток на пол.
Исстрадавшись в изнурительном пути, он в очередной раз ощутил как награду освобождение от бесценной ноши. Вроде бы, все в соответствии с буддистским учением. Однако постыдные сомнения терзали аиста.
Впрочем, путь к истине лежит не через них ли, разве не далай-лама учит, что нужно самостоятельно мыслить и постигать суть вещей? Например, в чем суть страданий аиста — ради чего разносит он по свету
