Потом пришел Цыкал, рассказывал страшные вещи про зубного врача, к которому его водила мама. Про ужасную сверлилку. («Там все орали».) Показывал пломбу. И гордился, что ему два часа нельзя есть.
Рыба сказала, что сегодня воскресенье, зубная не работает и Цыкал все наврал. Небось, ходили на Жуковскую, к бабке. А эту пломбу он уже показывал, недели две назад. Все засмеялись. И Цыкал смеялся.
Он вынес мячик:
— В «ярки»?
Летний день летит стрелой…
— Вова! Обедать!
Вовка взбежал на второй этаж, подошел к окну. Он ходил здесь «тыщу раз», смотрел в окно «тыщу раз», знал «в лицо» паука, живущего между пыльными стеклами. Вовка знал, что между стеклами лежат шесть дохлых мух, пять комаров и две маленькие бабочки, ставшие в разное время жертвами паука. Лежали кусочки обсыпавшейся побелки, горсть крупного волжского песка, которую он сам, через форточку, забросил к пауку. Еще там, в междустекольном мире, валялись засохшие листики и невесомые комочки пыли.
Вовка увидел его сразу. Крошечное круглое отверстие чуть выше нижней замазки, с воронкообразной выемкой, обращенной в подъезд. В пыли под батареей мальчик нашел маленькую круглую линзочку. Ее края были очень острые. Вовка пересчитал паучье имущество: мух стало семь и комаров семь.
Паук выстрелил песчинкой из крошечной рогатки и пробил дырочку в стекле, подумал Вовка. Паук? Ну конечно, ведь наружное стекло целое, а между окон больше никого нет. Вовка подобрал с полу горелую спичку. Она едва проходила в отверстие, срезая о стекло свои квадратные грани.
Осторожно взяв линзочку, Вовка принес ее домой и показал маме. Та, занятая стиркой, едва на нее взглянула:
— Покажи папе…
Отец чистил рыбу, но отложил нож, сполоснул руки и спустился с Вовкой на второй этаж. Мама запоздало крикнула:
— Фартук сними!
Отец потрогал пальцем выбоинку:
— Да… интересно… удар как будто с той стороны… Если бы отсюда, я бы поискал у тебя рогатку, а так… Знаешь сын, что это? Брак в стекле. Так называемое внутреннее напряжение. Одна часть стекла была сжата, когда застывала, а другая растянута, как пружина. Вот теперь пружина сработала и вытолкнула кусочек стекла наружу. Я где-то видел такие дырки, не помню только где. Так что здесь ничего особенного.
— Пап, а может, это паук стрелял песчинкой? Я сам туда закинул песок, через форточку.
— Ты закинул? Зачем?
— Ну, я хотел сбить паутину. И посмотреть, что паук будет делать. Я еще маленький был. Давно.
— А как достал?
— Залез вот сюда, — Вовка постучал по подоконнику.
— Эх, пацанва… так кто, говоришь, стрелял?
— Паук. Из рогатки. Из маленькой такой рогаточки.
— Или вы с Толбузиным ухитрились… У вас рогатки есть?
— Не-а…
— Или кто-нибудь из пацанов стрельнул… пошли-ка обедать.
— Не, пап, туда не залезть — места мало… А у тебя есть пустой коробок?
— Туда лезть и не надо. Открыл раму, стрельнул да закрыл. И вся недолга. Коробок найдем… Тебе зачем?
— Стекляшку положить.
— Ладно. Пошли.
Август принес цветение волжской воды.
А сентябрь закружил у подъезда вихрь сухих буро-зеленых листьев.
Неразлучная троица пошла в четвертый класс.
В день, когда выпал первый снег, Вовка и Сашка записались в астрономический кружок при Доме пионеров. Они шли домой, обсуждая это важное событие. И слова Наташки, которая записалась в школьный кружок кройки и шитья. («Нужна мне ваша астрономия…»)
Вовка поднялся на второй этаж, привычно взглянул в пыльное окно и… замер. В стекле появилась вторая дырочка. Она нагло торчала в углу, сверкая свежим сколом, и выглядела новенькой. Не то что запыленная первая. Маленькая линзочка закатилась под горячую батарею, но упорный Вовка ее нашел. Он показал линзочку маме («Смотри не порежься») и отцу («Я же говорил — внутренние напряжения»), после чего положил ее в спичечный коробок. Теперь там лежали две линзочки.
Четверти пролетали незаметно. Руководитель астрономического кружка Андрей Дементьевич рассказывал страшно интересные вещи. Показывал карты звездного неба и выносил на улицу настоящий телескоп. В темные зимние вечера дети рассматривали Луну, Юпитер, алмазные Плеяды и другие небесные чудеса. Все бы ничего, но уж больно холодно.
А дырочки в стекле появлялись еще и еще. Вовка даже загадывал: если появится дырочка — получит пятерку. Однажды сбылось… Он показал коробок со стекляшками Андрею Дементьевичу; тот пожал плечами и сказал: «Данное явление имеет отношение к производству стекла, но не к астрономии».
К концу учебного года в стекле было ровно десять дырочек. «Безобразие», — сказала толстая тетя Римма, Вовкина соседка с третьего этажа. Она что-то говорила маме про мальчишек с рогатками, явно намекая на Вовку. Мама сказала, что Вова примерный мальчик и рогатки у него нет. Рогатка, конечно, была, но родители про нее не знали. Да дело не в этом. Вовка точно знал, что из рогатки такую дырочку сделать не получается, как ни старайся. Потому что еще в начале сентября они с Сашкой провели на пустыре эксперимент. Стрельба из рогаток по стеклам с разных расстояний и разными «пулями» давала неизменно одинаковый результат в виде длинных, острых и страшных на вид стеклянных ножей и кривых сабель. Если резинку натянуть со всей силы, стекло разбивалось, а если вполсилы или же бить наискосок, то камешек, скользнув по стеклу, уходил куда-то в желтеющие кусты. И лишь однажды маленький стальной шарик, с трудом добытый из ржавого подшипника, пробил в стекле дырку размером с гривенник. Ее края были неровные, покрытые сеткой мелких трещин. Рукотворная дырка нисколько не походила на маленькие, гладкие и аккуратные дырочки в окне.
Весной в подъезд пришел в сопровождении тети Риммы стекольщик, отковырял замазку, вынул пробитое стекло. Он зашел в Вовкину квартиру, попросил старое покрывало, накрыл им кухонный стол и вырезал скрипучим стеклорезом новый кусок стекла по размеру старого.
— Подождите.
Тетя Римма самолично вытерла мокрой тряпкой внутренности стекольного мира, убрав паутину, песок и дохлых насекомых. О судьбе паука Вовка так и не узнал. Окно стало чистым, ясным и пустым.
И опять пришли каникулы…
Моток ржавой проволоки был придавлен куском бетонной плиты. Вовка Курочкин выпрямился, отдышался, посмотрел на руки. Грязные ладони горели огнем. За полчаса невероятных усилий одно кольцо Вовке удалось вытащить, но этого было, кажется, мало. Проволока, несмотря на свою толщину (примерно как те большие гвозди, что лежат у папы в сарайке, в ящике), была довольно мягкая и для дела подходящая. А Толбуз нашел возле паровозного круга[5] проволоку потоньше, но такую тугую, что и вдвоем не разогнуть. Она была смята в бесформенный комок, с которым вряд ли что можно сделать. Толбуз под каким-то невнятным предлогом отказался идти на стройку, и Вовка подозревал, что его дружок просто-напросто струсил.
Время поджимало. Вовка, озираясь, обмотал проволочные кольца пыльной бумагой, оторванной от цементного мешка, ухватился покрепче, глубоко вдохнул и дернул что есть силы. Его противник неожиданно сдался, и Вовка, потеряв равновесие, упал навзничь на рассыпанный по земле щебень. Мальчик терпел боль, стиснув зубы. Шуметь было нельзя, потому что выскочит из вагончика сторож, пьяный мужик, начнет
