— Ужинала?
— Ужинала… — Танка хотела сказать «у подруги», вспомнила девятую заповедь, ответила: — у Марка. Он в кафе пригласил, там хорошо так было, хлеб сухой, совсем без плесени, мясо… Крысы только бегали, одна такая большая была, ее официанты Муськой звали…
Чтобы больше не злить отца, Танка ушла в свой закуток, отдернула занавески, достала учебник математики, хороший учебник, в нем нехватало всего половины страниц, и кусок обложки был оторван. Этот учебник нравился Танке, еще когда она не умела читать…
Танка повторила про себя правило. Это правило нужно было знать, как молитву, как мантру — среди молодежи ходило поверье, что это правило из древней книги — не просто правило, а заклинание, которое помогает от тяжелых болезней…
— Полно учить-то, — отец легонько хлопнул по учебнику Танки, — не до того сегодня…
— Не до того? — Танка опешила. — А поступать как же?
— А никак. Уж что не сегодня, так это точно.
— А что такое?
— А то… если все правильно, завтра, говорят, боги придут…
Боги… Танка почувствовала, что краснеет. Все, что про богов, было слишком сложно, слишком запутанно, кроме разве что Библии, Новейшего Завета — Ветхий и Новый тоже были непонятны, устарели они давно…
— А правда придут?
— Придут, конечно, должны прийти. Они же как… Раз в двадцать лет должны они побывать в нашем городе, привезти богатые дары… Вот, платье тебе новое, ветошь для дома, хлеба, сухарей, бусы тебе… все-то у них есть, у богов… Только сильно грешили люди в последние годы, так, может, и прогневаются боги, скажут — сильно люди стали самостоятельные, сильно много зла стали делать — и не придут. И останемся мы безо всего, опять в других городах покупать все будем…
— Раз в двадцать лет… А что они эти двадцать лет делают?
— Как что? По другим городам ездят, городов-то вон сколько, — он махнул рукой в сторону бескрайней равнины за окном, — не мы же одни у них, весь мир, все хотят есть, все хотят новый дом, новую тележку, новые бусы…
— А ты видел богов?
— Да ты тише, тише, сестер-то разбудишь, — отец замахал тощими руками, — видел, видел, я их два раза видел, первый раз не помню ничего, я тогда еще маленький был… помню, шум, гам, боги едут, боги, все бегут, смотреть, смотреть, меня дядя на плечи посадил, я тогда все головой по сторонам вертел, как высоко было… высоко сижу, далеко гляжу… А потом стали меня спрашивать вечером, как я видел богов, — а я их и не видел вовсе, все на людей смотрел… Второй-то раз уже ничего, меня с парнями прямо к божьим колесницам послали, как разверзлись колесницы, как божьи дары на землю посыпались, так мы и выгружали все оттуда… Железа помню много-много, и даже кое-где не ржавое… тряпки, помню, мы себе еще тогда такие костюмы сшили, вам, молодым, и не снилось, помню, тогда мы и поженились с твоей матерью… И вот теперь опять боги придут, опять привезут все…
— А платье привезут?
— Привезут, если вести себя хорошо будешь. А то ты же у меня такая вертихвостка, одни гулянки на уме, а про уроки и не думаешь… Да оставь ты этот учебник, ты лучше подумай, в чем пойдешь завтра к ним, к богам-то! Кофту там посмотри, бусы…
Танка наклонилась над платяной коробкой, вынимая потрепанные вещи, пропахшие сыростью, отец открыл Новейший Завет, толстую тетрадь, которую он нашел где-то здесь же, на земле, и написал на ней этот самый Завет. Хорошая здесь земля — она человека и наденет, и накормит, и согреет, и тетрадь даст, и карандаш, и бусины разбросаны по земле, знай только собирай и плети из них пестрые бусы… Благословенная земля, которая сама заботится о человеке…
— …И прогневались боги, и изгнали людей из вечного Города Богов, из Города Изобилия, и ушли люди на землю обетованную, где живут до сих пор… Но была земля холодной и неустроенной, и Дух Божий носился над ней. И взмолились люди к богам, которые оставили их, и возопил род человеческий, и просили люди богов сжалиться над ними и послать им одежду и пищу, хлеб и картон, из которого люди строили дома свои… И сменили боги гнев на милость, и каждый год приходили боги в разные города, и приносили боги милость свою и дары свои… Дары… свои… что там дальше, не разобрать ничего… Танка, дай мне карандаш, подпишу тут…
— Кончился карандаш, — Танка обреченно пошарила под заляпанной скатертью.
— Кончился? Эх, сорока, не могла карандаш найти, пока с Марком своим гуляла? Уж чего-чего, а карандашей-то у нас всегда навалом…
— А завтра боги приедут, карандаш привезут, — не растерялась Танка.
— Ну да, конечно… Вот, посмотрят на Танку, скажут, вот, нехорошая Танка, не учит ничего, карандаш отцу найти не могла… и уедут боги…
Танка хотела испугаться, посмотрела, что отец улыбается, сама засмеялась. Огонь медленно догорал, уже не было видно карандашных строчек, да и силуэт отца едва-едва виднелся в углу комнаты. Легкий ветерок хлопал ржавыми листами, укрывающими крышу, шуршал бумажками и ошметками, в изобилии покрывавшими землю. И вся земля здесь была вот из таких бумажек и ошметок, это была — земля, кормилица…
— А Конец Света будет? — тихонько спросила Танка.
— Может, и будет, — отец задумался, — правильно говорят, есть предел божьему терпению, вот, посмотрят на все грехи наши, да и сметут нас с лица земли. А то что творится-то, дети родителей не почитают, люди неправду говорят, друг другу из-за цветной тряпки завидуют… Хорошо хоть воровать разучились, про убийства я и не говорю уже… А все равно грехов-то достаточно… Вон, говорят, в какой-то город приезжали боги, даров богатых людям оставили, и говорят: уходите, говорят, отсюда, скоро прогневаемся, уничтожим всех вас…
— Страшно, — призналась Танка.
— А что страшно, по совести жить надо, вот и не страшно будет, — отец задул робкое пламя, — спать давай ложись, платье-то назавтра приготовила?
Танка робко переминалась с ноги на ногу перед домом Марка — сегодня она подошла совсем близко к дому, потому что в суете и неразберихе ее все равно не заметят. Все спешили, женщины второпях латали замызганные юбки, цепляли разбитые брошки, серьги — серьги были целыми, только на каждом ухе разная. Мать Марка ушла из дома еще рано утром, теперь можно было стоять перед нагромождением щитов и досок, ждать, ждать…
— А вы, барышня, к Марку, да? — послышался сзади хриплый каркающий голос. Танка обернулась, посмотрела на мужчину в выцветшей куртке, почувствовала, что краснеет. Она так хотела остаться незамеченной… Как будто здесь это было возможно…
— З-здравствуйте… А вы его отец, да?
— К вашим услугам… барышня, — он приподнял несуществующую шляпу, — ну пройдем, что ли, посидишь тут, пока Марк придет, он матери там что-то поднести должен, а потом вернется… Вот, чаю выпей, хороший пакетик, его раза два заваривали, не больше… Карамельки тут…
— Ой, ну что вы, неудобно прямо, — Танка смутилась.
— А что неудобно, я же магнат, я же стекло сдаю, мне этих карамелек купить раз плюнуть, — он засмеялся, показал черные зубы.
— А… вам там за стекло карамельки дают? — набравшись храбрости, спросила Танка.
— Не, девочка, за стекло мне бумажки дают цветные, а за бумажки там уже все… Карамельки, тряпки, покушать что… вон, жене молоко приношу, она же хворая…
— Это в Городе Богов, да? Вы были… в Городе Богов?
— Нет, девочка, это не в городе… В город-то кто нас пустит, там кордоны… А под городом там домик стоит, стекло в нем берут, жертвоприношение такое… Отдашь им стекло, они тебе бумажек надают, а там и на рынок, а на рынке все, все… Что покушать, что надеть, карамелек вон принести, лекарства, ежели