Полдень XXI век, 2010, № 09

— Пить хочу!

Дядька болтался поблизости. Явно не знал, куда себя деть.

— Он пить хочет! — требовательно заявила Иринка. — Что вы там насчет трубы говорили?

Дядька молча двинулся к трубе, дернул — и из стыка с шипеньем ударила струйка.

— Удачно получилось, — похвалил себя дядька и первым делом напился сам. — Нормальная вода, не отравимся.

Иринка порылась в сумочке, нашла колпачок от дезодоранта, кое-как напоила малыша. Потом скормила ему кусочек шоколадки.

Она покупала шоколадки в киоске и каждый раз говорила продавщице: это для братика.

И всегда сначала съедала только половинку. Вторая — как бы для братика.

«Если я умру, о нем больше никто не вспомнит», — подумала Иринка.

Она точно знала: если бы братик был жив, то ни за что не вырос бы таким уродом, как… этот гад.

Усилием воли Иринка заставила себя не думать о плохом. Всё равно всё в прошлом. Ничего не исправить. Ничего!

— Хотите шоколаду? — сказала она, только чтоб не молчать.

— Ага, давай.

Иринка отломила половинку.

— Для братика купила, — сказала она просто по привычке.

— Братика? — Дядька удивился. — У тебя разве есть брат?

Иринка прикусила язык, но было поздно.

— Он что — не с вами живет? Ни разу его не видел. А сколько ему лет?

Дядьке хотелось поговорить.

— Четыре… — неохотно пробормотала Иринка, добавив мысленно: «…было бы».

— Вот как… Наверное, вам тесновато вшестером — в двушке, да еще с инвалидом…

Иринка мрачно молчала.

— Слушай, — сказал вдруг дядька, — а ведь ты меня дуришь! — Он погрозил Иринке пальцем. — Я же список жильцов смотрел. Нет у тебя никакого братика! Нехорошо обманывать, девочка!

— А аборт делать — хорошо? — злобно бросила Иринка. — Да, я наврала! А его — убили! Из-за таких, как вы! — Иринку уже несло, не остановиться. — Вам, мужикам, только бы в трусы залезть! Никаких чувств, как животные!

Малыш испугался ее крика и заплакал. Иринка опомнилась и запоздало сообразила, что наговорила.

Дядька с полминуты глядел на нее изумленно, потом вдруг расхохотался. И долго не мог успокоиться.

Малыш перестал реветь и тоже захихикал. Иринка сидела, как дура…

— Не знаю, как твои мужики, — отсмеявшись, сказал дядька, — но на мой счет можешь не беспокоиться. Я не маньяк-педофил. — Он скорчил малышу рожу и сказал: — Бу-у-у!

Но малыш отвернулся от него и погладил Иринку по щеке. Успокаивал…

— Ты мой хороший, — прошептала Иринка и прижала его к себе.

— О родных не думай плохо, — сказал дядька примирительно. — Разные бывают обстоятельства. Может, еще родят тебе кого-нибудь…

«Кого-нибудь… — с подумала Иринка. — А братика-то всё равно убили…»

Но злость ушла. Теплое тельце на руках действовало на нее умиротворяюще.

Дядька погасил фонарик, напевал что-то по-английски. С разговорами больше не лез.

Малыш пригрелся на руках и заснул. Один раз проснулся, вскинулся, позвал маму…

Иринка его укачала.

Так они сидели в темноте. Шипела бьющая из сломанной трубы вода. Наверху что-то шуршало и поскрипывало…

Иринка и сама задремала…

Проснулась от треска и скрежета.

Зябко поежилась: пол бетонный, холодный и стена тоже. Только от малыша тепло.

Дядька тут же зажег свой фонарик.

— Копают! — обрадовано сообщил он. — Быстро же они!

— Не кричите, — шепотом попросила Иринка. — Маленький же спит.

— Да ладно, — мотнул головой дядька. — Сейчас же нас откопают. Давай-ка сюда, в угол, а то еще придавит ненароком.

Иринка осторожно перебралась в угол. Дядька устроился рядом, большой и приятно теплый.

Сверху тем временем шла работа. Хрустело, скрежетало, сыпался какой-то мусор…

А потом между свалившихся балок забрезжил свет: почему-то синий, такой же, как у дядькиного фонарика и в щель всунулась плоская штуковина, похожая на лапу с четырьмя металлическими когтями.

Иринка испуганно вздрогнула, но дядька уверенно сказал:

— Не бойся, дурочка! Это же экскаватор! Откапывает нас.

— Эгей! — закричал он, вскакивая. — Поаккуратней там! Здесь живые люди!

Лапа на мгновение остановилась… (Малыш проснулся, открыл сонные глазенки, огляделся непонимающе)… И снова пришла в движение, ловко поддев и сдвинув целую бетонную плиту. В подвал хлынул свет. Сразу много света, очень странного, фиолетово-синего…

Нет, это был не экскаватор. Совсем не экскаватор. Ничего общего…

Дядька попятился, едва не свалился на Иринку с маленьким, нашарил свою ржавую трубу и встал в стойку. Драться собрался. Только ничего у него не получилось. Он только раз махнуть трубой и успел, потом это ухватило дядьку поперек туловища и вздернуло вверх, будто это был не здоровенный мужик, а какой- нибудь щенок…

Но взвизгнул дядька точно как щенок. Потом, уже наверху, заверещал коротко… И примолк.

А это метнулось к Иринке. Та успела только отпихнуть подальше малыша (вдруг не заметит) и зажмуриться…

Ничего не происходило. Иринка осторожно открыла глаза. Это раскачивалось в полуметре от ее лица. Иринке стало еще страшнее, но она помнила о малыше и шагнула навстречу:

— На! Забирай меня! — звонко крикнула она. Вернее, тонко пискнула…

Это чуть отодвинулось. Иринке показалось, что это принюхивается. Хотя ничего похожего на нос, у этого не было.

А потом — раз! — и это пропало.

Иринка отдышалась немного, пришла в себя, взяла малыша и решительно полезла наверх, цепляясь свободной рукой за прутья арматуры.

Наверху было еще хуже, чем внизу. Знакомого двора, домов… ничего не было. Были развалины, из которых поднимался сизый туман. В тумане мелькали какие-то чудовищные… Существа, машины?..

«Может, это инопланетяне напали?» — подумала Иринка.

И тут снова раздался тот страшный звук: рёв, который Иринка уже слышала, когда всё началось. Обдал ужасом и смолк.

На куче битого кирпича огромным сломанным манекеном лежал дядька. Это не стало его жрать. Убило и бросило.

Иринка застыла с малышом на руках, не зная, что теперь делать, куда идти…

И тут дядька зашевелился. Встал сначала на четвереньки, потом встряхнулся, как собака, и выпрямился во весь рост. Иринка в первый момент обрадовалась, что он — живой, а потом испугалась еще сильнее, потому что дядькино лицо всё время менялось, будто в жутком мультике. То — нормальное, человеческое, то вдруг обрастало какими-то шишками. То глаза внезапно загорались красным, как у собаки в свете фар.

Иринка попятилась. Или у нее галлюцинации, или это уже не дядька. Вернее не тот, как его, Павел, с которым они сидели в подвале…

— Ага, — сказал этот, другой. — Привет, детка! — Он осклабился, и стало видно, что во рту у него всё