обозначил начало пленения помощника шерифа Уилла Фэрленда.
— Теперь возьми свои наручники и надень кольцо на свое правое запястье, потом повернись и отведи руки за спину.
Глаза шерифа пылали яростью. Но прямо в них, в упор, смотрело дуло пистолета. Он повиновался, и тотчас уверенная рука защелкнула оба кольца.
Так началось и его пленение.
— Садись рядом с ним.
Шериф не мог помочь себе руками. Подогнув колени, он неуклюже свалился на пол и при этом сильно толкнул в спину Фэрленда, так что они оба едва не растянулись на полу.
— Кто ты такой?
— Имена звучат и забываются, шериф. Только воспоминания остаются.
Он на мгновение скрылся за лестницей и появился с канистрой в руке. Обследуя дом, он нашел ее в гараже, рядом с газонокосилкой. Видимо, шериф держал ее там про запас. Эта пустяковая находка навела на одну очень интересную мысль, которая необыкновенно обрадовала его.
Засунув пистолет за пояс, он подошел к мужчинам. И принялся спокойно поливать их содержимым канистры. Одежда покрылась темными пятнами, а резкий запах бензина быстро заполнил комнату.
Уилл Фэрленд невольно отстранился, чтобы струя не попала в лицо, и стукнул шерифа головой в висок. Уэстлейк даже не заметил удара, такой его охватил ужас.
— Что тебе нужно? Деньги? Дома у меня немного, но в банке…
Его помощник впервые прервал своего начальника — дрожащим от страха голосом:
— У меня тоже есть. Почти двадцать тысяч долларов. Все отдам.
Продолжая выливать жидкость из канистры, он с удовлетворением отметил, что их слезы вызваны не только парами бензина. Он заговорил спокойным, утешающим тоном, как научил его кто-то однажды.
— Ну что ж, может, нам и удастся договориться.
Искра надежды мелькнула в глазах шерифа:
— Конечно. Завтра утром проводишь нас в банк и получишь мешок денег.
— Да, можно было бы сделать и так…
Но тут голос, даривший надежду, вдруг зазвучал совсем по-другому:
— Однако мы не станем так поступать.
Остатки бензина он вылил на пол, протянул струю до порога и достал из кармана зажигалку. К резкому запаху бензина, заполнявшему комнату, прибавилась тошнотворная вонь — Фэрленд обделался.
— Нет, прошу тебя, не делай этого, не делай этого ради…
— Заткнись, дерьмо!
Уэстлейк прервал его хныканье. Ярость и любопытство позволили ему сохранить остатки гордости.
— Кто ты такой, недоносок?
Парень, который был солдатом, молча посмотрел на него.
И назвал себя.
Шериф вытаращил глаза:
— Этого не может быть. Ты мертв.
Он щелкнул зажигалкой. Мужчины в ужасе уставились на него. Он улыбнулся и впервые остался доволен тем, что вместо улыбки у него выходит гримаса.
— Нет, сволочи. Это
Небрежным жестом он раскрыл ладонь и уронил зажигалку. Он не знал, как долго будет длиться для этих людей падение зажигалки. Но хорошо знал, сколь бесконечным может быть это короткое расстояние.
Нет, они обойдутся без гула самолета.
Раздался только металлический звон от удара об пол. И тут же яркая вспышка, и длинный язык пламени, танцуя, побежал вперед, пока не охватил их и не поверг в преддверие грядущего ада.
Он стоял и слушал, как они вопят, смотрел, как корчатся и горят, пока в комнате не запахло паленой кожей. Он вздохнул полной грудью, радуясь, что теперь это не его кожа.
Потом открыл дверь и вышел на улицу. И спокойно отправился своим путем, оставляя за плечами дом и слушая вопли, которые провожали его, пока он удалялся, словно благословение.
Спустя некоторое время крики прекратились, и он понял, что пленение шерифа Дуэйна Уэстлейка и его помощника Уилла Фэрленда завершилось.
Очень много лет спустя
Глава 7
Джереми Кортезе смотрел на удалявшуюся темную БМВ с тайным желанием, чтобы она взорвалась. Он не сомневался, что мир нисколько не пожалеет, если останется без тех, кто сидит в этой машине, — за исключением водителя.
— Пошли в задницу, идиоты!
Пожелав им именно так использовать спутниковую навигацию, он убедился, что машина исчезла в транспортном потоке, и вернулся в одну из двух бытовок, которые на деле представляли собой жестяные коробки, стоявшие на колесах возле ограждения строительной площадки.
Удержался от желания закурить.
Только что закончившееся техническое совещание доставило немало неприятностей. Настроение, и без того отвратительное, с самого утра стало еще хуже, хотя и не только по этой причине.
Накануне вечером он ходил в Мэдисон-Сквер-Гарден, смотрел, как бездарно проигрывали «Никс» далласским «Маверикс». Ушел оттуда расстроенный и потому снова и снова задавался вопросом, зачем же все-таки он с таким упорством продолжает посещать этот храм спорта.
Он давно уже перестал болеть за любимую команду, радоваться праздничной атмосфере на стадионе и испытывать привычное волнение. Выигрывает его команда или нет, дома он так или иначе оказывался все с теми же старыми мыслями.
И один.
Выуживать воспоминания — малоприятное занятие. Что бы ни происходило с тобой в жизни, в любом случае вспоминать нет смысла. Хорошие воспоминания не поймать, а плохие не убить. И казалось, вдыхаешь какой-то дурной воздух, от которого вот-вот задохнешься, и во рту остается отвратительный вкус.
Однако он все время возвращался к прошлому, побуждаемый желанием, в той или иной мере присущим каждому человеку, — испытать боль.
Все чаще во время матча он оглядывал трибуны вокруг, пока со временем окончательно не утратил всякий интерес к тому, что происходит на площадке, где носятся парни в цветных спортивных формах.
С жалким пакетиком попкорна в руках смотрел он, как и родители и дети приходят в восторг от данка Айронса или от тройной угрозы Джонса, как дружно орут вместе со всеми болельщиками, скандируя: «Защита! Защита! Защита!», когда нападает команда противника.
Бывало, и он вел себя так же, когда ходил на эти матчи вместе со своими детьми и чувствовал, что
