' — многие животные разумны. Взять, например собак, некоторые породы различают до трехсот слов и жестов… Может попробовать?'
— Давай договоримся, я не буду тебя больше запрягать в телегу, а ты не будешь кусаться. — С этими словами снял с него хомут, повесил на место. Отвязал Бабая от стенки, он как то, чисто по человечески вздохнул, подошел к охапке сена, лежавшей в углу, подхватил немного и принялся меланхолично пережевывать. Я же взял седло, открыл дверцу и шагнул внутрь. Мерин повернул голову, оглядел с ног до головы, шагнул ко мне и повернулся боком.
'От ты хитрая бестия…'
Закончив седлать, не затягивая подпругу, вывел на двор и подвязал повод у крыльца. Пойду сам тапереча оденусь. Успел отойти всего на пару шагов, — Феденька, погодь, — окликнула меня Марфа, вышедшая на крыльцо.
— Ты не в город собрался?
— Да. По делам надобно…
— Загляни к Маланьке Петровой, она обещала дать рядна кусок, и забери у неё мое лукошко с рукоделием, забыла вчера, а Машка не напомнила, свистушка. Заберешь?
— Для тебя Марфа Никитична, хоть на край света.
— К Анфисе зайдешь, привет передай.
— Да я в другую сторону.
— Все вы в другую сторону… Кобели облезлые. Не забудь, — Запахнув на груди вязаную безрукавку, зябко повела плечами и ушла в дом.
Предстоящий переезд, её не очень-то и радовал, он обозначал для неё потерю почти всех своих подружек, а заводить новых… Сложноватый я бы сказал характер у нашей хозяйки.
Собрался за пять минут, спустился, взял за повод свой 'транспорт' и повел его к воротам. Думаете мне удалось удрать? Хренушки, из дверей мастерской выглянул Антип, обернулся, что-то сказал и, замахал руками, привлекая мое внимание.
— Федор, постой.
— Да что вам всем надо? Мать вашу… — Я разозлился.
— Федор, Дмитрий говорит, — что сегодня работать нельзя будет, — можно раньше уйду?
Вот человек, иногда просто убивает, его бятя обещался по зимнику приехать сына проведать. Надо будет с ним встретиться и поблагодарить за воспитание чада. С другой стороны, достал, взрослый мужик, а конючит как ребенок. А можно… А разреши… Тьфу…
Ничего этого не сказал ему, — Да, иди.
— Благодарствую, — Антип дернулся, и остановился, кивнул головой и ушел. От привычки отбивать поклоны отучил только через неделю после принятия на работу. Только согнется, я ему бац по темечку…
Открыл воротину, вывел мерина на улицу, во дворе узрел Мишку, — Мишань, ворота прикрой.
Вставил ногу в стремя, взялся за луку, придерживая повод сел в седло. Бабай переступил с ноги, на ногу принимая мой вес, мотнул не стриженой гривой и замер.
'Сидора видел, с Антипом поговорил, Марфа наказ дала, Димке пистон вставил, надо рвать когти, а то ещё барбосу приспичит со мной погавкаться'
— Бабай, чего стоим, кого ждем? — Спросил у мерина. Он повернул башку и глянул лиловым глазом.
— Поехали к Анфисе, знаешь, где она живет? — Мой 'шестисотый' безо всяких понуканий, пошел вперед.
Нынешняя Москва городок небольшой, если прокопать метро, станций будет всего три, — стрелецкая слобода, красная площадь да еще, как ни-будь обозвать можно.
'Узкие деревянные рельсы, оббитые полосками железа, уходят в темноту туннеля, в держателях, развешанных по стенам тускло светят факела, освещая только маленький пятачок рядом с собой. Народ, толпящийся на перроне, напряженно всматривается в чернильную мглу, ожидая прибытия поезда. Бывалые, расположились под светильниками, рассевшись прямо на полу, перекусывают чем бог послал. Новички, первый раз ступившие под своды подземного зала, крутят головами, осматриваясь вокруг. Непрестанно крестятся и шепчут молитвы, отгоняющие злых духов.
Начальник станции, пожилой стрелец в синем кафтане, с аккуратно подстриженной бородкой, выходит из будки. Осмотревшись по сторонам, берется за медный свисток, висящий на витом кожаном шнурке и, пронзительно свистит.
Его помощники разбегаются вдоль перрона, отгоняя любопытных от края. Старожилы и бывалые, не спеша подбирают свои вещи, завязывают и складывают узелочки с немудреной снедью.
Из туннеля слышится перестук множества копыт и пронзительный скрип, несмазанных осей, это пребывает состав из четырех вагонов, влекомый четверкой лошадей.
Лязгнув напоследок сцепкой, поезд замер, помощники, подбежали к дверям и отомкнули замки, весело переговариваясь, первыми на платформу выскочили дети, за ними степенно вышли их родители, и станция мигом окуталась разноголосицей, доносящейся со всех сторон и прибывшие потянулись к выходу.
Как только последние приехавшие пассажиры покинули вагоны, внутрь устремились другие, стараясь занять лучшие места, на не широких, жестких, деревянных лавках. Посадка не заняла много времени и очень скоро, двери были закрыты и заперты. Начальник, прошелся вдоль состава, подергал каждую, проверяя, подошел к вознице, сидящему на кожаной подушке, стукнул по плечу, разрешая отправляться. Хлопнул кнут, чуть скрипнули колеса, смазанные расторопными смазчиками и, состав медленно покатился.
Пожилой стрелец снял фирменный картуз, платком вытер вспотевший лоб, осмотрел, пустуй перрон и пошел в свою будку, до прибытия следующего поезда оставалось полчаса…'
'господи, какая только дрянь, в голову не лезет…'
Осторожно переступая через лужи, шли по своим делам пешеходы. Обгоняя, проехали два верховых стрельца. Из-за заборов доносились звуки, где-то рядом мычала корова, блеяла коза. Лениво перегавкивались собаки. В воздухе пахло навозов, мокрой землей и печным духом. Если прикрыть глаза и на миг остановится, вслушиваясь, сложится впечатление что вы деревне. На окраине, где селятся новоселы, это заметно больше всего.
В сравнении с Москвой будущего, собственно ничего не изменилось, только дома каменные, извиняюсь, бетонные. Длинная, эдакая 'китайская' стена на двадцать четыре подъезда, выходящими на проезжую дорогу забитую автомобилями. Девять этажей, по тридцать шесть дворов, то бишь квартир, на подъезд. Это почитай маленькая деревенька, поставленная стоймя, а живет в них столько же, сколько и в моей, нашей, деревушке.
Кукуйская слобода, разительный контраст, в сравнении с остальным городом. Чистые улочки, прямая планировка, отсутствие мусора, обычно сваленного у ворот. Низкие заборчики, цветущие палисадники, разбитые перед домом. На рогатках остановили стрельцы, спросили, — кто таков и куда еду.
После ответа меня запустили внутрь. Блин чисто 'рублевка' А живут здесь, между прочим, такие же работяги, даны, немцы, голландцы и прочий иноземный люд, прозванный соотечественниками коротко и ясно — немцы. Чего их делить, фрягов от агличан, раз они по нашему не бельмеса. На любой вопрос только буркалами лупают да мычат что-то по своему, тьфу на них. Одно слово, немцы.
К одному такому и еду, мой предыдущий знакомец, домой, на родину умотал, достал его наш климат. Можно подумать, что в Германии он лучше нашего, — страна дождей, блядей, велосипедов. Последнее ещё только будет, а вот первые два уже есть. Вот скажите мне, что ему здесь не жилось? Работа есть, уважают, жилье нормальное, нет блин, сорвался, ломанулся в фатерлянд. Руки у мужика росли из плеч, как у всех людей, Магда, его супружница, нормальная баба, свято блюдущая закон трех — 'К'
И что Гансу здесь не жилось? Надо отдать ему должное, меня как выгодного клиента, он передал другому кузнецу, своему соседу, голландцу по рождению, датчанину по воспитанию и как ни странно, русскому на одну четверть, ну это он так считал. По всему выходило, что его бабка, волею судеб оказалась за границей и в разговорах с АЛексом выяснилось, что родом она из под Новгорода. Толи меря, толи карела, сначала обозвал его мутантом, а потом о себе подумал, — ляхе на четверть…