Я тем временем налил по второй, сами знаете — поздно выпитая вторая, зря налитая первая.
Он покачал головой отказываясь.
— Надо, надо. Эта проскочит и, не заметишь, враз полегчает, давай. — Сдвинул ему под руку посудину.
А то спирт ему мой, на клюкве настоянный, не по нраву… Это тебе казенная бормотуха, которой только клопов морить.
— От ты… — Не договорив, он взял кружку, выдохнул и залпом выпил. Задержал чуток дыхание, медленно вдохнул, куснул огурец и стал жевать.
Я последовал его примеру, принялся курощать сало, вольготно раскинувшееся в миске. Утолив легкий голод (не ел ещё ничего завтрак, между прочим, был давно)
— Анисим, что ты там про коня говорил? — Что мне в голову пришла такая мысль.
— Ему цена сто рублей. Продать надумал?
— Нет. Ты мне вот что скажи. А ежели замок вместе прикладом будет?
— Ты лучше с Каширскими сговорись, чтоб они тебе стволы продали, за готовый мушкет, много больше получишь.
— А почем казна их берет?
— Кого?
— Фузеи, блин… — И задумался. И хочется и колется да мамка не велит.
'Если раздать заказ на второй мотор, его дай бог к первому снегу сделают. Мощности нынешнего хватит только на одно их двух, дрова пилить, или пресс крутить. Второе предпочтительней. Готовые стволы с заводов получить довольно мудрено, если учесть что этой весной размыло дамбу и вертильные станки у них простаивают. Если Алекс сразу въедет в работу и сделает все что нужно, думаю, через месяц сможем начать собирать замки потихоньку. Интересное предложение, но, увы, выше головы не прыгнешь'
— Прости, прослушал. Так сколько стоит?
— Рубль с полтиной.
— Ага, — кивком поблагодарил, — За совет спасибо. Да токмо не сможем мы в этом годе, ничего другого окромя жагр делать. Да и тех будет самая малость…
Сказать, что Анисим расстроился, довольно затруднительно, на его изрезанном морщинами лице, нелегко найти или увидеть эмоции.
— дай то бог, чтоб смогли к генварю три тысячи сотворить.
Он глянул на меня сначала недоверчиво, а потом вдруг широко улыбнулся, превратившись в милого домашнего деда. — Кто б другой молвил, казал бы лжа это…
Я разлил остатки своего пойла по кружкам, мы выпили, поболтали ни о чем, больше сплетничали о мастерах с приказа. Опосля он распрощался и ушел. Только через полчаса после его ухода вспомнил не заданный вопрос — А кто эту хреновину в деревню повезет? И вообще, как?
Лета ХХХ года, Июнь 4 день
На спине, расплывается большое мокрое пятно, капли пота стекают тонкими струйками до подбородка и падают вниз. На руках надуваются мозоли, один уже порвался и ладонь немного щиплет.
Спасибо тебе, милый дедушка… Удружил.
Самовывоз!
Три дня ушли в хлопотах, достать то, это, договориться, сговориться, утрясти детали. Погрузить, несчастный агрегат, увязать его и получив благословление от начальства, под бодрые крики и напутствия зевак, выползти за ворота.
Здоровенные сани, в которые запрягли четверых коней, еле ползут по бревнам. Напрягаясь изо всех сил, бедные лошади втаскивают тяжкий груз на небольшой взгорок. С ужасом думаю — как будем затаскивать 'подарок' на приснопамятный подъем?
'Когда пришли забирать, первым делом бегло осмотрел свое творение. Может, сразу сговорюсь с кем из мастеров, ежели надо что сделать. Действительность не так уж и мрачна. Вал цел, сорвало стопорные болты, шпонку, втулки размолочены просто в хлам, погнуты болты на каретке и убита пресс-форма. И никто не может сказать — куда делся поддон для смазки, насос и все трубки!!! Только плечами пожимают, уроды. А что, покрутил ручку и, из трубки потекло, в бочку самому лезть не надо. Твари. Хрен с ним, на первых порах обойдемся пресс-масленками'
— Федор не спи, — Окликнул напарник, эдакий крепыш, ухватившийся за свой конец бревна и уже приподнявший его, — Подымай…
Поднатужившись, поднимаю, мы его тащим вдоль нашего 'автопоезда' проходим дальше и бросаем рядом с воткнутой в землю веткой, отмечающей место, куда нужно уложить каток, чтоб кони прошли, не поломав ноги.
Лета ХХХ года, Июнь 8 день
— Все, это последний. — Клим закинул кулек в телегу и вытер пот. — Только стены остались.
— Это пущай стоит, ещё сгодиться на что ни будь. — Ответил на ходу, направляясь в пустую мастерскую. Прошелся по помещению, заглянул в прирубок, где была кузня. Там на полу осталось черное пятно, где некогда стоял горн. Мы даже кирпичи забрали, все, что может пригодиться, да и не может, было отвезено в деревню. В бывшем машинном отделении, только каменный фундамент, выступающий над уровнем пола, говорит, что здесь что-то было, да пятна черной смазки на досках пола.
Вот уж не думал, что небольшую мастерскую будем вывозить столько времени.
Был бы контейнер, сороковка, за день управились, а так почитай цельную седмицу мучились, глотая пыль на лесных дорогах.
Учебный класс и остальное имущество, движимое и недвижимое, остается здесь.
Никодим бросил интересную фразу — Жду.
Спросил — Чего?
Он в ответ махнул рукой и ушел.
Клим сидевший в телеге обернулся на скрип дверных петель, махнул ему рукой, — Езжай. Догоню на заставе.
Добавил вполголоса — раньше сядешь, раньше выйдешь. И пошел открывать ворота. Барбос лениво зевнул, оскалив белоснежные клыки и уронив голову на лапы, закрыл глаза.
Запряженный мерин стоял у конюшни и занимался любимым делом, грыз овес. Ласка его ела, а этот хренов эстет, языком подбирал несколько зерен и по одному, как бабка семечки, щелкал. Скосил в мою сторону глаз и стал поворачиваться задом, не давая мне подойти к нему. Игра это у него такая, крутится вокруг привязи.
— Бабай, заканчивай. — Я был немного не в том настроении, чтоб подыгрывать ему. — Клим один поехал, нам его еще догонять.
Хлопнул ладонью по толстой заднице, он только шкурой поддернул, будто овода отгоняет. Затянул подпругу, вставил ногу в стремя и сел в седло.
— Пошли, змей Горыныч.
Он затряс гривой и остался на месте.
— А по сопатке?
Дотянувшись до бадейки, он ухватил горсть овса и пошел к воротам. И так каждый раз, когда мы бываем в городской усадьбе.
Вот и закончился городской период жизни.
Особых отличий между деревней и городом не нашел. Эти и другие живут натуральным хозяйством, возделывая свои огороды и наделы. Растят детей, ругаются с соседями, мирятся. Все вместе радуются рождению и оплакивают смерти. Это все пока… Трещина разлома уже наметилась, и с каждым годом она все больше и больше будет расширяться, отдаляя город от деревни. Мне возразят, а что она может дать — эта деревня?
Да собственно ничего, только продукты, которые жрут заумствующие эстеты с пренебрежением зажимающие нос, двумя пальчиками…
Это они стали говорить уничижительно — Колхозник, деревенщина, мужик…
Что ж получается, инвесторы, вложившие паевые деньги фонда, в какое либо дело — Колхозники?
