будут разбегаться, что есть плохо. Потом… Потом… Да я больше времени потратил на изготовление вспомогательных вещей из ничего. Сделать рамку удалось с первого раза, она сама по себе проще, единственное место, там, где надо вставлять линейку, сделал мне Никодим, припаял пластинку. Плоскую пружинку, под зажим, сделал из куска железа, расклепав на наковальне и обточив на наждаке. Фиксировать буду перекидыванием маленького рычажка, он давит на кусочек гвоздя, обточенного до круглого состояния, через пластину тормозит линейку. Остался самый пустяк, нанести размеры и сделать так чтоб они не стерлись при первом же измерении. С верхней шкалой проблем не было, денек покумекал и нарисовал, шаблон. А вот что делать с нижней? Убейте меня на месте, не помню градацию, да никогда, честно говоря, и не задумывался, просто брал в руки и замерял детали. Единственно, что помню, что на нижней шкале идет размер сотых долей миллиметра. То, что всё пляшет от нуля понятно, а дальше? Поломав голову, отложил проблему на потом, надо бы садиться, рисовать, считать. А сейчас разобрал свое изделие и стал аккуратно наносить размеры. Мелькнула мысль, — 'если ошибся и мои сантиметры будут больше или меньше, у потомков будет гимор, с плашками и метчиками, Мой штангенциркуль и размеры снятые им, будут мои. На десятые, но будут отличаться. Вот у реставраторов веселье начнется, зато новодел легко будет отличить, замерил крепежные болты и сразу видно, что почем'
Я даже есть, не ходил, Марфа мне сюда каши принесла. Поблагодарив, в три секунды выскреб содержимое довольно вместительной плошки, не распробовав вкуса, запил квасом, отставил посуду в сторону и склонился над своим шедевром. Поначалу хотел ограничиться одними рисками, но отверг эту идею ещё на стадии рисования, после того как сбился со счета. Всё как на настоящем, целые числа, большая риска, маленькая, десятые доли. Первые пять сантиметров, проскочили на ура. После шестого на спину положили мешок с картошкой, знаю, что её нет, значит с репой. К восьмому в глаза насыпали песка. А девятый пришлось отложить, от постоянного напряжения кисть стало сводить судорогой и она начала подрагивать. Я не гравер, первый раз в жизни взялся что-то вырезать на металле. Посидел немного с закрытыми глазами, откинувшись на стенку. Когда маленько отпустило, дорезал недостающие черточки.
Устало вздохнул, — 'на сегодня хватит, завтра протравлю, кусок меди давно уже плавал в склянке с азотной кислотой, потом обожгу. Останется только затереть мелким песком, и можно будет пользоваться'
Собрал инструменты, убрал остатки бронзы, завернул штангель в чистую тряпку, засунул в карман, задул свечу и вышел из мастерской. Попытался, споткнувшись обо что-то, чертыхаясь, на ощупь с трудом выбрался на улицу. Светило полная луна, тихо шумел листвой слабый ветерок. Я остановился на крыльце, закинул руки за голову, сладко потянулся, зевнул и побрел к себе, спать.
Следующее утро, не принесло ни каких хлопот, обычная рутина, все как всегда. Проснулся, совершил утренние дела, потом легкий завтрак, небольшой отдых и за работу.
Сегодня предстоял трудный день, доделать свой измеритель и начать изготовление метчика.
'Размечтался Сусанин поляков из леса вывести, да по пути три сосны нашел'
Пришли за мной и вежливо так, под белы ручки, отвели в приказ Стрелецкий. Трое сбоку, наших нет. Да, я, собственно говоря, и не дергался.
С полгода назад, был разговор с Никодимом, я показал ему документ, что был мной куплен. Он посоветовал свернуть его в трубочку потуже и засунуть в гузку поглубже и больше никому не показывать.
— Тебе по этой грамотке, шею свернут как куренку или ноздри вырвут, али батогами пригладят.
— Это за что?
— Да ты по ней выходишь беглым, такие продают хрестьянам которые от бояр бегут, мы по таким и узнавали, кто они и куда они.
Я взглянул на Никодима. Он раньше не говорил, что беглецов ловил.
— Что ты на меня так смотришь? Ты думаешь, что мы на засеке когда жили, тока татар стерегли? Э, всяко бывало, соберется ватажка и айда на Дон к казачкам. Одни, самые дурные, сразу разбойничать начинают, а другие идут смирно, у них вроде и грамотка есть, жены с детишками по телегам сидят, да беглые они, грамотка поддельная.
Смотри, — Он пальцем ткнул в несколько мест — Здесь и здесь скоблили, да токмо неудачно, буквицы проглядывают, если присмотреться и печатка другая должна быть. Боярина, родовая, а эту, похоже, с воска лепили, посмотри как расплылась. Если палец намочить и мазнуть.
Он проделал это и я с ужасом увидел, что текст, вдруг стал двухцветным, черно-коричневым.
— Так что Федька, выкини ты это позорище.
Я облокотился на стол, взял в руки глиняную кружку с травяным взваром, отхлебнул. — И как быть?
— Ежели помнишь, сказывал про то, как мы на засеке жили. По соседству, верстах в десяти жили мои сродственники, и была у них девка молодая. Дай бог памяти вспомнить, как её звали.
— Марфа! — крикнул он в голос, — как ту шалаву звали, что с купцом иноземным сбежала?
Повернулся ко мне и пояснил, — Эта дуреха, слабого ума девка была, что уж он ей наобещал, одному богу известно. Караван с вечера ушел, последний раз её на выгоне видели, как с купчишкой разговаривала, утром хватились, а её нету.
— Марфа! Карга глухая.
— Чего орешь? Ирод.
— Как звали мою сродственницу из Липок, что с караваном сбежала. Ребятня потом ещё притащила с берега, грамотку на бересте писанную, её лентой головной перевязанную. Как её? — Он пощелкал пальцами.
— А я помню? Это ж тебе, эта бесстыжая, сестрой приходиться. С чего я должна их всех помнить?
Тебе надо, ты и поминай, а за день устала, ты кобель старый меня по пустякам с лавки тащишь, только прилегла, так ему подавай, — 'Скажи, как мою сестрицу звали'. За день ни присела, ты же мне роздыха не даешь, может тебе ещё всех баб твоих припомнить по которым ты шлялся, кобель облезлый, а? Ну что зенки свои вылупил, бородой трясешь как козел соседский. Как под чужую юбку заглядывать у него памяти хватает. Как у тебя только твой поганый язык не отсох о таком, меня спрашивать. — Высказав это, бабка скрылась за занавеской.
На всё это Никодим смог только хмыкнуть, развести руками и попробовать взять реванш в словесной баталии. — Ты почто лаешься? Курица общипанная, я тебя только спросил, а ты на меня полкана спускаешь. Тебе что там померещилось?
— Я что всех твоих Дашек помнить должна? Дарьей её звали.
— Во, оно самое. Теперь нишкни баба, а то…
— Что, а то?
Встревать в их ругань мне не хотелось. Когда впервые услышал подобное, решил их примерить. 'Миротворец' Самого чуть не съели. Это потом наглядевшись на подобное понял что ругаются они не по злобе, а скорее по привычке. Что делать двум старикам? Дети выросли, разъехались и давно живут своей жизнью.
В воскресенье сходить на службу, с кумушками поболтать, в какой день соберутся и вдвоем съездят на базар. Вот и все развлечения, а все остальное время, она шуршит по домашним делам, а он не вылезает из мастерской.
После того как они закончили вечерние прения, Никодим, обстоятельно рассказал про свою троюродную сестрицу. Начав обсуждение под его пиво, закончили моим спиртом, расползлись уже за полночь… Короче я получался что-то вроде внучатого племянника, одним словом, — 'седьмая вода на киселе' Тогда меня это рассмешило, а вот когда шел со стрельцами, было не смеха. В голове крутились самые дикие варианты, 'дыба, кнуты, батоги' занимали среди них не самое последнее место.
Действительность оказалась прозаичней. Наконец-то до властей дошли слухи о моих пистонах, они каким-то, неведомым!!! для меня образом, дошли до высоких чинов. Моя задумка была оценена по достоинству, один из бояр, заядлый охотник, давно уже стал моим клиентом. Он регулярно присылал своих людей за капсюлями, брал немного, по сто штук всего. За полгода, по моим записям, я произвел и продал почти десять тысяч штук. Что-то ушло стрельцам, а часть была продана в городе. Приходили одни и те же,
