ворчанием, — 'Эх, Феденька, обманываешь ты меня…' Парням тоже нашлась работа, ну на четверых её не так и много было. Проследив за фронтом работ и раздав ценные указания, пошел к себе переодеться.
Только поднялся, как наша псина, охраняющая двор, залилась истошным лаем, так подвывать он мог только в одном случае, в слободу въехал Никодим.
А потом был небольшой праздник, отмеченный в узком кругу друзей. Человек так на сорок. Они приходили и уходили, поздравляли, выпивали стаканчик, говорили слово и исчезали. Уступая место другим.
Это они пили стаканчик, а мне приходилось пить с каждым… окончание, помню смутно.
Лица, лица, лавка, стены, ступеньки, ступ-п-пеньки, снова ступеньки. Огромная деревянная стена, оказавшаяся дверью, высокий порог. А вот и он, милый сердцу четвероногий друг, он никогда не предаст, нас мужчин, не обманет и, не будет ругаться, если мы чуток задержимся. Он всегда ждет нас, он очень терпелив и когда мы приходим, встречает ласково, нежно, слегка ворча пружинами, когда мы ложимся на него. Это наш любимый диван.
***
Белые блестки свежевыпавшего снега, искрились на ярком солнце. Легкий морозец пощипывал нос и холодил ступни ног, несмотря на шерстяные носки и портянки, пальцы стали подмерзать и уже подумывал, что надо соскочить с саней и пройтись пешочком. Старая кобыла лениво тащила наш транспорт, поскрипывающий полозьями. Одна из подков, кажется, левая задняя, позвякивала, когда лошадка ставила ногу на промерзшую землю, и могла вскоре потеряться. Сказал об этом своему вознице, мальчишке лет десяти, тот только головой кивнул и молча, уставился на конский круп.
Обычно мне удается разговор с незнакомыми людьми, но вот такой собеседник мне попался впервые, а по мне так совсем без разницы с кого за подкову в гривенник стоимостью, с задницы шкуру сдерут.
Всё что выяснил так это то, что его зовут Даниил, когда попробовал назвать Данилой, был вежливо поправлен, — 'Немочно, иным именем зваться' На все мои вопросы следовали односложные ответы.- 'Да или нет' Никакой ответной реакции, никакого любопытства к незнакомому человеку, такое впечатление, что разговариваю со столетним, глухим, стариком.
Сделав несколько неудачных заходов, в итоге заткнулся сам.
Я ехал на осмотр будущих владений, через своих немногочисленных и многих друзей Никодима, удалось найти подходящее место, хозяин которого испытывал затруднения с деньгами. Его сын, служивший на границе, был ранен и попал в плен, денег которые ему дали от казны на выкуп, хватало едва ли наполовину, что-то было в заначке, отложенной на 'черный день' поэтому он решил продать надел и деревеньку, чтоб выручить недостающее…
Занятый своими мыслями, пропустил момент появления на дороге, непонятных личностей, обратил внимание, только когда сани остановились…
Здрав будь, — осклабился щербатый мужик в суконном армяке опоясанный веревкой, — Хто таков?
Спросил, а сам огляделся по сторонам.
— а те зачем? — переспросил и подобрался, что-то мне не понравились эти 'лесорубы' один из подошедших, встал позади саней, другой взял лошадь под уздцы, третий остался у говоруна за спиной, вставшего напротив.
— Иудей? — главарь нехорошо прищурился, скользнув по мне взглядом.
— Нет, православный.
— Перекрестись…
Перекрестился, машинально сложив пальцы щепотью, и увидел как глаза татя, я уже не сомневался, заледенели.
На короткий миг показалось, что все обойдется, и мы разойдемся, что они обычные попутчики…
Так и не понял, какой он подал знак… Стоявший у задка мужик, бросился на меня, все, что успел сделать, это выдернуть руку из-за пазухи и нажать на курок. Раздался выстрел и, меня окатила волна кровавой каши из некогда бывшей головы. Лошадь, испугавшаяся грохота, ломанулась вперед, я вывалился из саней, едва не запутавшись в тулупе, животное опрокинуло, державшего её разбойника, навзничь, и протащило повозку по нему, это все видел краем глаза, лихорадочно пытаясь достать второй ствол. Успел в самый последний момент, они уже набегали, вожак откинул руку с зажатым в ней топором, для броска. Грохнуло второй раз, тать рухнул ничком, а второй, бросив инструмент, завыл тонким голосом и упал на колени, ухватившись за лицо. Отступив назад на пару шагов, перезарядил оружие… Мужик утробно охнул от удара картечи и засучил поршнями, загребая грязный снег
Придавленный подал признаки жизни, зашевелился и попытался сесть, через мгновение признаков не стало…
Ноги вдруг стали ватными, подкосились, я опустился на колени и согнулся сотрясаемый рвотой…
Отполз в немного в сторону, зачерпнул горсть снега и с каким-то остервенением принялся вытирать лицо, одежду, руки…
Мальчишка, кажется, сумел совладать с перепуганной кобылой, остановился и, встав на санях в полный рост, смотрел в мою сторону. Подобрав оружие, встал на ноги. Пошатываясь, призывно махнул рукой и побрел навстречу.
Рухнул в подъехавшие сани, сил хватило только прохрипеть, — Домой.
Потом всю дорогу преследовал кислый запах рвоты, сладкий, крови и вонь от сгоревшего пороха.
'Оружие спасшее меня сегодня, это толи пистолет, толи обрез, даже не знаю, как и назвать, были сделаны из бракованных стволов. Я упер их с десяток, не отправив на переплавку, на что имел полное право в порядке компенсации за испорченную оснастку. Немного повозился со ствольной коробкой, согнув из подходящей пластины, заготовки для спускового механизма были, только немного подогнал их. Больше мороки доставил механизм запирания но и с этим справился, сделал рычаг под стволом. Они получились короче чем пистоли, по весу почти равны, но мои скорострельней и более рациональная форма позволяла носить… под шубой их точно видно не будет. Калибр порядка двадцати миллиметров, гильза сделана из самодельного картона, напрессованного на медное донце, удлиненный капсюль. Испытывал за мастерской, вместо мишени поставил старую дверь в три четверти дюйма толщиной, нарисовал круг, сантиметров двадцать в диаметре. Отошел на шесть шагов, вскинул руку и нажал на спуск. Грохнуло, мама не горюй, от позора спасла шапка и то, что наклонил голову, иначе разбил бы себе все и вся. Отдача была охрененная. Ствол закинуло, едва не сломав кисть руки, он с размаху врезался мне в лоб. Мужики ржут, я на жопе, в глазах искры мелькают, картина достойная пера. Очухавшись пошел смотреть, хрень полная, из восьми картечин, в цель попало только две, остальные по двери разбрызгало, одной пробоины не нашел. Пока лазил вокруг мишени, до меня дошло, что я придурок и притом полный. Как меня не убило, не знаю. Перепутал строки, черного и бездымного порохов, оный справочник начал писать совсем недавно, надоело каждый раз высчитывать. Написал, олень!
В патрон загнал навеску своего пироксилина, вместо дымного. Когда это осознал, то тут руки у меня затряслись так что пришлось сворачивать лавочку и идти лечиться, а в ближайшей церкви ставить свечку Николаю — угоднику.
К работам по доделке самоделок смог вернуться только через пару дней. Переснарядил патроны, за деньгу плотники сварганили станок, старый остался у медника. В этот раз стрельбы прошли без проблем, только результаты огорчали. Было сделано из двух образцов по двенадцать выстрелов, картечью, на восемь дробин каждый, шесть, цельной пулей, шесть. Отстрел велся с дистанции в шесть, четыре и два метра для картечи и постоянной для пули. Стволы не чоковые, разлет, как мне кажется начинается сразу за срезом, только с двух метров, кучность была удовлетворительная, с трех приемлемая, дальше… если повезет.
Пуля дурра, штык молодец, все выстрелы положил в круг мишени. Разброс был и довольно значительный, но здесь можно сказать, что если попал, то противник точно будет выведен из строя, однозначно. Заряд из местного черного пороха пробивал две доски и застревал в третьей…'
Вся эта поездка изначально пошла через задницу. Никодим предупрежденный с вечера о том, что мне будет нужна лошадь и, что хочу взять с собой Силантия, видимо пропустил мою просьбу, мимо ушей.
Потому что когда я встал, то не обнаружил ни первого, ни второго, ни третьего. Марфа не знала, куда сорвался её благоверный, детей трясти не стал. Дожевав кашу, кстати, недосоленную, пошел к себе, споткнулся на лестнице и навернулся с неё, повезло, что поднялся всего на пяток ступеней.
