поколении было – первенец получает дар, а все остальные должны его обслуживать. Жизнь, которую ты так не хочешь бросать, она же не сама по себе выстроилась, это чистая наследственность, ничего больше. Но ты, кстати говоря, не очень разумно ею распорядился.
– Как бы ни распорядился, она моя!
– Ошибаешься! Твоя жизнь принадлежит всем!
Еремей шагнул к нему, но Никодим оттолкнул брата и, повернувшись, в три шага взлетел вверх по лестнице. Захлопнул ногой люк, с удовлетворением услышав, как выругался внизу Федор, получив доской по макушке, рванул к выходу. Свободен! К черту этих людей, к черту этот сраный убогий домишко, к черту происходящее снаружи. Один из братьев займет его место, а он будет далеко. Вообще не стоило приезжать.
Никодим схватил мобильник и успел краем глаза увидеть, как позади из вновь открывшегося люка поднимается Еремей с двустволкой в руках. Совсем поехала крыша, не иначе. Страх плеснулся мягкой волной на самом краю сознания, разбился о твердые камни уверенности в том, что брату не хватит духа выстрелить в него.
Он выбежал в сени, отодвинул засов на двери, распахнул ее и успел сделать два шага по крыльцу, прежде чем в отблесках света из окон увидел тех, кто ждал снаружи. И тогда волна уже не страха, но чистого, ледяного ужаса взбурлила, поднялась и хлынула в его разум, сметая все на своем пути. Иссиня- белые, губчатые, искаженные тьмой тела, тонкие трехпалые лапы, черные провалы глаз и беззубых ртов. Они были огромны, круглые головы их поднимались над крытой шифером крышей, и когти размером с Никодимову ладонь бесшумно скребли по замшелым бревенчатым стенам.
Он застыл на месте, не в силах заставить себя ни кричать, ни двигаться. Мгновение и вечность поменялись местами, и время исчезло, оставив вместо себя лишь высокие фигуры, белеющие в окружающем мраке.
– Назад! – рявкнул за спиной Еремей, и Никодим послушался, отшатнулся от тянущейся к нему гигантской ладони цвета первого снега. В тот же миг крепкие руки схватили его за плечо и воротник, втащили в сени, а брат, оказавшийся рядом, выстрелил из обоих стволов в приближающееся существо.
Грохот, вспышка и то, что она на долю секунды выхватила из темноты, привели Никодима в чувство. Он поднялся на ноги, бросил запиравшим дверь братьям:
– Я в подвал! – и со всех ног кинулся внутрь дома.
Он почти миновал первую комнату, когда окно с треском провалилось внутрь, рассыпавшись дождем осколков стекла и обломков рамы, впустив трехпалую лапу, увернуться от которой Никодим не сумел. Скользкие, пористые, заплесневелые пальцы прижали его к полу, один из когтей разорвал кожу на плече, жуткий холод обжег тело. Воздух жалким всхлипом вырвался из груди, и он знал, что вот-вот умрет, но подоспевшие братья выручили его – Федор полоснул по одному из пальцев тяжелым кухонным ножом, а Еремей, успевший зарядить лишь один патрон, выстрелил в дыру, оставшуюся от окна. Жидко вздрогнув, приподнялась лапа, и, выскользнув из-под нее, Никодим на четвереньках все-таки добрался до люка, скатился вниз по ступенькам. Кто-то из братьев захлопнул крышку сразу за ним.
Вера стояла у кровати, в ужасе глядя на него широко распахнутыми глазами. Никодим заковылял к ней, чувствуя, как острая боль в плече миллионами острых гвоздей расползается по телу.
– Давай, доставай самое мощное что-нибудь, – сказал он сестре. – Чтоб сразу вырубило.
– А как же? – она указала на струящуюся по его рукаву кровь.
– Ничего. Заживет. Говорят, сон лечит…
Он отбросил в сторону одеяло и улегся на кровать, пачкая чистые простыни красным. Наверху шумело и трещало – ломались стены, рушилась сминаемая безжалостными руками крыша, громыхали выстрелы Еремеева ружья и раздавалась отборная матерщина Федора. Братья справятся, братья выдюжат. Ему бы не подкачать.
Вера склонилась над ним со шприцом. Укола он не почувствовал, только боль в плече сразу смягчилась, ослабила хватку.
– Я не знаю, смогу ли, – облизав губы, сказал Никодим. – У меня всегда было плохо с такими вещами.
Сестра погладила его по щеке и исчезла из поля зрения. Он хотел позвать ее, но тут потолок перед ним качнулся, поплыл, растворился в свете лампы, и тогда он поднялся над собой, высоко-высоко в небытие, охватывая все и вся вокруг…
Наверху все стихло. Вера, сделав несколько шагов к лестнице, оперлась спиной о стену и сползла на пол, не в силах заставить себя подняться. По щекам ее текли слезы.
А Никодим улыбался. Он спал, и ему снилось, как далеко на востоке окрашивается алым край неба.
Константин Ситников
Роззи
Рассказ
Ольга позвонила в половине десятого. Иван сидел в баре и пил шнапс. Перед ним стояло пять стаканчиков, и четыре из них были уже пусты.
– Пупсик, я соскучилась. Ты совсем забыл свою киску.
– Всё зависит от тебя. Ты нашла мне кого-нибудь?
– Ну пупсик! – заныла она. – Сейчас лето, все разъехались. Но я обязательно что-нибудь придумаю. Ты мне веришь?
Он молчал, глядя на последнюю порцию. В кармане оставалась горсть евроцентов, а ещё надо было как-то добираться до дома. В последнее время ночное метро в Вене – место небезопасное.
– Ты меня слышишь, пупсик?
– Слышу.
– Почему бы тебе не приехать ко мне? – в её голосе появились воркующие нотки. – Мы бы славно провели вечерок. Помнишь, как раньше?
Слушая это грудное контральто, можно было подумать, что говорит роскошная блондинка, не молодая, но ещё вполне ничего. Иван прикрыл глаза, и в памяти всплыло фантасмагорическое видение – жирная, раздувшаяся, бородавчатая жаба с младенческими ножками и ручками, беспомощно торчащими из безразмерного сарафана, – жертва генетического уродства. Да, были времена, он ублажал её. Это были очень плохие времена, он сидел на героине и ночевал на старых станциях метро, не оборудованных видеонаблюдением. Она вытащила его из этой пропасти, нашла жильё, обеспечила работой. Какой-никакой, а работой. Неожиданно он ощутил укол вины. Она нуждалась в нём, и было, наверное, жестоко к ней так относиться. Но он ничего не мог с собой поделать.
Он открыл глаза – четыре пустых стаканчика и один полный.
– Почему ты молчишь?
– Поговорим, когда ты найдешь мне работу, – сказал он и нажал отбой.
Не успел он допить водку, как трубка снова заелозила по столу.
– Ну что ещё? – спросил он.
– У меня есть работа. Только…
– Только?
– Я не совсем уверена… Это не мой клиент. Меня просили помочь…
– Во что ты меня втягиваешь? Если это малолетки…
– Нет-нет, – поспешно сказала она. – Ты же знаешь, я не конфликтую с законом. Это мужчина…
– Я не сплю с мужчинами.
– Господи, конечно, нет! Он был женат, у него есть дети. Сейчас живёт с сестрой и вполне доволен жизнью.
– Тогда что? Они хотят, чтобы я смотрел, как он трахается с сестрой?
– Фу, пупсик. Что ты такое говоришь! Просто ему нужна помощь. Эта его сестра… ну, в общем, она больная. Подробностей я не знаю. Но если хочешь, я позвоню ему и всё устрою.
«Дура, – с неожиданной злостью подумал он, – мне
– У меня не хватит на такси.
– Ничего, у меня такси-кард. Всё будет оплачено… Ты сейчас где?
