Этнографические и антропологические данные говорят о том, что на протяжении всей человеческой истории потребление никогда не было «просто» потреблением. Не только «праздный класс», описанный Торстеном Вебленом, в эпоху промышленной революции отличался показным потреблением предметов роскоши и бессовестным расточительством (Веблен, 1984). Живущие на грани физиологического выживания племена североамериканских индейцев тоже умудрялись закатывать грандиозные пиры, уничтожая годовые запасы продовольствия ради удовольствия «утереть нос» соседнему племени (Мосс, 1996).
Стремление быть «не хуже других», демонстрировать достаток и социальный успех объединяет обычай потлача у примитивных племен; роскошные празднества при дворе Людовика XIV; деревенские свадьбы, на которых до полусмерти напиваются и обжираются вся родня и соседи. Однако в обществе потребления, где царит изобилие относительно доступных продуктов и товаров, все труднее поразить воображение гостей изысканным меню, дорогой одеждой или роскошью интерьера.
В постиндустриальном обществе открытая демонстрация своего экономического благополучия постепенно становится дурным тоном. Социальный статус определяется уже не столько обладанием вещами, сколько стилем жизни: типом полученного образования, сферой деятельности, а также формой досуга (театры или концерты вместо телевизора, теннис или гольф вместо футбола, путешествия вместо отпуска на дачном участке).
Символические границы
Американцы никогда не запятнают себя дружбой с неудачником, французы же скорее предпочтут дружить с нищим интеллектуалом, чем с тупым нуворишем.
Проведение символических границ — составная часть процесса конструирования социальной идентичности. Они появляются, когда мы пытаемся ответить на вопрос, кто мы, сравнивая себя с другими и определяя, на кого мы хотим быть похожими и от кого хотим отличаться. Символические границы позволяют нам очертить круг людей, с которыми нас объединяют общая позитивная социальная идентичность, и противопоставить свою социальную группу другим — менее привилегированным.
Канадский социолог Мишель Ламон провел сравнительное исследование представителей высшего слоя среднего класса США и Франции, пытаясь найти ответ на вопрос, с помощью каких средств они проводят символические границы, отделяющие «своих» от «чужих» (Lamont, 1992). Исследователь выделяет три типа символических границ:
¦
¦
¦
Собранные Ламоном данные говорят о том, что все три типа границ имеют большое значение для доступа к преимуществам высшего слоя среднего класса — знакомствам, деловым связям, должностям и другим возможностям карьерного роста. Однако для американцев большее значение имеют социально- экономические границы: они никогда не запятнают себя дружбой с неудачником и, наоборот, стремятся бывать в обществе людей, достигших в жизни бoльшего успеха, чем они сами. Для французов же важнее культурные границы: они презирают людей ограниченных и вульгарных и скорее предпочтут дружить с нищим интеллектуалом, чем с тупым нуворишем.
В интервью с французами, занимающими высокие должности в коммерческих фирмах, государственных учреждениях и университетах, рефреном повторяется мысль о том, что самый ненавистный для них тип человека — это «средний француз», который живет в пригороде, по вечерам смотрит телевизор, каждый год меняет машину и ездит в августе на море.
В кругу высшего слоя французского среднего класса принято быть подлинными эстетами — жить в историческом центре города, ездить на метро, не иметь дома телевизора и выбирать для путешествий такие направления, чтобы не пересекаться с массовыми туристами.
Для США же, наоборот, характерно явление, которое Ламон назвал обратным культурным исключением. Это осуждение и нежелание иметь дела с человеком, проявляющим «излишний» интеллектуализм и слишком изысканный художественный вкус. Американские респонденты исследователя непрерывно подчеркивают, что предпочитают дружить с людьми простыми и скучными, которые пьют пиво прямо из бутылок, разговаривают о детях и бейсболе, но зато они порядочные и на них можно положиться — не то что на какого-нибудь «утонченного негодяя» или «болтливого умника».
Те американцы, кто все же проводит культурные границы, отождествляют утонченность с космополитизмом, с желанием расширить горизонты — например, с помощью путешествий, изучения языков, знакомства с экзотической кухней. Вообще для американцев «культура» чаще всего отождествляется с европейскими товарами и традиционной кухней, причем они не слишком вникают в различия между европейскими странами.
Для них «изысканными» могут быть самые рабоче-крестьянские блюда и напитки европейской кухни: французское вино, итальянская паста, русская водка. Все это, а также произведения искусства, литературу, живопись они готовы жадно приобретать — но не для извлечения эстетического удовольствия, а для демонстрации своего высокого социального статуса.
Туризм: символическая граница среднего класса
Поскольку ценности среднего класса превращаются в ценности всего общества, проведение отпуска вдали от дома становится социальной нормой, обязательной к исполнению.
В 1960-е годы социальная идентичность среднего класса во всем мире (в том числе и в бывшем СССР) была связана в первую очередь с профессиональными занятиями. К среднему классу причисляли себя «белые воротнички» в отличие от «синих» не только в США и Европе, но и в первой в мире республике рабочих и крестьян, где, несмотря на трескучие идеологические фразы, учителя пугали нерадивых учеников перспективой поступления в ПТУ. На фоне одинаково низких зарплат у рабочих и инженеров и одинакового уровня потребления, высшее образование и принадлежность к «высокой культуре» были единственной формой символических границ, отделяющих средний класс от пролетариата.
Но, начиная с 1970-х годов, по мере того как индустриальные общества Запада сменялись постиндустриальными, работа как основной социальный признак среднего класса стала уступать место досугу. На смену «профессии» как определяющей характеристике социального статуса пришло понятие «жизненный стиль», объединяющее тип труда, досуга, семейного положения, места жительства и уровня потребления представителей среднего класса. Работа свелась лишь к средству получения доходов — безличному и отчужденному, а большинство жизненных ценностей («спонтанность», «интимность», «творчество») оказались сосредоточенными вне ее — в кругу семьи, в сфере досуга (хобби, занятия спортом, организация отпуска).
Аналогичное смещение (хотя и по другим причинам) наблюдалось в тот же период и в социалистическом «лагере». Типичный советский инженер, «отбывавший» положенные часы в ведомственном НИИ, самореализовывался в свободное время: в горных восхождениях, турпоходах и песнях
