Я подметил одинокую даму, сидящую у окна.
Прекрасная незнакомка, уверен, разрешит мне составить ей компанию. И вечер пройдет без забот, по- светски, у дамы даже кн11жка при се бе…
Вблизи оказалось, что эту стильную женщину я уже видел сегодня. Не барское это дело, да? – спасать прохожих от шпаны. Лучше вот так задумчиво взирать на уличную суету, переваривая приятные и сытные мысли. Безукоризненная госпожа начала меня раздражать, я вдруг понял, что весь день хожу неприкаянным брюзгой.
Она тихо и как-то смутившись согласилась, и я устроился напротив.
Сделал заказ. Оглядел пейзаж через струящуюся пленку дождя. Виски опять заломило, не столь остро. Думаю, Евгений с Пельмешкой уже работают.
– Я видела, тех… которые…
– Напали на меня с целью ограбления, – выдал я. – Меня Павлом зовут. А вас?
– Рита. – Она посмотрела мне в глаза, и я понял, что ей давно за тридцать.
Не ангел, а королева.
Смыть бы еще с нее журнальный макияж, дать пролетарское яблоко вместо навороченного коктейля и любоваться.
Перед королевой сидит уникум, ждет себе горячую чашку. Нанесение тяжких кодле амбалов; увидь кто – и сразу пожизненный авторитет. Королева хлопает глазами, королева в восхищении.
На миг я представляю: что если бы я опоздал, а дамочка уже вышла на улицу. Жуткая сцена. Я бы хотел, чтобы королева отбивалась до последнего.
– Это же вы их?.. – спрашивает.
– Это я… Знаете, – говорю я Рите, – никогда и ни перед кем не вставайте на колени. О’кей, моя королева?
Она с недоумением окинула меня взглядом и затеребила книгу.
…Вспомнилось вдруг, как по моей наводке прислали на проработку этого района Талалая и компанию. Аналитики в панике. Вайс рвет и мечет. У Талалая чешутся нос и кулаки. Чувствуют все, а видимости ноль. По счастливой случайности, запутанный наплывом боли и видений, я поскользнулся у ступеней отделения милиции. Накатила ломка, ищейка в обмороке.
Умница Вайс выпятил свои полномочия и растормошил отделение, обнаружив избитых подростков. Попытка сфабриковать дело, пришив к нему запуганных невиновных, не удалась.
Да, это было серьезное препятствие, не то что взломать квартиру или проникнуть в закрытый клуб…
Внезапно Рита вскинулась, припала к окну.
– Господи, – прошептала она, – Андрюша!..
Двое подростков ковыляли по стеночке. Тот, что повыше, в мешковатой одежде, щеголял разбитым лицом. Коротышка в кепке его поддерживал. Их не то деликатно, не то брезгливо обтекала толпа.
Рита понеслась на улицу, я следом.
В отличие от мамы Андрюши – а в ее статусе можно было не сомневаться – я прихватил куртку и умудрился одеться на бегу. Сегодня был очень неспокойный день. Не видать мне кофе и тишины…
– Да ладно те, мам, – пробасил сынок, пытаясь отстраниться от лепечущий Риты. – Хмыри какие-то наехали…
– Где? – спрашиваю.
Оказалось, неприятность случилась там, куда меня повело совсем недавно. Пелена рассасывалась над домами, вился дымок, указывая на пузырящиеся в кипятке эмоции.
Подросток рослый, голос на октаву ниже. Ну и школьники пошли…
Дождь поутих, и я отчетливо понял: от «сыночка» идет странный запах. Бешеный азарт и что-то еще. Взгляд прояснялся, эйфория выветривалась. Пострадавшие – не такие. Звоню Евгению, в ответ – гудки.
– Быстро домой! – скомандовал я, и они зашевелились. Прощайте, моя королева.
Бегом, бегом…
Дворы, переулки, колодцы. Косматый пес грузной тенью выплыл из-за угла и спокойной рысью последовал за мной. Небо надломилось, холодно дыхнуло на тучи, и повсюду с остервенением заколотил град. В висках забило пуще прежнего. Сгустившийся туман вылепился в рукастое чудище, чья мокрая шерсть сверкала, а пасть оглашала округу стрекотанием. Оно было моим двойником-отражением в этой насквозь промозглой, негостеприимной действительности.
Потом я осознал, что плутаю в полубреду, не в силах выйти из лабиринта.
Тренькнул телефон, высокий голос Евгения пробился через помехи:
– …Нет, Пашенька, – сказал он с возмущением, – я положительно ничего не понимаю! Подполье – есть, детишки – тоже, драка – налицо. Ан не клеится!..
Связь пропала.
Когда увязавшийся пес отстал, серая лапа чудища поволокла меня куда-то вбок, через пролом в кирпичной стене, в щель-дыру ржавого забора. Мой дар упрямо тащил тело к зарешеченному окну в подвал. Нескольких прутьев нехватало. Я неловко перелез вовнутрь и упал на тряпье.
Пошел в темноте на звонкий голос Пельмешки.
– …школота, устроили бойцовский клуб! – распылялась наша валькирия.
В тусклом помещении толпились люди. По потолку плыла извилистая труба, у стены под подвальными окнами лежала груда одежды. Подростки угрюмо слушали бойцов Особого отдела. Угловатые, нескладные, по пояс голые, как на медкомиссии в военкомат. От их дыхания клубился пар. Оказалось, ребята занимаются экстремальной самоподготовкой к взрослой жизни. Дрались вовсю, кто до первой крови, кто до бессознанки.
Ничего криминального, кстати. И ничего хорошего тоже.
Представьте секцию карате. Тренер отлучился на полчаса. Ученики работают в спарринге без присмотра старших. Сами судят, сами останавливают поединки. Здесь похожее, только вместо тренера – «устав пацана».
– А вы сюда как попали? – спрашиваю у Семеныча.
Не могу себе представить, чтобы они с Пельмешкой так же, как я, безумно петляли, а потом лезли в неприметные окна. Больно несолидно для Евгения.
– За молодыми людьми пристроились, там очень хитрый вход, – объяснил он, – думали, террор какой замышляют…
Ребята выглядели так себе. Для террора мелковаты. Вот если бы наркотики или хулиганство, тогда да.
– Зачем оно вам, бестолочи?! – спрашивала Пельмешка.
Подростки замялись. Словно их раскусили, подсмотрели нечто тайное.
– Чтобы реально можно было сдачи дать, – выступил один крепыш. – К боли привыкаем… И у нас все по чесноку! Мы тут никого не убиваем, ясно?..
– По чесноку-у-у… – передразнила Пельмешка.
Она по-пижонски крутанулась и ударила ногой воздух на уровне носа крепыша. Тинэйджеры восхищенно присвистнули: девка что надо. Довольная эффектом, питбуль-фемина медленно и грациозно приблизилась к нам.
– И что с ними делать? – прошептала Пельмешка.
– Звоните Вайсу, – посоветовал я.
Я осмотрел ребят, нехотя одевающихся и как будто пристыженных. Кровавый призрак над Лиговкой – неужели он зародился здесь? Это шло не от юнцов.
Нам не идентифицировать насилие, исходящее от несовершеннолетних. Дикая расправа школьниц над какой-нибудь замарашкой во время перемены – в том нет вспышки агрессии. Детская, самая страшная жестокость, которую не дано уловить нашим нюхачам. Будущее ограбление инкассаторов раскусываем на раз. Вымогательство шпаны в городском транспорте – на два. Малолетних маньяков, у которых кубик-рубик морали еще не сложился однотонными гранями, нам не вычислить никогда.
Я закрываю глаза, моля свое туманное чудище дать подсказку.
Факт агрессии? Предчувствие крови?
