шуты откалывали потрясающие номера, пели и играли менестрели.
Среди последних было немало тех, кто прибыл в столицу с опозданием и не смог принять участия в отборочном турнире. Сейчас неудачники старались вовсю, надеясь на счастливый случай, на то, что их заметит кто-нибудь из членов королевской семьи и своей волей дарует право выступать на турнире Серебряной Лиры.
Кэлер в костюме стражника, Связист и Конан, изображавшие его подручных, бродили по праздничному городу вместе. Начав загружаться в «Кривом Энди», теперь они уже хлебали дешевое и крепкое пойло из бочек, выставленных от щедрот короля Лимбера прямо на улицах для всех желающих, горланили непристойные песни, танцевали, переругивались с мужиками, щупали – и не только – пышных, готовых на все красоток в масках. Словом, развлекались от души, как могут развлекаться только настоящие мужчины, и намеревались развлекаться подобным образом до самого рассвета.
Мужчина в простом одеянии странника (куртка, штаны, стоптанные сапоги, потасканный плащ) и серой полумаске, опираясь на тяжелый высокий посох, отполированный тысячами прикосновений, неторопливо шел по улице Туманов. В честь праздника она приобрела загадочный вид. Разноцветные полупрозрачные облака лениво перемещались на уровне вторых этажей домов, а иногда неожиданно шустро, не давая времени опомниться, опускались прямо в толпу, заставляя разлученных «туманом» прохожих с шутками и смехом искать друг друга.
Рядом со Странником шли двое в масках. Любой с первого взгляда узнал бы в них юного Менестреля и Писца, хотя хорошенький Менестрель и был без своего инструмента, зато на поясе у Писца, как всегда, находилась коробочка с письменными принадлежностями.
– Для начала у нас есть небольшое поручение, – так тихо, что в шуме и толчее карнавала его слышали только те, для чьих ушей и предназначались слова, сказал Странник.
Двое разом кивнули, соглашаясь, и Менестрель с нежной улыбкой заметил:
– Заодно развлечемся, мы так давно не работали на улице.
На секунду покинув компанию, чтобы купить с праздничной скидкой пакет сладких пирожков с ягодами и орехами, Писец вернулся и осторожно поинтересовался:
– Что на сей раз?
– Одна из крыс раздразнила медведя, – принимая от Писца пирожок, небрежно ответил Странник, дитя дорог, сутью жизни которого был извилистый вечный путь. Менестрель залез в пакет спутника сам.
– Эй, красавчик, поцелуй. – Смазливого Менестреля со смехом окружила толпа красоток в полумасках и принялась теребить.
– Слово дамы – закон для джентльмена, – высокопарно, как и подобает менестрелю, ответил юноша и принялся щедро раздавать женщинам поцелуи. Странник и Писец с готовностью подключились к процессу.
Десятью минутами позже, оставив жаждущих ласки красоток, мужчины двинулись дальше. Странник уверенно шел по городу, выбирая кратчайшую дорогу к цели в бесконечном лабиринте лоулендских улиц, улочек, площадей. Как? Настоящий охотник всегда знает, где скрывается жертва, особенно если у него в кармане лежит прядка ее волос.
– Как в старину? – продолжил прерванный темпераментными дамами разговор Менестрель, покупая здоровенное яблоко и легко разламывая его на четыре части. Две достались Страннику, по одной его спутникам.
– Да, сладкий пирожок и шарфик, – кивнул Странник, с хрустом вгрызаясь в свою долю. Писец некоторое время разглядывал ровный сахаристый разлом, а потом осторожно откусил кусочек.
Миновав еще три улицы и пару переулков, компания остановилась на сравнительно тихой для начала Третьего кольца Лоуленда немноголюдной улочке недалеко от средней руки трактира «Три лепестка розы».
– В этом есть свои символика и рок, – задумчиво покачал головой Писец с видом философа, прислушиваясь к задорной песенке, доносящейся из «Лепестков».
– Пожалуй, – с улыбкой бросил Менестрель вслед спутникам, которые, оставив его недалеко от входа в таверну, двинулись дальше в полутемный переулок.
Юноша менестрель остался один. Он терпеливо наблюдал, как разномастные клиенты входят в трактир и покидают его. Очень скоро – настоящий охотник всегда вовремя настигает свою добычу – из «Лепестков» вышел щегольски одетый господин в пестром наряде и полумаске-бабочке. Напомаженные острые усики мужчины топорщились, как у настоящего насекомого. Весело насвистывая, господин направился по улице вверх, предусмотрительно держа руку на эфесе меча.
Словно невзначай, из тени дома навстречу ему шагнул юноша менестрель, стрельнул лучезарной улыбкой, сложил губы бантиком, тряхнул светлыми локонами длинных волос и, еле заметно виляя бедрами, направился к темному переулку.
Недолго думая – ночь карнавала на то и дана, чтобы веселиться, удовлетворяя все желания плоти, – усач двинулся вслед за менестрелем, предвкушая сладострастную забаву. Послав преследователю еще одну соблазнительную улыбку, тот нырнул в подворотню. Щеголь, уже ни о чем не думая, ринулся за ним. В более густой темноте у самой стены снова мелькнула улыбка юноши.
– Ты такой красавчик, – похотливо выдохнул слегка пьяный мужчина, приближаясь к менестрелю. И это был последний выдох в его жизни. Позади франта неслышно выступил из темноты Странник. Он молниеносно накинул на шею жертвы удавку и затянул ее под веселый свист стоящего на стреме Писца.
Беззвучно захрипев, франт свалился под ноги убийце. Убедившись, что дело сделано, Менестрель сменил Писца у входа в подворотню, насвистывая ту же песенку в той же тональности. Песенка эта по странному совпадению тоже именовалась «Мой красавчик».
Странник аккуратно свернул и убрал удавку в бездонные недра своего плаща, потом вновь взял в руки тяжелый посох. Писец тем временем приблизился к трупу и принялся сноровисто освобождать его от всяких ценных мелочей: колечек, перстней, печатки, часов в серебряной оправе с изумрудами, пары цепочек, серег, браслета. Все это было передано Страннику и исчезло так же быстро, как и удавка. Потом Писец присел перед жертвой на корточки и неторопливо провел руками над телом Тарака Ро’дольски из Чалнура. Чуткие руки в чернильных пятнах ненадолго задержались на уровне груди, потом у полы камзола. Удовлетворенно хмыкнув, Писец передал Страннику несколько тончайших листков бумаги, исписанных мелким, убористым почерком.
В подворотне было темно, но никаких неудобств ни Страннику, ни Писцу это не доставляло. Они работали так же быстро, как и при ярком солнечном свете. Сделав дело, двое вернулись к Менестрелю, и компания двинулась дальше по улочке. Ночь маскарада только начиналась, и братьев ждали развлечения…
Потом, спустя две-три недели, побрякушки, снятые с жертвы, найдутся где-нибудь на окраине города, за Третьим кольцом, в канаве с трупами. И в Чалнур уйдет официальное письмо, в котором его королевское величество еще раз выразит сожаление по поводу безвременной кончины Тарака Ро’дольски и сообщит, что справедливое королевское возмездие не постигнет грабителей и убийц, поскольку кара небес настигла негодяев раньше, они передрались при дележе добычи. То, что нашли на трупах преступников, возвращается в Чалнур, к безутешным родственникам покойного Тарака.
Кроме того, в письме будет содержаться несколько прозрачных намеков на то, что негоже официальным лицам дружественных держав шляться по лоулендским трущобам. Ибо это может быть не только дурно истолковано принимающей стороной, но и, как показывает опыт, опасно для жизни.
Элтон и Кэлберт, так же как и брат Кэлер, особо ценили на маскараде выпивку, танцы, доступных девочек (почему-то маска делала жительниц Лоуленда необычайно темпераментными и сговорчивыми) и возможность хорошенько подраться. Без этого последнего развлечения Кэлберт просто не мыслил полноценного отдыха. Увы, в городе, несмотря на буйство карнавала, было относительно спокойно благодаря следившей за порядком страже. Воины не давали хорошенько разгуляться доброй драке, поэтому несчастные принцы в поисках излюбленной потехи бывали вынуждены отправляться в самые дальние районы Лоуленда. Наиболее подходящим местом для потасовки принц-пират по-прежнему считал портовые таверны низкого пошиба и знал в совершенстве их местоположение. Туда Кэлберт потащил Элтона, наряженного, как и он сам, моряком. В третьей по счету забегаловке мужчинам повезло. Засучив рукава, с
