Неделя в декабре

потому требовали защиты. Иногда Хасану не давала покоя мысль, что это — своего рода извращенный колониализм, немногим лучший того, какой процветал во Французской империи: и через много лет, после того как церковь была отделена от государства в метрополии, Франция продолжала настырно посылать монахинь и миссионеров в свои колонии в Африке и Индокитае.

Впрочем, объяснить это видимое противоречие было несложно. Религиозные верования, думал Хасан, всегда обслуживают власть имущих и потому…

И тут Джейсон Салано ткнул его локтем в бок:

— Подними руку, Джок.

— Что?

— Подними руку. Мы голосуем за немедленный вывод войск.

Хасан, ошеломленный и немного обиженный, поднял руку, в очередной раз присоединившись к толпе.

— Как ты меня назвал? — спросил он, когда стихли аплодисменты в честь предложившей проголосовать ораторши.

— О чем ты? — удивился Джейсон Салано.

— Ты назвал меня «Джоком»?

— Да ты не обижайся. Я же по-дружески. Выговор у тебя такой. Тут у нас валлиец есть, так мы прозвали его Томасом «Даи».

— Понятно, — сказал Хасан. Внезапно он ощутил прилив порожденного несходством двух культур отвращения, — такого же, какое испытывал к юным сквернословам Глазго, — желание подчеркнуть свое превосходство, право на жизнь в высших сферах с их более чистым воздухом. — Означает ли это, что я могу называть тебя Раста?

— Да, зови как хочешь. — И Джейсон рассмеялся. — Слушай, друг. Пойдем прогуляемся. А то я что-то проголодался. Пора бы чайку хлебнуть.

Выйдя из университета и направляясь к метро, Хасан чувствовал, как его охватывает злость. Мальчишкой он пытался отыскать для себя надежное, светлое место, в котором можно быть добрым и честным. Видит Бог, это было непросто — ему мешал и цвет кожи, и относительное богатство родителей, не говоря уж о вере и о том, что он всегда оставался принадлежавшим к меньшинству. А потом нашел в ГЛС людей одного с ним образа мыслей, людей, которых его внешние отличия не интересовали, поскольку все они были гражданами мультикультурного мира. И вот на тебе… Джок.

Хасан выплюнул это слово, шагая по Уолворт-роуд к станции «Элефант-энд-Касл». Ну и хрен с ними, думал он. Ему хотелось плакать. Сказать по правде, Хасана уже давно не удовлетворяло то, что способна была предложить ему ГСЛ, а грубость Джейсона лишь заставила его открыто взглянуть фактам в лицо, чего он до сих пор избегал: одной политики человеку мало.

Мимо него пронесся по тротуару велосипед с выключенным фонариком, заставив отпрыгнуть в сторону.

Несколько дней спустя он обзавелся собственным блогом на сайте «МестоДляВас».

Блог блог блог блог — занятие немного странное. Блог блог блог. Ну да ладно. Что я хочу сказать?

Дело в том, что я, похоже, запутался. Полагаю, очень многие люди моего возраста пытаются понять, во что они верят. Я видел таких в университете, видел в школе. В университете они мне поначалу нравились — их страстность. Конечно, я сторонился повальной моды — на народные танцы, на астрономию. Но у меня имелись принципы, страстные увлечения, и я сознавал свою правоту. Беда состояла в том, что я не мог собрать их воедино, не мог отыскать систему, которая объяснила бы все на свете. Потом я решил, что нашел ее — в политике. Мы проводили замечательные собрания, и мне казалось, что я углядел проблеск универсального решения.

Мой отец был верующим человеком, таким он и остается. Мальчишкой я прилюдно читал Коран. Владел арабским настолько, чтобы хорошо читать его в мечети. В одиннадцать лет тажвид был для меня почти всем. Это такой особый способ декламации. Блог блог блог. Кто, собственно говоря, станет читать мою писанину? Я разговариваю сам с собой, верно?

Господи, я похож на пятнадцатилетку, который сидит в своей комнате, пытаясь понять, существует ли он! Хотя, взглянув на «дверной половичок» моего сайта, легко понять, сколько мне на самом-то деле лет и как я выгляжу.

В школе я утратил интерес к вере, поскольку мне казалось, что она разделяет людей. Вера отвращала меня от друзей, обращала в иноземца. А университетский опыт занятий политикой лишь утвердил меня в этом мнении. Религия представлялась мне чем-то племенным, чем-то, тормозящим движение людей к пониманию того, как работает эксплуатация, как устроены экономические системы, как США манипулируют Ближним Востоком и так далее. Как неимущие нашей планеты выбиваются из сил, обслуживая имущих.

Это было своего рода дорогой в Дамаск — вернее сказать, в Мекку — в течение какого-то времени. Я отыскал нечто подлинное, превосходившее своим значением экономическую власть, и понял: пока мы не осознаем это нечто со всевозможной ясностью, нам ни к чему прийти не удастся. Было ли это возвращением в исходную точку?

Хасан снял руки с клавиатуры. Теоретически его «членство» в «МестоДляВас» насчитывало два года, однако он туда почти не заглядывал. Его «дверной половичок» — экран приветствия — рассказывал о нем совсем немногое, а судьбы детей, с которыми он учился в школе, Хасана почти не интересовали, даром что один или двое из них отметились на его «доске объявлений».

Блоги, думал он, скользя глазами по рассказам о походах в кино и в новые рестораны, о приездах в аэропорты, из которых авторам этих рассказов предстояло отправиться с визитами к их разбросанным по всему свету тетушкам, — это и есть последнее прибежище неудачников, все эти «тексты» смахивали на годовой отчет о жизни, присланный тебе кузеном до того занудным, что родня загнала его аж в Патагонию. А видео были еще хуже: подрагивавшие фильмы о поездках, снятые на мобильные телефоны с задних сидений такси, или рекламные ролики, в которых женщины под музыку выпячивали лобки.

Подавляющее большинство тех, кто писал в блогах, жаждало, судя по всему, чтобы кто-нибудь подтвердил само их существование, думал Хасан. Ответ был таким: вы существуете. К сожалению. Просто теперь миллионы этих людей обрели возможность демонстрировать другим всю пустоту своей жизни.

И все же он снова начал печатать, двумя пальцами и без ошибок.

Через неделю на его личной странице появилась «инъекция», как это именовалось в «МестоДляВас», — письмо от некоего «Серого_Всадника», заинтересовавшегося тем, что написал Хасан, и захотевшего ему помочь. Только для этого хорошо бы встретиться лично: «Серый_Всадник» предложил сделать это в интернет-кафе, что в самом начале Тоттенхем-Корт-роуд.

Хасан задумался — ненадолго. Как раз от таких встреч родители его неизменно и предостерегали, но ведь ему уже не двенадцать лет. Что дурного с ним может случиться? В худшем случае этот малый окажется извращенцем — тогда они просто поговорят, и все. Улицы Глазго и Лондона научили Хасана немалой изворотливости.

Сидя в кабинке интернет-кафе и прихлебывая чай, купленный им навынос в соседнем «Кафе-Браво», Хасан, чтобы скоротать время, просматривал свою электронную почту. Они договорились, что «Серый Всадник» узнает его по имевшейся в «МестоДляВас» фотографии, так что красная гвоздика в петлице кожаной куртки Хасану не понадобится.

— Вы, я так понимаю, Хасан?

На мужчину, занимавшего соседнюю кабинку, он никакого внимания не обратил. Интересно, как долго тот наблюдал за ним, пока он копался в почте?

— Да.

Хасан встал, протянул правую руку и получил неожиданно теплое рукопожатие.

— Я — Салим. Думаю, мы можем обойтись без дурацких интернетовских псевдонимов.

Мужчина лет тридцати, ростом немного выше Хасана, с африканскими — эфиопскими, быть может, — корнями, открытым, дружелюбным лицом и лондонским выговором. На краткий миг он приобнял Хасана за