От Манилы к мысу Доброй Надежды
Выйдя 29 января 1818 года из бухты Манилы вместе с «Эглантиной», при попутном северо-восточном ветре по оживленной трассе мы пересекли Китайское море в западно-юго-западном направлении и 3 февраля миновали Пуло-Сопата. Следуя затем юго-западным и скорее южным курсом, мы 6-го увидели Пуло-Теоман, Пуло-Памбеелау и Пуло-Арое (по Эрроусмиту, которого придерживаюсь, учитывая неустойчивое правописание малайских названий; по другим источникам: Пуло-Тимон, Писанг и Аора). Идущая медленно «Эглантина» задерживала нас.
От этого самого западного пункта нашего плавания в Китайском море мы повернули с небольшим отклонением на восток, чтобы подойти к проливу Гаспар между одноименным островом и островом Банка.
Ранним утром 8 февраля 1818 года мы в третий раз пересекли экватор. Для русских и алеутов, которых мы взяли в городе Св. Петра и Павла, Сан-Франциско и на Уналашке, это было впервые. Наши бывалые матросы запугали их — особенно алеутов — фантастическими россказнями об этой странной линии, об опасностях и ужасах, связанных с ее пересечением. На том дело и кончилось; не было ни «крещения», ни других праздничных церемоний.
В этот день капитан послал меня на «Эглантину», чтобы сообщить капитану Герину ночные сигналы, относительно которых еще не договорились. Там я пообедал. Подобный визит в открытом море имеет особую прелесть. Когда в новой обстановке видишь свой плывущий под парусами корабль, испытываешь такое чувство, словно стоишь у окна и смотришь на себя самого, идущего по улице. После обеда я вернулся на «Рюрик».
С обоих судов днем на западе был замечен малайский парусник. У горизонта виднелись лишь верхушки его мачт, и он следовал тем же курсом, что и мы. Вечером, в 9 часов, вблизи «Рюрика» показался свет: судно, возможно тот же парусник. Капитан тотчас приказал выстрелить из пушки — свет исчез; было сделано еще несколько залпов картечью в ночную тьму, не причинивших, надеюсь, вреда. Наверное, капитан поступил весьма благоразумно: в море, где действовали малайские пираты, при первом же подозрении он дал знать, что у нас есть пушки и что мы не дремлем. «Эглантина», идущая на полмили позади нас, приняла наши выстрелы за сигнал бедствия. Капитан Герин решил, что мы сели на мель, и из лучших побуждений изменил курс своего корабля, чтобы самому не попасть в беду. Сигналом мы подозвали «Эглантину» к себе, рассказали через рупор, что с нами произошло, и продолжили плавание, не теряя ее из виду. Более пространное описание этого происшествия можно найти в книге Коцебу («Reise». Bd. 2, с. 132), где говорится: «Твердо решив победить или умереть, я приказал...» и т. д. Отсылаю интересующихся к этому произведению{213}.
Днем 9 февраля с верхушки мачты был замечен остров Гаспар. Вечером мы поплыли в южном направлении вдоль его западного побережья и в полночь, когда он находился к северу от нас, стали на якорь. С рассветом «Рюрик» продолжал путь и уже в первой половине дня миновал пролив Гаспара. Побережье Банки и Суматры, вдоль которого мы шли в последующие дни, представляет собой низменность. Лес, обильно ее покрывающий, спускается к морю. Пальм в этом древостое мало.
В полночь 11-го мы стали на якорь, а утром, в половине пятого, вновь двинулись в путь. Утром 12-го мы плыли через зеленые луга — скопления свободно плавающих растений, предположительно древовидных; растеньица уже сбросили семенные коробочки. Ветер и течение собирали эти плавучие пастбища в длинные, извивающиеся реки. Вскоре показались Два Брата{214}
13-го с суши дул слабый, часто прекращавшийся ветер. Мы неоднократно бросали якорь, в последний раз очень близко от побережья Суматры. К северу за нами были видны три небольших, покрытых лесом островка, не обозначенных на карте. Хорошо просматривались Ява и стоящий у ее побережья большой корабль. Неподалеку от нас два рыбака в челноке удили рыбу. Приблизившись, мы подарили им несколько мелочей; они дружелюбно помахали нам и поплыли к берегу, откуда вскоре привезли огромную черепаху. Другая лодка доставила нам несколько черепах, а также кур, обезьян и попугаев. Островитяне хотели получить взамен пистолеты, порох или пиастры. Вся команда долго питалась черепашьим мясом, некоторые приобрели обезьян разных видов.
Среди этих обезьян (все они болели, и ни одной не удалось добраться в живых до мыса Доброй Надежды) была одна молодая, уродливая, шелудивая и очень маленькая. За это последнее качество матросы прозвали ее Эллиотом. Бедную сиротку очень жалели взрослые обезьяны; все они — самцы и самки — пытались ухаживать за ней, хотя сами принадлежали к другим породам. Помощника штурмана Петрова, хозяина Эллиота, владельцы других обезьян осаждали просьбами дать ее им поиграть. Петров охотно уступал и каждый день кого-нибудь осчастливливал. Эшшольц в своем описании путешествия отнес эту обезьянку к новому виду.
Мы везли из Манилы парочку обезьян распространенной на Лусоне породы. Они прекрасно себя чувствовали; резвились в снастях, как в родном лесу, и были нашими веселыми товарищами до самого Санкт-Петербурга, куда добрались счастливо и в полном здравии.
Я нахожу общение с обезьянами поучительным, ибо, как сказал Кальдерон (правда, об ослах), «они —почти люди». Обезьяны ведут себя очень естественно, а ведь это лежит и в основе поведения людей. Об этом хорошо знал Мазурье{215}, который играл Джоко, как Кин — Отелло. У обезьян, принадлежащих к одному виду, подобно людям, проявляется различие характеров. Как и в большинстве наших семей, хитрая самка правит домом, а самец подчиняется ей.
Относительно черепахи должен сообщить, что у последней, после того как ее убили и почти разделали, я обнаружил фосфорическое свечение; оно было особенно заметно на суставе передней лапы. На отрезанной шее тоже светились некоторые места — может быть, нервы? То, что светилось, можно было растереть пальцами — и в этом случае свечение сохранялось.
Когда мы собирались покинуть Китайское море, на «Рюрике» поймали крачку, а также пеликана, который уже побывал пленником на «Эглантине»; близ берега на борту появились бабочки и насекомые. Во время штиля в Зондском проливе наловили много морских червей; и здесь мы не нашли открытых Эшшольцем насекомых северных морей.
Возвращаюсь к нашей стоянке 13 февраля 1818 года. Вечером нас посетили моряки с «Эглантины». Мы распрощались друг с другом. «Рюрик» должен был быть в Европе раньше «Эглантины», но все же я передал капитану Герину несколько писем для родных.
Течение со скоростью два узла в час попеременно направлялось то в Китайское море при приливе, то в Индийский океан при отливе.
14-го ранним утром мы подняли якорь и при сильном течении прошли довольно близко от берега по проливу между островами Цупфтен [Зутфен] (их мы насчитали восемь) и скалами в Индийский океан. В 12 часов дня мы потеряли «Эглантину» из виду. Поскольку ветер заставил нас лавировать, мы увидели ее снова в 4 часа дня стоящей на якоре у острова Крокотоа [Кракатау]. 15-го вечером прошли пролив и острова. 16-го начал дуть постоянный восточный ветер. До сих пор нам ежедневно встречались три-четыре судна поодиночке или группами. 18-го уже не попалось ни одного корабля.
21 февраля солнце стояло в зените. Вечером этого дня в северной части неба был виден очень яркий огненный шар. В Атлантическом океане и других морях мне довелось наблюдать множество таких метеоров. Наука требует, однако, чтобы производились совпадающие, одновременные наблюдения одного и того же явления.
Что же касается моих наблюдений, то они не были подкреплены другими.
Поимка бониты обрадовала нас 3 марта. 4-го мы пересекли Южный тропик. Утром того же дня какой- то большой корабль пересек наш курс в северо-северо-восточном направлении. Вечером нам попалась крачка.
12 марта (29°19' южн. широты, 313°26' зап. долготы) к югу от Мадагаскара постоянный ветер прекратился. Грозы, сопровождавшиеся громом и молниями, штили и штормы сменяли друг друга. В очень
