энергичного «конника-буденовца».
В 1922 году Н.С.Тихонов выпустил 2 небольших книжки своих стихов: «Брага» и «Орда», которые прогремели на всю страну. Если Всеволод Рождественский был поэтом, восхищавшим прежде всего молодых девиц, то Н.С.Тихонов был поэтом, восхищавшим мужскую молодежь. На вечерах в Союзе поэтов от Н.С.Тихонова неизменно требовали прочесть «Балладу о синем пакете» и «Балладу о гвоздях». В последних строках этой баллады Тихонов прославлял героев -большевиков в Красной армии: «Гвозди бы делать из этих людей». В сознании комсомольской студенческой молодежи эта строчка звучала, как молот, вбивавший «гвозди» (т.е. людей) в жизнь и быт советского государства. Для Н.С.Тихонова не было никаких сомнений и колебаний, он принял советский строй безоговорочно и сохранил веру в него и в страшные довоенные тридцатые годы, и в послевоенные сороковые.
В Союзе поэтов стихами Тихонова восхищались, но его самого считали твердокаменным большевиком, способным в борьбе «за коммунизм» на все.
Меня познакомил с Тихоновым Юрий, и я несколько раз встречался с ним в Союзе поэтов и в редакции журнала «Ленинград», когда он был еще молод и не был сановником от литературы и поэзии. Наше знакомство прервалось в конце двадцатых годов, когда началась чистка и реорганизация Союза писателей и Союза поэтов.
Я сохранил теплое впечатление от знакомства с Елизаветой Полонской. Юрий писал рецензию о ее книжке стихов, и она несколько раз заходила к нам на квартиру, где познакомилась с Шурой. Они нашли какой-то общий «женский» язык и весело болтали. Елизавета Полонская мало походила на поэта. По про— | фессии она была врач и, кажется, позже отошла от литературы.
Вениамин Александрович Каверин пользовался особой симпатией ленинградской интеллигенции. Он был Вениамином, то есть самым младшим по возрасту среди «Серапионовых братьев». Филолог и литературовед по образованию, он начал свою литературную деятельность с научного исследования о Сенковском («Бароне Брамбеусе»), современнике Пушкина. Сенковский был писателем и критиком, редактором- издателем «Библиотеки для чтения». Исследование В.А. Каверина было опубликовано в 1929 году и переиздано в 1950 году.
Роман В.А.Каверина «Скандалист, или Вечера на Васильевском Острове» (1929), посвященный школе «формалистов» в советской литературе, вызвал сенсацию в литературных и литературоведческих кругах Ленинграда. Они быстро нашли живых прототипов в героях романа: Виктора Шкловского («Драгоманов»), профессора Б.М.Эйхенбаума и «младших богов» формалистической школы.
Другой роман В.А.Каверина «Исполнение желаний» (1934-1936) рисовал жизнь и нравы студенчества и профессуры Ленинградского Университета в 20-е годы. Я познакомился с— этой жизнью в 1923-1924 гг. как студент университета и во второй половине 30-х годов уже как преподаватель. Насколько я знаю, прототипов у героев этого романа, кроме одной фигуры, не было. Роман был особенно любим филологами, литературоведами, историками и прочими представителями гуманитарных наук. Они быстро узнали в юрком «молодом окололитературном человеке» Зильберштейна, составившего огромную коллекцию рукописей писателей XIX-XX в. рисунков и эскизов художников того же периода. Зильберштейн скупал за бесценок все, что мог скупить у обнищавшей и голодной старой интеллигенции дореволюционных лет. Особенно ценной и полной была собранная Зильберштейном коллекция рисунков и эскизов молодого И.Е.Репина. Эта коллекция, по рассказам видевших ее «друзей» Зильберштейна, имела такую ценность, что в конце концов в «Правде» или в «Известиях» появилась короткая заметка, сообщавшая, что Зильберштейн завещал свою коллекцию рукописей, рисунков и нот в дар Советскому государству.
А у Зильберштейна были рисунки художников итальянского Возрождения, фламандских мастеров XVI- XVII веков, французских импрессионистов XIX века. Чего только там не было!
Приносить в «дар» советскому государству собранные коллекций было уделом особенно рьяных и удачливых коллекционеров советской эпохи. Благодаря «дару», Зильберштейн уцелел. Он даже получил степень доктора филологических или искусствоведческих наук и почетное звание Заслуженного деятеля науки РСФСР.
В.А.Каверин принадлежал к той прослойке трудовой интеллигенции, которая «приняла» октябрьскую революцию и пошла на работу к советской власти, не обращая внимания на кровь и зверства гражданской войны, считая «отдельными» и «случайными» ошибками произвол властей и ЧК после гражданской войны.
Первый том романа В.А.Каверина «Два капитана» (1940 г.), одного из лучших романов советской литературы тридцатых годов, является наглядной иллюстрацией настроений этой прослойки интеллигенции в 20-х годах. Но Вениамин Александрович был не просто изобразителем жизни и настроений советской трудовой интеллигенции этих лет, но и был «писателем совести». На примере героя «Двух капитанов» Сани Григорьева Каверин учил своих читателей справедливости, добру, мужеству, исполнению долга, труду. Таких, как Саня Григорьев, было немало среди комсомольцев 20-х годов. Саня Григорьев стал любимцем, героем молодежи, соперничая в этом отношении с Павкой Корчагиным из романа Островского «Как закалялась сталь».
Роман Каверина был переведен почти на все европейские и несколько восточных языков. Читатели страстно хотели знать, что сталось с Саней Григорьевым во время войны, как он служил родине, и под давлением читательских кругов Каверин выпустил в 1946 году второй том романа «Два капитана». Но времена были уже не те. Молодость Сани Григорьева в двадцатых годах была полна надежд и ожиданий, во втором же томе эти надежды и ожидания потускнели. Между первым и вторым томами этого романа прошли «чистки» и террор тридцатых годов и военных лет. Не обо всем можно было писать и, в особенности, об обманутых надеждах и ожиданиях.
В последний раз я видел В.А.Каверина в Ленинграде, когда он читал на литературном вечере отрывок из «Открытой книги».
Михаил Леонидович Слонимский, с которым я работал несколько лет (1924-1926) в журнале «Ленинград», издававшемся «Ленинградской правдой», был наиболее «дальнозорким» среди «Серапионовых братьев», уступая в этом отношении лишь Е.И.Замятину. Выходец из очень интеллигентной семьи (его отец был политическим обозревателем международных событий в одном из «толстых» журналов до войны, а после октябрьской революции «осел» в Париже, М.Л.Слонимский очень рано лишился романтических иллюзий и писал то, что в действительности было.
Если крестными отцами В.А.Каверина в литературе были Диккенс и Достоевский, то крестным отцом М.Л.Слонимского можно считать Бальзака: та же манера письма и «обыгрывание» мелочей для раскрытия душевного мира героев, реализм изображения героев, отсутствие какой-либо идеализации их. В этом отношении Михаил Леонидович был близок к Зощенко. Основной темой романов Слонимского 20-х годов — «Лавровы» (1926), «Средний проспект» (1927), «Фома Клешнев» (1930) — было, как и у Зощенко, изображение советского мещанства. Но если Зощенко разоблачает советское мещанство, иногда пародируя его, то Слонимский просто разоблачает мещанство во всей его тупости и безидейности желаний и расчетов.
Поэтому скоро Слонимскому пришлось вынужденно замолчать. Его почти не печатали. Мой брат Юрий в середине тридцатых годов готовил большую статью о творчестве Слонимского, совещаясь с ним, о чем можно и о чем нельзя говорить из-за цензуры, но статья не увидела света. Печатать Слонимского начали снова лишь в 50-х годах, когда появилась его трилогия «Инженеры» (1950), «Друзья» (1954), «Ровесники века» (1959), изображающая молодую техническую интеллигенцию в начале века и в годы революции.
Осенью 1924г. выпускающий «Ленинградской правдой» А.Г.Лебеденко, назначенный вместе со Слонимским редактором еженедельного журнала «Ленинград» привел меня в редакцию журнала к Слонимскому и сказал: «Вот вам, Михаил Леонидович, помощник по иностранной части. Все иностранные журналы и газеты в его руках».
Так формировалась редакция «Ленинграда». Редактором по «литературной части» стал М.Л.Слонимский, по политической — А.Г.Лебеденко, ответственным секретарем редакции, с которым меня тут же познакомили, — Е.Л.Шварц, оформителем журнала — молодой художник Н.И.Дормидонтов. Несколько позже к нам присоединился писатель Л.О.Раковский, ставший техническим секретарем редакции — «поддужным» у Шварца. Леонтий Осипович был моим приятелем и другом по юридическому факультету Киевского Университета. Он переехал из Киева в Ленинград в 1922 году, а осенью 1923 года столкнулся со мной в «беспредельных коридорах петровских Двенадцати Коллегий». («Нева» 1969, № 9, стр. 183) Л.Раковский,
