мине было что-то восточное, странно знакомое по кинофильмам предвоенных лет.
Однажды мы напялили на него белый морской китель со сверкающими пуговицами, кто-то дал ему очки в массивной роговой оправе, и тогда перед нами предстал ни дать ни взять японский адмирал. Григорий проходил в этом наряде весь день, «нанося визит вежливости от имени эскадры Страны Восходящего Солнца» в ту или другую комнату общежития. Его узнавали не сразу, так как он что-то вежливо шипел, с силой втягивая в себя воздух и сопровождая каждую фразу коротким «хо-хо-хо». Потом из комнаты раздавался взрыв смеха и шум возни, после чего Григорий отправлялся с визитом к соседям.
Я познакомился с Григорием Шелестом при весьма тревожных обстоятельствах. Как нам передали, новый преподаватель «Морской географии» объявил на последней лекции, что ни Мельников, ни Шелест у него не сдадут, так как пропустили более половины лекций. Этого было достаточно, чтобы мы приступили к совместным действиям в «обстановке самой сердечной дружбы и взаимопонимания».
«Морскую географию» преподавал человек, по фамилии Петров, появившийся в институте совсем недавно. Слава настоящего морского волка венчала его маленькую белесую голову. Среди наших ребят были и старые моряки, не раз заходившие и в Сингапур, и в Рио, и в Сидней. Некоторые из них плавали вместе с Петровым и подтвердили, что он действительно моряк и действительно много плавал. На его лекции собирался народ буквально со всех курсов и факультетов. Он читал артистически, свободно, легко, красочно, неповторимо. Казалось, что каждая лекция стоила ему здоровья, что с каждым словом, с каждой фразой он отдает какую-то часть своей души аудитории, что его внешнее безразличие к нам не вполне искренне. Он внимательно следил за тем, чтобы никто не пропускал его лекций. «Учебника, товарищи, по данному вопросу нет!» — любил говорить он, и чувствовалось, что он как бы добавляет: «И не будет, пока я, Петров, его не напишу».
Вскоре, однако, наступило некоторое разочарование. Наши «старички», внимательно прослушав лекции Петрова, заспорили, сходили к кому-то в порт и хотя по-прежнему посещали лекции, но уже не задавали вопросов и держали себя совсем по-другому.
— Да он же все врет! — сказал мне однажды такой просоленный океанскими ветрами «старичок». — Даже обидно!
— Но ты ж сам говорил, что он плавал…
— Говорил, все говорили… А потом слушаем его и не можем понять: и в том порту был, и в том был, и во всех, выходит, был! Если был где, так и говори: вот что видел, а где не был, так и скажи: там я не был, а по литературе и по книжкам знаю, а он «свистит», понял? Мы специально к эксплуатационникам в порт ходили, чтобы нам его рейсы показали, а ты думал?
Как я был разочарован! Ведь я верил, верил, что вот входит корабль в Гамбург, а на мостике — наш Петров, сухонький, в «морском реглане» — он и лекции читал, не снимая его, — с большим биноклем на груди, и мы первые, кто слышит мастерский рассказ бывалого моряка о глубинах и портовых сооружениях, причалах и пирсах, гинтерланде и аванпортах, обычаях и традициях далеких морских ворот в далекие страны. А оказывается, это, как выразился «старик», «свист»! Я перестал посещать лекции; не сговариваясь со мной, перестал их посещать и Григорий Шелест. Девчонки все равно запишут, и ладно, дня два почитаем и сдадим.
И вот теперь Петров объявил, что ни Григорий, ни я ему не сможем сдать… А то, что это была не пустая угроза, показал беспощадный разгром, который он учинил пятикурсникам, изучавшим его предмет одновременно с нами. Из тридцати человек не сдал ни один! Было отчего приуныть.
Вместе с Григорием мы пошли в институтскую библиотеку, но как ни рылись в каталоге, ничего подходящего не обнаружили. Конспекты нас не устраивали; девчонки так увлекались звуками голоса Петрова, красотами его загадочного стиля, что ничего путного не записали и сейчас сами дрожали в ожидании экзамена.
В задумчивости Григорий раскрыл один из томов Большой Советской Энциклопедии и вдруг вскрикнул:
— Мишка, смотри! Смотри, что написано… «Париж, Руан, Гавр — это лишь один город, главной улицей которого является Сена», — так сказал Наполеон!' — прочел Григорий, торжествуя.
«Так сказал Наполеон…»
Ключ к Петрову был найден… Источником его «морской эрудиции» были вполне «сухопутные» тома с красными корешками и тремя буквами БСЭ. Мы тут же разложили конспекты и стали сравнивать. Совершенно точно, совпадения не оставляли сомнений в правильности нашего открытия. Те же выражения, цитаты, те же цифры, но как это все красиво звучало в устах Петрова и как сухо выглядело здесь.
— Вот что, Гриша, — сказал я, — он нас еще сильней «завалит», если мы просто так будем отвечать, Нужно точно по энциклопедии — это раз, а потом в его же стиле, нахально в его стиле, с подъемом, пусть знает наших! По рукам?
Три дня и три ночи мы провели над энциклопедией. Кто-нибудь из нас брал том, например содержащий статью «Испания». В этой статье мы находили список главных портов, до сих пор помню на память: Барселона, Валенсия, Кадис, Виго, Бильбао, Ла-Корунья, Аликанте, Альмерия, Хихон, Понтеведра, Эль- Ферроль и Картахена… Звонкие волнующие названия с привкусом маслин, кастаньет и настоящего рома.
Заполучив в свои руки список портов, мы теперь находили описание каждого порта в отдельности. И читали друг другу до одурения глубины и оснащенность, на память заучивая отдельные исторические сведения, высказывания тех или иных авторитетов. Мы трудились подвижнически, и вот, наконец, наступил день экзамена.
— Вы осмелились прийти? — спросил Петров, когда мы переступили порог аудитории. — А собственно, кто вы такие? Я что-то не помню таких студентов…
Мы назвали себя.
— Мельников? Шелест? Принесите записку от декана, своих студентов я знаю…
Мы покорно вышли из аудитории, получили в деканате разрешение, вернулись обратно.
Петров рассеянно слушал ответ какого-то студента. Тот замирающим от волнения голосом что-то однотонно, до уныния однотонно, ему рассказывал.
— Придете в следующий раз, — сказал ему Петров, возвращая зачетку.
В аудиторию постепенно начал собираться народ, и наши и пятикурсники. Кто-то сообщил, что Мельников и Шелест дают Петрову бой, и это известие моментально облетело институт. Ребята смотрели на нас с сожалением. Нашли, с кем связываться, с Петровым! Только в глазах наших скромных «старичков» мы читали участие и поддержку.
— Берите билеты, — сказал Петров. — Даю вам… — он задумался, — даю вам по тридцать минут на подготовку!
— А мы можем отвечать без подготовки, — сказал Григорий неожиданно. — Правда, Мельников?
— Я думаю, что сможем отвечать и так, без подготовки, — с деланным спокойствием подтвердил я, а у самого в голове пронеслось: «Только бы досталась Индия, только бы Индия».
Я взял билет. Первым впросом стояло: «Индия, общий экономический обзор, основные порты и коммуникации».
Я подошел к столу, на котором лежал огромный английский морской атлас, и, раскрыв его, начал говорить немного нараспев, задрав голову кверху, стараясь как можно более точно походить на самого Петрова:
— Индия… Когда я слышу слово «Индия», я вспоминаю известное высказывание д'Аржансона, министра короля Франции Людовика Четырнадцатого:
«Мы имеем в Индии владения, которые я отдал бы за булавку…» Только купеческая аристократия Сити могла оценить значение Индии… — начал я, и мое обостренное желание во что бы то ни стало сдать этот экзамен «со звоном», оживленные лица студентов, трехдневная «энциклопедическая страда» сделали свое дело.' Я был в состоянии экзальтации и, как потом уверяли ребята, повторил слово в слово лекцию Петрова, которую мы с Григорием пропустили. Петров был ошарашен. Я ответил на второй вопрос и на третий. Потом отвечал Григорий. Ему попался Руан, Руан, с которого все и началось, и он так же, как и я, немного нараспев, начал свое изложение со слов Наполеона: «Париж, Руан, Гавр — это лишь один город, главной улицей которого является Сена». Потом Петров долго «гонял» нас по английскому атласу, заставив несколько раз совершить кругосветное путешествие на кораблях различной осадки и различных мореходных
