Малыш был завернут в голубое одеяло, крохотное личико едва видно. И сердце Кэсси мгновенно растаяло. Она почувствовала связь с ним, едва увидев его, и желание заботиться и защищать захватило ее полностью.
– Что вы имели в виду, когда говорили, что не знаете, где Ева? – Кэсси выпрямилась.
– Она продала его мне за десять тысяч долларов и уехала.
Кэсси понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он сказал.
– Вы серьезно?
– Привезла, подписала бумагу, получила чек и исчезла.
Кэсси сидела на софе, держа руку на краю кроватки с младенцем, а Хит рассказывал, что произошло.
– И что вы об этом думаете? – спросила Кэсси, когда он закончил. – Похоже, она была не в себе.
– Определенно. Но я не могу, Кэсси, претендовать на знание ее чувств. Я просто твердо знаю: это – мой сын. И он нуждается в моей заботе.
– Да. Это самое главное. – Она смотрела на крошечное личико и не могла отвести глаз. – Сомневаюсь, что бумагу, которую Ева подписала, примут в суде.
– Я тоже сомневаюсь. Но надо начинать действовать. Необходимо показать его педиатру. Необходимо сделать свидетельство о рождении. И чем скорее, тем лучше. И ему нужно имя.
Малыш открыл глаза. Кэсси улыбнулась.
– Тебе нужно имя, правда, сладкий пирожок?
– Даниэл. Даниэл Патрик. – Хит вынул младенца из кроватки.
– Очень мило. Оно что-то значит?
– Это имя моего отца. До того как он превратился в хиппи и стал называть себя Джорни.
– Так вы дитя хиппи? – рассмеялась Кэсси.
Хит не сразу отреагировал на ее слова, а несколько секунд разглядывал ее. Она не сумела понять, почему.
– Правильно, – наконец сказал он. – А мама называет себя Кристалл. Они живут в коммуне в Нью- Гэмпшире.
– Вы там выросли?
– Да. Я не мог дождаться, когда уеду в колледж. – В голосе Хита чувствовалась нежность. – Они на макробиотической диете, – добавил он.
– Это цельные зерна и сырые овощи, да?
– Это – картон.
– Я люблю стейки, – улыбнулась Кэсси.
– Я тоже. И заказываю их.
Даниэл завозился. Кэсси сжала руки. Ей так хотелось подержать его, а Хит не предлагал. Тогда она нагнулась над малышом и запела: «Ты веселый паучок…»
– Не надо!
– Не надо что? – Удивленная его страстным тоном, Кэсси села на место. Малыш жалобно хныкал.
– Петь.
– Почему не надо петь? Младенцы любят пение. Это их успокаивает.
– Я не обязан объяснять. – Хит пытался укачать сына, но тот крутился и капризничал.
– Может быть, он голодный? – спросила Кэсси, озадаченная поведением Хита.
– Он выпил целую бутылочку прямо перед вашим приездом.
– Может быть, ему надо поменять памперсы? Хотите, я проверю?
Хит не ответил, и Кэсси посмотрела ему прямо в глаза. Он боится довериться мне, поняла она.
– Я хорошо позабочусь о нем, – ласково проговорила она.
– Да. Ладно, – пробурчал Хит после десяти секундного разглядывания Кэсси.
Кэсси взяла малыша, и Даниэл устроился у нее на руках, будто там ему и место.
Будто там ему и место.
Кэсси не говорила о чувствах. Но ей пришлось сморгнуть слезы, когда любовь к этому совершенно незнакомому существу переполнила ее. Беспомощный маленький мальчик. Мама бросила его. А отец так хотел все делать правильно. Но для этого ему надо снова раскрыть сердце и душу. Научиться смеяться и жить среди людей. Вернуться в мир. Даниэл не должен расти отшельником, потому что его папа выбрал такую жизнь.
– У вас есть памперсы? – спросила она.
– В детской. Идите за мной. – Хит провел ее через холл в спальню, такую яркую и солнечную, что Кэсси показалось, она попала в другой дом.
