— Пусть вы оба, — сказала Татьяна.
И мы опять засмеялись. А сзади Апологий сказал:
— Переговоры прошли в теплой и дружественной обстановке. Целуйтесь.
Я обернулся и по привычке чуть не дал ему по шее, но вовремя удержался.
— Это я так, — дружелюбно сказал Апологий. — Шу-тю. Между прочим, вы Балашовым интересуетесь? Я могу вам кое-что сообщить.
— А ты откуда знаешь? — подозрительно спросила Машка.
— Я все знаю.
— Ну? — спросили девчонки.
Звонок не дал нам договорить.
На уроке я тихо спросил Машу, кто такие Монтекки и Капулетти.
Она почему-то покраснела и сказала:
— Это Ромео и Джульетта.
Больше я ничего не спрашивал. Про Ромео и Джульетту я кино видел. И вообще. Я сидел, уткнувшись в учебник, а на Машу боялся посмотреть. И она уткнулась в учебник. Два раза я наткнулся на взгляд Г. А. — Герки. Он смотрел как-то странно, будто хотел что-то понять и никак не мог. Ну и пусть его смотрит!
А на следующей перемене меня сразу окружили «рохлики». Гринька слегка прихрамывал, и одно ухо у него было красное и пухлое, как помидор. «Рохлики» были злые.
— Видал? — спросил Матюшин и ткнул пальцем в Гринькино ухо. Гринька заверещал. Я не выдержал и засмеялся.
— Он еще смеется! — закричал Гринька.
— Знаешь, кто его отделал? — спросил Петька.
— Твои дружки, — сказал Матюшин, — Фуфло и этот, как его… Хлястик.
— Какие они мне дружки? — спокойно спросил я.
— А кто своего кабысдоха на нас натравил?! — заорал Петька.
— Вы что, ребята? Повидло просто еще дурак необученный. Он не понял, на кого кидаться надо. А я… так я просто хотел сказать, что с ними по-другому нужно. Просто…
— Все у него просто, — сказал Матюшин.
— Да! — сказал Гринька. — А у меня нога и вот… ухо.
— Здорово отдули? — спросил я, пожалев Гриньку.
— Здорово, — грустно сказал Гриня. — Затащили в подворотню и отдули.
— Ну, ладно! — сказал я. — Дождутся они!
И я пошел к Татьяне, Маше и Апологию, которые ждали меня в конце коридора.
— Эти подонки вчера Гриньку избили, — сказал я.
— Это уж… это уж… — забормотала Маша.
— Погоди, — сказала Татьяна. — Логий, повтори, что ты нам рассказал.
Хм-м… Логий. Это, пожалуй, лучше, чем Апик.
— Я вчера видел Веньку, — сказал Апологий и затрясся, но меня это уже не злило, я только отвернулся, даже и не отвернулся, а просто скосил глаза, чтобы не смотреть. А Маша скосила глаза в мою сторону.
— Где ты его видел? — спросил я.
— На Моховой.
— Одного?
— Нет. Фуфло с ним был и еще какой-то парень.
— Черный?
— Белобрысый. Маленький, но такой… квадратный.
— Тот! — сказал я.
— Какой «тот»? — спросила Маша. — Тот черный.
— Это другой, — сказал я. — Куда они шли?
— Они шли в подвал, — сказал Логий. — Там дом такой есть…
— Когда это было? — перебил я.
— Часов в шесть.
«Значит, это было до того, как я Фуфлу искал, — подумал я, — тогда в подвале уже никого не было».
— А дальше что? — нетерпеливо спросила Татьяна.
— Н-не знаю, — сказал Апологий.
— А может, там, в подвале… Веньку… — Маша испуганно зажала рот ладошкой. — А мы тут разговариваем, разговариваем… Пошли!
— Куда? — спросила Татьяна.
— Туда… в подвал! — сказала Маша, и глаза у нее стали круглыми.
— Я там был, — нехотя сказал я. — Никого там не было.
Они обе уставились на меня и спросили хором:
— Когда?
Пришлось рассказать, что со мной в этом подвале случилось. Они тихонько ахали и смотрели на меня с уважением. Но когда я кончил рассказывать, Татьяна вдруг возмутилась, и Машка ее поддержала. Они начали кричать, почему я никому, например отцу, не сказал, да как я мог молчать, да зачем я им сразу не рассказал и так далее. Я разозлился.
— Сама же с меня слово взяла, — сказал я, когда они прокричались.
— Так ведь это уже тебя касалось, а не Веньки, — сказала Маша.
— А это все время меня касалось, — сказал я.
Они опять уставились на меня. Я хотел им рассказать про мой разговор с батей сегодня утром, и про то, что всю ночь его не было. Но не стал рассказывать, чего уж там…
А на последнем уроке в классе появились завуч Рената Петровна, Маргоша и… капитан милиции товарищ Воробьев в новенькой форме.
Когда все расселись, Рената Петровна постучала ладошкой по столу и сказала:
— Мы пришли нарочно до звонка. Чтоб вы не разбежались. Случилось очень серьезное, очень чрезвычайное, очень неприятное происшествие. Вот, товарищ капитан нам расскажет. А вы слушайте и делайте выводы.
Она укоризненно покачала головой и села.
«Ну, так, — подумал я, — вот и домолчался ты, Половинкин». Я посмотрел на Машу. Она сидела, выпрямившись, а руками прямо вцепилась в парту. Лицо у нее было бледное, и она глаз не сводила с капитана. А Татьяна, наоборот, раскраснелась, положила один кулак на другой, а подбородок уткнула в кулаки и тоже смотрела прямо в глаза капитану. У меня внутри все дрожало, и мне даже казалось, что я весь начал трястись, как этот… Логий.
Капитан Воробьев встал, одернул мундир, обвел нас всех взглядом и сказал:
— Один ваш товарищ попал в беду. Сейчас он находится в больнице с тяжкими… с довольно тяжкими телесными повреждениями.
Ребята загудели.
Герка Александров быстро оглядел весь класс, высматривая, кого нет, и, заметив, что нет Веньки, кивнул головой — дескать, ясно кто. Мне хотелось запустить в него чем-нибудь, но я сдержался. Сердце у меня колотилось, и я представлял себе всякие страшные картины. Подвал и… Веньку.
— А что случилось-то? — спросил Коля Матюшин. — Под машину попал, да?
— Кто попал под машину? — закричал Петька.
— Не перебивайте, — строго сказал капитан Воробьев. — Я все изложу. Под машину никто из вас пока не попадал. К счастью. И, надеюсь, не попадет. В больнице лежит ваш товарищ, — капитан достал из кармана бумажку и посмотрел в нее, — ваш товарищ Вениамин Балашов, тысяча девятьсот пятьдесят
