да и многие формулы никуда не исчезли. Нужно только поработать — может, с недельку, и все будет восстановлено. Вы согласны сотрудничать?
Церангевин тяжело перевел дыхание. Самообладание вдруг оставило его, на лбу выступили капли пота. Он облизал губы.
— Вы согласны? — повторил он. — Нам останется только отыскать девчонку и завершить эксперимент…
Кхачковяр больше не слушал его.
Он повернулся к гномам:
— Обвиняемый полностью доказал свою разумность. Он признан словесным и многословесным. Он во всех подробностях продемонстрировал злокозненность своего интеллекта. По закону военного времени, я приговариваю его к смертной казни.
Вдруг стало тихо. Несмотря на все свирепые разговоры о пытках и казнях, кхачковяр на самом деле еще никого не приговаривал к физической расправе. Максимум — к тяжелым работам, которые все равно пришлось бы выполнять, так или иначе.
Булыган растерянно спросил:
— А… что нам с ним сделать, кхачковяр?
— Повесьте его высоко и коротко! — сказал кхачковяр. — И закончим на этом. Уберите его отсюда. Навсегда.
Слуг Церангевина кхачковяр выслушивал внимательно, а потом задавал им один-единственный вопрос:
— Хотите остаться?
Некоторые очень хотели, другие — совсем не хотели. Этих кхачковяр беспрепятственно отпускал.
Когда посреди очередного допроса прибежал взволнованный гном с черно-желтой бородой и зашептал кхачковяру на ухо, тот нахмурился.
— Ступай, — обратился он к садовнику, который многословно изливал свои соображения касательно неправильного способа подрезания кустов, с которым следовало бы бороться с самого начала. — Ступай, займись цветами.
— Я могу остаться? — просиял садовник. — А то, говорят, тут всех… либо того, — он выразительно ткнул себя в шею, — либо за ворота и иди куда хочешь.
— Вот и иди куда, хочешь, — сказал кхачковяр нетерпеливо. — Хочешь на кухню поесть, хочешь к себе в комнату — отдохнуть. А хочешь — в сад. Потом поговорим.
— А если я не хочу больше говорить? — пробурчал садовник.
— Убирайся! — заорал кхачковяр, багровея. — Слов не понимаешь?
— Так бы и сказали, — ответил садовник невозмутимо и удалился.
— Веди, веди их сюда, — обратился кхачковяр к гному.
— Они прямо к Церангевину шли, — сообщил гном. — Нарочно. Я ничего не понял.
Арилье с девочкой заставили бежать.
— Скорее, кхачковяр торопит, — кричал гном. — Перебирайте ногами! Что вы ползете, как гусеницы? Живо!
Кхачковяр сидел неподвижно, только сжимал кулаки — это выдавало его волнение.
Когда пленники предстали перед ним, он распорядился:
— Мужчина пусть встанет на колени, чтобы быть вровень с гномами, а девочка может стоять прямо.
Арилье неловко опустился на колени. У него уже начинали болеть ноги.
Енифар набычилась и уставилась прямо на кхачковяра.
— Я сама пришла, — заявила она. — Делайте ваше дело. А его отпустите. Он просто меня охранял. — Она кивнула на Арилье. — А то тут некоторые очень хотели нас убить.
— Как тебя зовут? — спросил кхачковяр, наклоняясь к девочке.
— Енифар!
— Ты — дочь Джурича Морана?
— Ну да, — сказала Енифар. — По-моему, я вам об этом уже полчаса толкую.
— А он?
— Он Арилье. Он мой брат.
— Тоже ребенок Джурича Морана? — нахмурился кхачковяр.
Енифар вдруг фыркнула:
— Ну да, как же! Ребенок! У троллей братьями называют тех, кто близок по душе, кто женился на родственнице, кто съел бабушку… в общем, много кого. Вот если Арилье женится на моей матери, — тогда он, наверное, больше не будет моим братом.
— А что твоя мать?
— Это ее надо спрашивать. Может быть, она до сих пор любит моего отца. Я ведь не знаю.
Кхачковяр повернулся к желтобородому гному:
— Развяжи им руки. Обоим. Они не пленники, они гости.
— Это точно? — насупился гном.
— Делай, что велят! — прикрикнул кхачковяр. — Я установил их словесность, подсудность и невиновность. Отведи дочь Морана к Геврон. Поручи ее особым заботам.
— Госпожа Геврон с ног сбилась.
— Хотел бы я посмотреть на того, кто собьет с ног госпожу Геврон! — хмыкнул кхачковяр.
— Много есть желающих, но она упряма, — осклабился гном. — Не пойду, говорит, замуж ни за что.
— Если выходить замуж за что попало, то костей не соберешь, — сказал кхачковяр.
— Так ей и никто не нравится.
— Стало быть, не нравится. Ее вольная воля, — заметил кхачковяр. — Мужчинам остается лишь покоряться.
— Да, госпожа Геврон — она… — мечтательно вздохнул гном. Он развязал руки Енифар и обратился к девочке: — Идем, о тебе позаботятся. Хочешь, я отнесу тебя на руках?
Енифар прищурила глаза:
— А не надорвешься? Троллихи тяжелые.
— Ничего, я попробую.
Он усадил ее к себе на плечи и побежал, сильно топая толстыми кривыми ногами.
Арилье потирал запястья.
— Туго вяжут ваши мастера, кхачковяр.
— Так кем ты ей приходишься?
— Она ведь сказала — братом.
— Ты не похож на тролля.
— Мало ли кто на кого не похож. Я ее брат.
— Зачем вы пришли в Калимегдан?
— Чтобы умереть.
— Это шутка?
— Я похож на шутника?
— Мало ли кто на кого не похож… — Кхачковяр вздохнул. — Ладно, Арилье, захочешь — потом расскажешь всю историю, от начала до конца. Не буду тебя торопить. Время есть.
— Как прикажете, кхачковяр.
— Можешь называть меня Николай Иванович, — дозволил кхачковяр.
