Остроумие Бастиа не осталось незамеченным в экономическом мире, но его частная жизнь была поистине удручающей. Он родился в Байонне, рано осиротел и, что самое печальное, подхватил туберкулез. Отучившись в университете, он решил было заняться бизнесом, но вскоре обнаружил, что его голова совершенно для этого не приспособлена. Попытка занятия сельским хозяйством закончилась не лучше: сразу вспоминается исполненный благих намерений граф у Толстого: чем сильнее он вмешивался в управление родовым поместьем, тем хуже шли дела. В мечтах Бастиа видел себя героем, но у его военных свершений есть отчетливый привкус донкихотства[147]: когда в 1830 году Бурбонов изгнали из Франции, Бастиа собрал шесть сотен молодых людей и повел их на штурм цитадели роялистов — победа должна была быть достигнута любой ценой. Но и тут его ждала неудача: обороняющиеся быстро спустили флаг и пригласили всех внутрь разделить с ними праздничное пиршество.
Он был словно обречен на вечное разочарование. Но у медали оказалась и другая сторона. Вынужденное безделье заставило Бастиа обратиться к экономике, он начал изучать и обсуждать злободневные сюжеты. Сосед по деревне уговорил его перенести свои мысли на бумагу, в результате чего Бастиа написал статью о свободе торговли и отправил в один из парижских журналов. Ее напечатали, и на следующее утро скромный провинциальный ученый проснулся знаменитым.
Он перебрался в Париж. Некто де Молинари писал:'У него не было времени прибегнуть к услугам парижских шляпных мастеров или портных; с длиннющими волосами, в крошечной шляпе, мешковатом сюртуке и с фамильным зонтиком в руках он вполне мог сойти за честного крестьянина, что впервые прибыл в город, чтобы поглазеть на столицу'[148].
Как бы то ни было, перо этого деревенского эрудита кусалось, и довольно больно. Каждый день он просматривал газеты, на страницах которых французские депутаты и министры выступали с эгоистичными и откровенно корыстными предложениями, а затем писал ответ, да такой, что весь Париж сотрясался от хохота. К примеру, после того как в 1840 году палата депутатов ввела более высокие пошлины на все иностранные товары во благо французской экономики, Бастиа разродился истинным шедевром экономической сатиры:
Мир не видел более прочувствованной защиты свободной торговли, и ничего, что защита эта была довольно фантастической. Бастиа не удовлетворялся лишь протестами против протекционистских тарифов: этого человека искренне смешили любые проявления экономической глупости. Когда в 1848 году социалисты начали проповедовать свои идеи о спасении мира, апеллируя скорее к чувствам, нежели к разуму, Бастиа использовал то же оружие, что и в противостоянии с прошлым режимом.'Государство, — писал он, — это громадная фикция, посредством которой все стараются жить за счет всех'[150].
Но его излюбленной мишенью, самым ненавистным'софизмом' было поощрение жадности отдельных людей посредством протекционистских тарифов, якобы служивших'благу народа'. Как же ему нравилось разоблачать внешне благовидные рассуждения с призывом к установлению торговых барьеров под маской либеральной экономики! Стоило министерству выступить с предложением поднять импортную пошлину на ткань ради 'защиты' французского рабочего, Бастиа ответил великолепным парадоксом.
Несмотря на едкую, проницательную иронию, его возражения редко приносили практические плоды. Однажды он отправился в Англию на встречу с лидерами движения за свободную торговлю и по возвращении на родину основал подобную ассоциацию в Париже. Она просуществовала лишь восемнадцать месяцев — талант организатора в Бастиа так никогда и не проснулся.
