вот мы и приехали на вечеринку, – сказал Ламар.
Ричарду выпало сыграть свою первую роль.
– Как только эта старая фермерша увидит меня, она сразу бросится к телефону и позвонит шерифу округа, не ниже. В моей морде есть что-то такое, чего почти все пугаются. А ты, Ричард, совсем другой, на тебе нет татуировок, у тебя тело как у девушки, видно, что ты и мухи не обидишь. Поэтому в дверь будешь стучать ты. Когда войдешь – впустишь нас, а потом твоя задача – сделать так, чтобы старик не успел схватиться за оружие.
Они проехали половину дороги, ведущей к ферме, и остановились. Ричарду был хорошо виден дом, свет в его окнах. Дом стоял посреди скотного двора, рядом с домом высился то ли амбар, то ли коровник. Все вместе очень смахивало на рождественскую открытку. Ричард предпочел бы видеть здесь нищету, хоть какие-нибудь признаки сельского декаданса, это позволило бы ему оправдать то, что задумал Ламар. Но, увы, нищеты не было. Все выглядело очень красивым и богатым, в облике двора и дома была какая-то продуманная небрежность. Ферма была очень похожа на потемкинскую деревню.
Оделл отстал. Он должен был появиться в арьергарде у Ламара, замыкая колонну атакующих. Было около десяти часов вечера. Почему это старики не ложатся спать, ведь уже так поздно.
– Т-ты не убьешь их, если в этом не будет нужды? – спросил Ричард.
– Клянусь тебе, что нет, – сказал Ламар. – Я не такой подонок. Но ты понимаешь, нам нужно его оружие. Представь себе, что нас догонят легавые. Что нам делать? Возвращаться в тюрягу? Чтобы ниггеры нас прикончили? Они прикончат и тебя. И даже Оделла. Ну уж нет, мы не можем допустить, чтобы это произошло.
– Хорошо, ты меня убедил.
– Положись на меня, – заверил его Ламар.
Фигура Ламара растворилась в темноте. Ричард стоял один среди ночной тьмы, тяжело дыша и слыша, как в кронах деревьев завывает ветер и как то тут, то там раздается пронзительный крик какого-нибудь маленького животного, происходит какая-то возня. Среди ночи мелкие твари тоже дрались и умирали за право жить. Ночь была безлунна; небо, как пшеничное поле колосьями, было усеяно звездами. Они падали с неба, как огненный дождь, и мерцали, как мелкие, размером с булавочную головку, вспышки древнего огня. Ричарду захотелось помочиться, но он не смел ослушаться Ламара. Он сосчитал в уме до трехсот и пошел к дому Степфордов.
Приблизившись к дому, он увидел старика, который сидел в кабинете, окруженный чучелами убитых им животных; у стены Ричард увидел стеклянную пирамиду с оружием. Нигде не было видно пожилой женщины, но в окне второго этажа голубым светом отражался от потолка экран телевизора.
Ричард помолился, чтобы в доме не оказалось внуков или других гостящих родственников.
Он постучал в дверь. «Может, они окажутся умнее, чем мы рассчитываем, – подумал Ричард. – Кто же открывает дверь незнакомым людям темной ночью в наше неспокойное время? Может быть, они догадаются вызвать шерифа или возьмутся за ружья и выгонят вон незваных гостей». Он постучал еще раз, молясь о том, чтобы ничего не произошло.
Дверь широко распахнулась.
– О, привет, – сказала пожилая женщина.
– Э-э, привет. Видите ли, я учитель рисования из Оклахома-Сити, у меня сломалась машина, я бросил ее на дороге недалеко от вашего дома. Может, вы позвоните в ремонт автомобилей? Я подожду у двери и не стану заходить.
– И будете торчать тут на холоде? Да вы что, я даже слушать это не хочу. А ну, заходите в дом. Тоже придумал глупость – он подождет. Как бы не так. Входите, обогрейтесь, а пока разберетесь с ремонтом вашей телеги, может, и кофе выпьете?
В открытую дверь неслышно, как кошка, проскользнул Ламар. Его огромное тело, казалось, поглотило пожилую женщину. Он зажал ей рот, она не успела даже вскрикнуть. Ламар приставил лезвие к ее горлу, и Ричард отчетливо увидел, как блестящая сталь вдавилась в белую, дряблую старческую кожу. Она судорожно всхлипнула, ее полные отчаяния глаза встретились с глазами Ричарда. Во взгляде старухи, в ее широко открытых от ужаса глазах была мольба о пощаде. Ричард вздрогнул и отвернулся.
Дом сотрясся от двух громовых ударов, и Оделл, по какой-то неведомой и причудливой прихоти снявший рубашку, с мокрыми, откинутыми назад рыжими патлами вломился в прихожую с топором в руках. Он остановился, посмотрел на потолок, завыл, как воют, глядя в небо, волки, и Ричард, придавленный к полу странным обаянием происходящего, со сладким ужасом наблюдал, как из груди охваченного восторженным экстазом Оделла рвется этот страшный крик. Все тело громадного ребенка содрогалось в каком-то диком экстазе. Все демоны его души оказались на свободе, и он носился по комнатам в сумасшедшем танце. Оделл ворвался в кабинет, где старик, взглянув на него, впал в странное оцепенение, а затем съежился, словно ожидая удара от этого полуобнаженного огромного мужика с топором.
– Оружие, Ричард, – скомандовал Ламар.
Ричард кинулся к пирамиде. Его остановила стеклянная дверца. Внутри, сверкая, лежало бездействующее до поры сокровище. Ричард разглядел желтые и зеленые коробки с патронами, аккуратно сложенные в углу шкафчика. Он подергал за ручку, но пирамида оказалась запертой. Это его озадачило, но недоумение улетучилось, как только стекло взорвалось перед ним дождем осколков: Оделл изо всех сил шарахнул по пирамиде топором.
– Откыл, – сказал Оделл, еще раз со всей своей исполинской силой взмахнув топором.
Ричард отпрянул. Следующий удар снес дверцу с петель, и Оделл жадно схватил со стойки длинноствольное ружье и коробку с патронами и начал лихорадочно вставлять в ствол красные гильзы. Хорошо смазанный ствол щелкнул с каким-то маслянистым звуком, когда Оделл выпрямил ствол и передернул затвор.
– Уки вейх! – приказал он.
Но старик не подчинился. Он сидел на месте, его тело сотрясала крупная дрожь. Он был буквально сражен шоком от сознания того, что какие-то несколько мгновений полностью искорежили его жизнь.
Ламар опрокинул старуху на пол и подошел к пирамиде посмотреть на добычу.
– О черт, – процедил он сквозь зубы. – Это же дробовики! Дробовики! У тебя есть пистолеты? Едрена мать, да что с тобой творится, старый говнюк?
В остервенении он пнул ногой пирамиду. Потом, остыв, взял со стойки ружье, зарядил его и, подняв стволом кверху, выстрелил.
Раздался оглушительный, ужасный грохот.
Ричард никогда не слышал, как вблизи стреляют из огнестрельного оружия. Гром выстрела больно ударил его по ушам. Боже, как громко! С потолка на Ламара, улыбавшегося от сознания своей очередной победы, дождем посыпалась штукатурка. Оделл весело кружил по комнате, время от времени круша топором предметы обстановки. Оба старика, прижавшись друг к другу, сидели на диване. Женщина плакала на плече своего старого мужа.
В этот момент Ламар обернулся к ним:
– Я-то думал, что ты охотник, а ты, оказывается, просто старый мудак. Ты! Я с тобой говорю. Ты что, хочешь, чтобы я выдрал кишки из твоей старой сучки? Отвечай мне, козел!
Старик сверкнул на него глазами:
– Я перестал охотиться на оленей в прошлом году и продал все свои ружья центрального боя. Я…
– Что – ты?
– Я убил больше сотни оленей, двух сохатых, трех медведей и американского лося. Я решил, что с меня хватит крови.
– Слушай, ты, вонючка! Мне нужны ружья центрального боя! Автоматическая винтовка! «Беретта»! Кольт! «Магнум»! Ты, старая крыса, я не стану сам мараться о твою тощую задницу, я отдам ее Ричарду. Ричард, если он не скажет, где его пистолеты, трахни его в задницу. Ты меня слышишь? Трахни его в жопу, а потом трахни в задницу его бабку.
– Скажи ему, Билл, – взмолилась женщина.
– Я не могу, – ответил старик.
– Скажи ему, Билл, – повторила женщина.
– Если я это сделаю, он возьмет их и станет дальше убивать людей. Нас он убьет в любом случае. Мы уже покойники. Все остальное не имеет значения. – Он повернулся к Ламару: – Ты знаешь, в сорок четвертом году много молодых блондинов старались убить меня. Они летали в самолетах, которые назывались «мессершмиттами». Но я бомбил их заводы, убивал их жен и детей, рушил всю их мерзкую страну. Так вот, ты такой же, как они, ты из них, тюремный подонок. Давай, действуй. Трахни меня и мою старую жену. Ты можешь замучить нас до смерти, но запугать меня у тебя не выйдет.
Впервые в жизни Ламар почувствовал себя неуверенно.
– Ричард? Слышишь, что он сказал? Герой недоделанный. Оделл?
– Это братья Пай, – обратился старик к жене. – Редкостные мерзавцы, отбросы. Здоровое общество должно было бы их казнить много лет назад. Так что катись ко всем чертям, Ламар Пай, и ты, простачок, да и ты, маленький гомосек.
– Я не гомосек, – сказал Ричард.
Старик плюнул в Ричарда.
Ричард мгновение разглядывал плевок на своей рубашке. Потом взглянул на старика. Это был один из тех старомодных худощавых типов: кости, обтянутые кожей, голубые глаза горят яростью. Это был один из тех, кто привык вставать в четыре часа утра и целый день задавать чертей всем домашним. Вероятно, в банке на его счету лежал миллион долларов и он свято верил, что сможет унести их с собой на небо. Видимо, его дети втайне ненавидели его, так же как Ричард втайне ненавидел своего отца. Но так же, как Ричард, его дети никогда не осмеливались открыто выразить свое недовольство.
– И ты собираешься простить ему это? – спросил Ламар.
«Почему он так сделал?» – подумал Ричард.
– Ты не должен спустить ему это. Старику, у которого есть пара дробовиков и который воображает себя героем. Сломай его, мальчик.
– Он боится, – произнес старик. – Я носом чую, как он дрейфит. У него в подштанниках
